Церемония возрождения грибниц была в самом разгаре. Все необходимые для этого ингредиенты присутствовали, Хранитель, не пригласить которого было бы неудобно, а пригласить – значит, нарушить древнюю традицию, запрещающую чужакам видеть святая святых народа Молотов, спал, и ничто не могло помешать празднику.

Огромные подземные ярусы, заполненные проточной водой и дикими спорами ядовитого гриба из местного семейства, были готовы принять листья меллорна и кристаллы астралита, преобразующие их суть и дающие силы для роста. В подземном зале набилось множество гномов, приглашенных на торжественную закладку, и еще больше просочилось по служебным переходам. Официального запрета для гномов присутствовать на церемонии не было, так что любой мог прийти и лицезреть чудо возрождения…

Старейшины народа молотов, выслушав торжественную речь хранителей грибниц, поклявшихся защищать сокровища гномов больше жизни, передали им собранные раритеты – и величественная процессия, под сотнями пар взволнованных глаз, двинулась на самый верх ярусов, где светилась неярким светом специальная ниша…

И в этот момент, когда множество гномов затаили дыхание, перед идущими наверх поднялось облако пыли. Воздух помутнел, став темным в свете чадящих факелов, внутри него закрутились маленькие вихри, взметая частицы земли, и огромная фигура черного волка появилась на ступеньках верхних ярусов. Он небрежно переступил лапами, полностью перекрыв дорогу идущим, и в его глазах зажглись насмешливые фиолетовые огоньки.

Старейшины напряглись, готовясь ценой своих жизней защищать святыню народа Молотов, рунные маги подняли свои посохи, готовясь испепелить дерзкую тварь – однако помедлили секунду, преодолевая внутренний запрет на применение магии в зале грибниц. И тут раздался истошный вопль:

– Стойте! – вперед, путаясь в торжественной одежде, выбежал Видящий народа Молотов, почтенный Бланд, и ужас осознания собственной ошибки застыл на обычно невозмутимом лице гнома.

– Стойте! Я видел его! Пусть не здесь и не сейчас, но – видел! Это не враг! – Рунные маги опустили посохи, и волк, ухмыльнувшись, опустился на голый камень, устроившись поудобней, но по-прежнему загораживая проход.

Бланд, решительно раздвинув старейшин, бестрепетно подошел к призраку зверя и заглянул ему в глаза.

– Что ты хочешь сообщить?

Тяжелая голова волка повернулась в сторону грибниц, где горела заранее приготовленная ниша для меллорна, и зверь завыл, запрокидывая голову. Этот звук, вырывающийся из призрачной глотки, совсем не походил на вой лесных собратьев странной черной тени, но в нем слышалась такая тоска, что Видящий непроизвольно отшатнулся, едва не упав на руки настороженных старейшин, повернулся и твердо заявил:

– Церемонию нужно отложить! Мы совершаем ошибку!

– Такого никогда не было! Все проверено тысячу раз, и никакой призрак не помешает нам в выполнении высокой миссии, призванной положить конец голоду народа Молотов! – воскликнул один из старейшин.

Видящий выпрямился. Трудно идти против авторитета старейшин, фактически являющихся владыками народа Молотов. Такое не прощают, нельзя прилюдно указывать на ошибку, даже если она есть – обида остается, и жизнь ослушника понемногу начинает катиться под откос. Но гордость, гордость мастера своего дела, отвечающего за плоды своего труда, не дает отступить.

– Все когда-то бывает в первый раз. Заявляю официально: дальнейшее проведение церемонии является преступлением против народа Молотов, и вина за последствия ляжет лично на вас. Вы готовы принять такую ношу?

Старейшины замялись. Да, они были с детства воспитаны для служения своему народу, но с другими правителями их роднило одно очень важное обстоятельство: никто из них не желал нести за свои поступки личную ответственность…

Волк высунул язык и улыбнулся. Похоже, его старый знакомый вполне контролировал ситуацию. Приветливо ткнувшись в его руку, он неторопливо развернулся и направился к сочащейся из стены воде, вдоль подземного ручья, к его истокам на поверхности. Элан не сомневался, что причины гибели подземных грибниц кроются там.

