— Ник Хаммер. Человек, о котором я только что думал.

Это слова, которые я не хочу слышать из его уст.

— Правда?

Он энергично кивает и потирает руки, когда лифт начинает двигаться вниз.

— На прошлой неделе я много думал о нашем разговоре о шоу. И я думаю, у меня есть способ решить этот вопрос.

Я напрягаюсь.

— Ладно, — я жду, пока он скажет больше.

— Но знаешь что? Я просто подожду встречи с Тайлером Николсом на следующей неделе и откровенно все ему расскажу. Сделаю это сюрпризом для него и для тебя тоже, — он приподнимает брови со злобным блеском в глазах. — Я люблю сюрпризы, а ты?

— Это когда женщина надевает красное боди под пальто? Такого рода сюрпризы? — я невозмутим.

Он кладет руку на живот и смеется, когда лифт останавливается на нужном этаже.

— Вот именно за это мы платим тебе большие деньги, — он выходит, придерживает рукой двери лифта и просовывает голову внутрь. — Разве не так?

— Да. За шутки про красное боди, — бормочу я, когда он уходит.

Как только добираюсь до вестибюля, я набираю Тайлера и вкратце все ему рассказываю.

— О каком сюрпризе он говорит?

— Я встречусь с ним через неделю, — успокаивает меня мой адвокат. — Не сомневаюсь, что он просто красуется перед нашими переговорами. Это его стиль. Он похож на кошку, которая играет с едой, прежде чем ее съесть.

Я съеживаюсь.

— Ты только что сравнил меня с едой для кошек?

Тайлер смеется.

— Все прозвучало совсем не так. Но послушай, мужик, мы все решим. Просто сходи на коктейльную вечеринку через пару дней, продолжай улыбаться, а мы позаботимся о шоу, когда увидим Джино через неделю.

Легче сказать, чем сделать.

Потому что шоу заботится обо мне. Оно дарит мне эту жизнь в Нью-Йорке, дом, которым я владею, даже рубашку, которую я ношу. У меня есть все, и я не хочу просрать все это.

Вот кто я. Это часть меня.

Но когда Харпер присылает мне адрес места нашего свидания, о шоу я думаю в последнюю очередь. Почему, черт возьми, мы должны встретиться в квартале от дома Спенсера и Шарлотты?

Харпер ждет меня на углу Кристофер-стрит и Седьмой-авеню в черных туфлях на каблуках, ярко-розовой куртке, крепко завязанной на талии, серой юбке и черных чулках. Я сразу же решаю, что на них есть бантики, куда крепятся подвязки. Потому что, конечно же, она носит подвязки. И, естественно, я буду возбужден весь оставшийся вечер. И, очевидно, я не хочу, чтобы наше свидание проходило в квартире Спенсера.

Я подхожу к ней и кладу свою руку на ее плечо.

— Помнишь, я сказал, что мне все нравится? Я собираюсь изменить это. Мне абсолютно не нравится тусоваться в квартире твоего брата.

Она усмехается.

— Расслабься. Мне просто нужно покормить Фидо. Дом Спенсера находится рядом с тем местом, где я запланировала наше свидание, и я решила, что мы сможем сделать это по пути.

Она поворачивается и идет к его дому. Я присоединяюсь к ней, оглядывая знакомое здание обители моего лучшего друга с возрастающей тревожностью, когда мы проходим мимо кофейни, обувного магазина и соседнего кирпичного дома.

Когда мы подходим к его двери, это скрытое ядро вины проталкивает себе путь наружу. Когда мы заходим в лифт, оно сдавливает мне грудь.

— Харпер, я дерьмово себя чувствую от того, что вхожу в дом твоего брата вот так.

— Как так?

— Ты знаешь. Мы ведь делаем кое-что, — говорю я, указывая сначала на нее, а потом на себя.

— Он уехал на неделю в свой медовый месяц, и мы не делаем ничего плохого.

— Я знаю, но ты — его сестра. А я — его друг. И я перехожу черту.

Харпер склоняет голову набок.

— Ты хочешь остановиться? — спрашивает она с волнением в голосе.

— Не больше, чем хочу забить двенадцатисантиметровый гвоздь себе в голову.

Она вздрагивает, когда лифт приезжает на нужный этаж и двери открываются.

— Ауч. Об этом даже думать больно. Но мне любопытно, была бы какая-нибудь разница, если бы это был десятисантиметровый гвоздь?

Я качаю головой.

— Не-а.

— Тогда почему мы это обсуждаем?

Она делает хорошее замечание. Отличное замечание, на самом деле. К тому же, это временная договоренность. Только на одну неделю. Тем не менее, когда мы идем по коридору, я представляю себя человеком, направляющимся в зал суда и готовым быть осужденным.

— Потому что ты знаешь, какой он. Он защищает тебя.

Она кивает и одаривает меня легкой улыбкой, когда подходит к двери и вынимает ключ из сумочки.

— Я знаю, и я люблю его. Но он не хозяин моего тела. Я отвечаю за то, кто ко мне прикасается. Не он. Никто. Кроме того, мы с тобой заключили соглашение еще в Speakeasy, — говорит она, напоминая мне о характере этих отношений — помочь ей освоить все тонкости секса и знакомств и не говорить об этом никому.

— Более того, — говорит она, проводя рукой по груди к верхней пуговице на куртке, показывая кусочек своей молочной кожи. — Я — взрослая женщина, и я абсолютно уверена, что могу принимать собственные решения о том, для кого хочу надеть черные чулки и новое кружевное белье.

И вот так просто, я загипнотизирован. Я под ее чарами и, как мультяшный персонаж со стеклянными глазами следую за куском стейка, находящимся на другом конце веревки. Я ни в коем случае не могу сопротивляться ей и картинке, возникшей в моей голове. Я пойду за ней и ее нижним бельем, за ее дерзкой походкой, куда бы она ни пошла. Харпер так чертовски уверена в своих убеждениях, и в том, кто она есть, и это огромная часть ее очарования.

Она открывает дверь в квартиру Спенсера, и мы входим внутрь. Фидо бежит к ней.

— Какое белье?

— Это сюрприз. Но, можно сказать, что это часть моей тщательной подготовки к сдаче курсовой работы, как вы и просили… профессор Хаммер, — говорит она соблазнительным тоном, акцентируя внимание на моем новом прозвище, а затем наклоняется и берет кота на руки.

Ее юбка немного задирается, и я вижу верхнюю часть ее чулок, смотрю прямо туда, где они встречаются с подвязками. Привет стояк.

— Ты мой милый мальчик, — воркует она с котом, когда встает. — Скучал по мне?

Фидо мяукает Харпер в знак приветствия и предлагает свой подбородок для ласки.

— О-о-о, ты мой сладкий медвежонок. Я же говорила, что приду к тебе, чтобы накормить тебя особым блюдом из меню тигра. Я никогда о тебе не забуду.

Он трется своей пушистой щекой о ее грудь, и я хныкаю. Счастливый ублюдок. Затем ему хватает смелости вытянуть и положить лапу на обнаженный участок ее груди.

— Думаю, Фидо пытается тебя полапать.

Харпер смеется, чешет ему подбородок, и он прижимается к ней еще ближе. Черт, этот кот по уши влюблен в нее.

— Погладь его. Он милый, — говорит она.

Я подхожу ближе и начинаю почесывать его ушки. Пока я его глажу, Харпер рассеянно трогает мои волосы. Кот перестает мурчать. Он смотрит на нас, на ее руку в моих волосах, будто запоминает каждое движение, которое мы делаем. Может быть, у меня галлюцинации, но, клянусь, он прищурил глаза.

Харпер опускает его в низ, наполняет миску и ставит ее на пол. Пока он ест, она чистит лоток, а затем моет руки. Высушив их, она проводит рукой по спине кота, и он выгибается дугой, чтобы быть ближе к ее руке, пока доедает свой ужин.

— Видишь? Фидо не раскроет наш секрет. Он немного влюблен в меня, и, конечно же, хочет, чтобы я вернулась завтра.

Мы направляемся к двери, но когда я оглядываюсь, кот больше не ест. Он бежит к Харпер, громко мяукая, и трется боком об нее.

— Я скоро вернусь, красавчик, — говорит она ему, пока он поворачивается и начинает тереться другим боком об ее ногу, высоко подняв хвост.

Мои глаза округляются. Этот кот помечает ее своим запахом.

— Отвали, — говорю я ему. — Она — моя.

Харпер смеется.

— У вас что, дуэль?

— Да, и я собираюсь выиграть.

Мы уходим, и как только оказываемся в лифте, убравшись подальше от кота-извращенца, я целую ее грудь в том месте, где была его лапа.