Элан отшатнулся, приходя в себя, глотая ртом воздух, как рыба, вытащенная на берег. Дышать было трудно, но можно – и Кристальный Пепел лежал в его руке, с затаенной улыбкой оглядывая взъерошенного Хранителя.

– Это – было?

– Возможно. Все это уже поросло мхом тысячелетий, так что я начал сомневаться в собственных воспоминаниях. Может быть, это мне приснилось, когда я лежал, греясь после очередной битвы на солнышке? – Голос Кристального Пепла дрогнул, а в небрежных словах послышалась какая-то затаенная гордость или грусть.

– Ну ты как, готов двигаться дальше?

Элан поднял Меч – тот засветился, показывая кусок стены; примерился, сделал надрез, уворачиваясь от посыпавшейся породы. Потом снова и снова, но мысли его были заняты увиденным. Кристальный Пепел молчал, посмеиваясь про себя, и послушно расширял ход, аккуратно поправляя неуверенные движения ушедшего в себя Хранителя.

Тяжелая мгла повисла над столицей народа Вар-Раконо, скрывая уснувший город. Грея парила высоко над зданиями, колдовским зрением выискивая шпиль городской ратуши. Сегодня там должен был состояться съезд клана Пожирающих рыбу, основным назначением которого было формальное управление государством, а по сути – дележка полученных от обмана народа доходов. Впрочем, если бы об этом услышали правители, они бы страшно возмутились. Давно уже кладовые недр, побережья и изделия рук раконцев не принадлежали никому, кроме небольшой кучки правящего клана. Все было оформлено с тщательным соблюдением законов, хотя и против воли народа Вар-Раконо. И теперь клан Пожирающих рыбу считал весь Змеиный материк своей вотчиной, подворьем, приносящим средства к существованию, и бурно занимался дележкой, игнорируя проблемы своих соотечественников.

– Вы переписали все богатства страны на себя? И теперь уверены в собственной правоте? Но ведь из этой ситуации есть очень простой выход, не правда ли?

Драконесса вздохнула и принялась снижаться к центру города – прямо к единственному ярко освещенному зданию с высоким замысловатым шпилем.

Гигантская тень скользила над полупустыми домами, а редкие прохожие испуганно жались в подворотни, провожая взглядом комок ожившей темноты, не произнося ни звука. Слишком долго они молчали, склоняясь под ударами судьбы, чтобы говорить о чем-то сейчас. Крылатая тень неслышно скользила вдоль зданий, подбираясь все ближе.

Грея решила не пикировать сверху – какое-то внутреннее чутье подсказывало битой драконессе опасаться так непонятно закрученного шпиля.

Когда до вожделенной цели осталось не больше двух домов, в нее внезапно полетели цепи, свитые в гигантские сети. Грею ждали. Она рванулась, пытаясь подняться в воздух, но цепи натянулись, удерживая мощное тело. Вперед торопливо вышел пожилой раконец, одетый в хламиду священнослужителя. Он торопливо заговорил, подняв вверх руку, и это были слова не молитвы, а заклинаний. Цепи моментально раскалились, воздух наполнила вонь паленой чешуи, драконесса рванулась… Два из четырех крюков не выдержали, металл раскалился докрасна, став малиновым – и огромное тело рухнуло на каменные плиты мостовой, корчась от невыносимой боли.

Священник усмехнулся, но не перестал читать заклинания. Он наслаждался видом корчащегося от боли дракона у своих ног. Окружившие его стражники замерли, упиваясь невиданным зрелищем, как от зачарованного металла сгорает заживо осколок Триединого – о, на это стоило посмотреть!

По одной улочке на крики вышел пожилой раконец. Когда-то высокий и статный, он шел с трудом, опираясь на тонкую палку, оглядывая подслеповатыми глазами огненное зарево на обычно спокойной улочке.

– Что здесь случилось?

Один из стражников небрежно отмахнулся от тщедушного старика, и тот отлетел к стене, где мешковато упал на колени, чудом не выронив свою палку.

– Иди себе, убогий. Выделили вам пенсию – с голоду умереть хватит, так доживай свою никчемную жизнь, пока можешь, и не лезь в дела молодых и сильных! Вас бы всех усыпить, как станете нетрудоспособными – так нет, цацкаются с вами, выделяют какие-то крохи…

Стражник заржал и повернулся в сторону корчащегося от боли дракона.

– Это точно. Пока был молод и силен – ценили и уважали, такие, как ты, мои портреты на стену вешали – известный воин, победитель многих состязаний и боев. А теперь – никому не нужный ветеран, и все вздохнут с облегчением, когда он наконец умрет. А ты знаешь, сынок, как умирают ветераны?

Старик, опираясь на палку, с трудом выпрямился – и оказался на голову выше молодых стражников. Он подхватил посох и, как копье, метнул его в священника. Будучи случайным прохожим, он не знал, что происходило на площади. Но, доведенный до предела грубостью властителей, выступил против них, инстинктивно угадав в плененном чудище своего союзника. Грубая, зато пущенная умелой рукой палка с острым наконечником, которым ветеран мог бы собирать мусор в парке, пролетела между доспехами стражников, впившись в ничем не защищенное тело святоши-мага – и пробила его насквозь! Тут же несколько мечей впились в дряхлое тело старика, на несколько мгновений вспомнившего, что он воин. Тот обмяк, пошатнулся, но прежде чем утомленная душа покинула терзаемое острыми клинками тело, губы успели шепнуть:

– Ветераны всегда умирают в сражении!

И ответом ему был рев разъяренного дракона, в клочья рвущего ловушку, без поддержки мага ставшую простым металлом. Фиолетовое пламя вспыхнуло столбом, озаряя притихший город. Камень плавился и тек, а тщедушные фигуры стражников напрасно пытались ускользнуть от разъяренной драконессы. Замысловатый шпиль силился выплюнуть какой-то сгусток темного огня – но тут же был сметен ударом не на шутку разошедшейся Греи.

Здание ратуши, подожженное огненным дыханием, горело все и сразу: горел камень, горел мрамор статуй, горели бегавшие в поисках спасения правители, и даже рыбы в изящном бассейне сварились в закипевшей от плавящегося камня изящных бортиков воде. Огненный ров окружил здание властителей, и никто из собравшихся в нем не уцелел – все погребла бешеная ярость вышедшей из себя драконессы.

Темнота. Меч покоится за спиной, дабы, как он заметил, «не мешать пробуждению гномьей крови». А Элан осторожно стучит тупым концом кирки по камню, повторяя отметины, сделанные несколько веков назад. Древняя рукоять, вытертая до блеска мозолистыми руками народа Молотов за столетия до прихода человека, удобно скользит в пальцах, словно лаская долгожданного хозяина. Звук породы глухо кашляет, сообщая: за ним – гранитная пустота, без примесей и вкраплений. Элан терпеливо идет дальше, захваченный непонятным ему самому чувством, – тут и вспыхнувшая в нем жажда кладоискательства, и нетерпеливое желание поскорее закончить работу, и еще – сладкое и щемящее чувство нужности, правильности того, что происходит. Как будто там, наверху, все волнения и войны – пустое и наносное, все проблемы – искусственны и неприличны, создаваемые людьми ради сиюминутных прихотей. Здесь же, в поту и пыли, рождалась еще одна частичка прекрасного, призванная сделать мир хоть чуточку лучше. И пусть уходят и гибнут народы, но кристалл астралита, который, как Элан знал, ему суждено найти, будет сиять в веках манящим светом надежды.

Камень крошился, мелкие песчинки летели, оседая на покрытом потом лице. Человек был не в силах слушать долго, даже если в нем проснется частица гнома. Элан обессиленно прислонился телом к холодной громадине скалы, хватая ртом воздух. Его тело расслабилось, мысли исчезли, вызванные внезапно навалившейся усталостью. Он прикрыл глаза, собираясь немного подремать – и увидел в толще скал целую россыпь неярких голубых огоньков, тускло мерцавших сквозь каменную преграду.

Сон словно рукой сняло. Торопливо прикинув глубину залегания россыпи, он выхватил Кристальный Пепел из спины. Тот заворчал, боясь задеть кристаллы, но Хранитель передал ему картинку, точно указывающую на вязь голубых огоньков, не переставая аккуратно взрезать пласты породы. Это был порыв, внезапно появившееся чувство уверенности в себе, в собственных силах. Элан знал, где и как нажать, под каким углом повернуть рукоять Меча – и гранит осыпался, как легкий песчаник. Когда огоньки оказались уже совсем близко, Элан оставил Кристальный Пепел на камнях, коротко скомандовав: «Свети вполсилы!» Тот недовольно что-то буркнул, но послушно убавил свечение, любуясь картиной рождения очередного кристалла. Кирка в руках у Хранителя порхала, то выбивая целые куски, то ударяя едва слышно, соскребая песчинки. Через полчаса работы звук стал иным – в нем все чаще слышался торжествующий перезвон пробуждающегося астралита. Еще несколько осторожных ударов – и пласт гранита сполз, чуть не придавив ногу остолбеневшему Хранителю. В фиолетовом свечении Меча виднелась небольшая расщелина в скале, стены которой были усыпаны нежно-голубыми гроздьями кристаллов. Чужое сияние отражалось в них, рождая миллионы радуг – и новые краски появлялись в неярком свете Меча. Это было прекрасно. В этом была какая-то соразмерность, словно встретились давно не видавшиеся родственники. И еще – требовалось, чтобы Элан, осторожно положив Кристальный Пепел посреди пещеры, вышел назад, в штрек, прикрыв расщелину куском породы. Он прилег на каменный пол, давая возможность отдохнуть усталым мышцам, и, невольно улыбаясь, подумал: «О чем может говорить мой Меч со своими сородичами?» С этой мыслью он стремительно погрузился в сон.