Камень был твердым и шершавым, и протискиваться сквозь него, даже в астральном виде, оказалось занятием сложным – в основном из-за возникающей время от времени щекотки. Неизвестно, что было тому причиной, состояние полусна или игра растревоженного подсознания, но волчья пасть, протискивающаяся сквозь мокрую породу, была оскалена в неповторимой звериной улыбке, увидев которую, даже самые смелые охотники обычно бледнели и в срочном порядке хватались за оружие. Вода под лапами противно чавкала, будто Элан пробирался не сквозь гранит, а шел по дурно пахнущему болоту. Камень пружинил, подушки лап вязли в мареве стен, и Хранитель, не сразу понял, что зловоние усиливается, все явственней проступая сквозь породу.

– Как они раньше не замечали, что с водой что-то не так? Или это одна из тех традиций, которыми так гордятся длиннобородые? Мой дед пил, мой отец пил – значит, и для меня хороша?

От странного запаха, скорее всего недоступного в материальном виде, но легко улавливаемого в астральном, уже начало мутить. Все вокруг вновь подернулось дымкой, стало грезоподобным, и сквозь камень проступили контуры леса… Еще пара шагов – и…

Здоровый, с подпалинами волк выбежал на лесную опушку. Перед ним простиралось свежеубранное поле – ровное, гладкое, как стол, без единой травинки, все залитое ослепительным солнечным светом – оно вызывало в звериной натуре чувство опасности и беззащитности перед ней. Здесь мастер ночных стремительных атак из засад был уязвим, как никогда. Волк оскалил клыки в раздумье, собрался повернуть в лесную чащу – прочь от угрозы открытых полей, но раздумал. Что-то внутри него уверяло, что нужно идти дальше, прямо по сверкающей белизне земли – и солнца. Ему нужно идти дальше! Волк покачал головой в раздумье, пытаясь разобраться с внутренними порывами, и нехотя побрел по жаркой равнине, втягивая голову в плечи, весь напряженный в ожидании удара. Песок под подушечками лап, перемешанный с остатками соломы, тихонько похрустывал, заставляя беззвучно оскаливать клыки – в звере нарастало состояние тревоги, безотчетного страха, неуместного для лесного хищника.

Угроза, вначале мелкая и почти незаметная, нарастала, заставляя шерсть встать дыбом. Больше всего волку хотелось со всех лап бежать обратно, под манящую тенью и прохладой защиту леса. Но чем больше опасности разливалось вокруг, тем сильнее в путнике пробуждался хищник, всегда готовый ответить ударом клыков. Вот уже дикий рык разлился по полю, и сильное животное мчится вперед, навстречу врагу и возможной схватке. Темп нарастал, волк несся огромными прыжками, а из горла у него готов был вырваться торжествующий вой вожака. И вдруг зверь затормозил, перекувырнувшись через голову и изрядно вывозившись в пыли, отчего шерсть его перестала быть черной, приобретя серый цвет. Прямо перед ним был натянут ряд красных флажков.

Это означало конец пути. Яркие всполохи огненно-кровавого цвета сулили гибель и преграждали путь не менее надежно, чем гранитная скала. Волк лежал в пыли, разочарованно глядя на непреодолимую преграду, а в голове его почему-то бились совершенно человеческие слова:

– Последняя линия обороны. Пройдешь ее – и ты победил. Ну, давай же, хороший песик!

Зверь не желал быть песиком – да и хорошим он отродясь не был. Не вставая с живота, он принялся отползать назад, к виднеющейся вдалеке громадине леса.

Лишь через несколько минут он успокоился, преодолев переполнявший его ужас ровно настолько, чтобы замереть, не открывая глаз, и прислушаться к чему-то внутри себя. К собственному внутреннему голосу, который тихонечко пел, и слова песни, знакомые по прежним, смутным временам, рождали щемящие даже дикую душу образы: