— И что ты об этом думаешь? — спросил Василий красноармейца.

— Басмачи… — озадаченно протянул тот.

— И что они тут делают?

Красноармеец пожал плечами. Какое-то время он стоял молча, а потом неожиданно заговорил:

— Неделю назад наш патруль задержал караван с юга. Они везли чарас… Много чараса… Вон, видите, за воротами у стены груда мешков лежит? Наш командир товарищ Селезнев хотел отправить груз в Коммунарск. А пока оставил на заставе, чтобы ни грамма заразы не растащили. Здесь ведь пустыня, куда мешки денутся? А из Коммунарска должны были прислать конвой, только все не присылали. У них то людей не было, то… в общем, я не сильно знаю. А тот караванщик… ну, который старший… сказал, чтобы мы их отпустили, иначе нам же хуже будет. Только Селезнев разве кого из нарушителей отпустит? Он человек принципиальный.

— Вот и дождались, — Василий разглядывал крошечные фигурки басмачей. «Интересно, сколько их там?» А потом, неожиданно пораженный одной мыслью, стал оглядываться. Ведь если басмачи послали людей на станцию, то они вполне могли и патрули разослать. Он еще раз оглядел горизонт, но никаких всадников и часовых на вершине соседних холмов не обнаружил.

— Да нет тут никого, — словно прочитав мысли Василия, заметил красноармеец. — Никого нет до самого Коммунарска. Пустыня.

— И что теперь делать?

Красноармеец пожал плечами.

— Телеграф разбит, — спокойно продолжал рассуждать Василий. — Ближайший поезд через три дня будет. До Коммунарска дня за два, может, и доберемся, а может, и нет…

— Спрячемся, пока басмачи не уйдут. Переждем…

Василий повернулся к красноармейцу и с удивлением посмотрел на него:

— Там ведь могут остаться живые. Наверняка заставу захватили врасплох, так что…

— А что мы вдвоем сможем сделать?

— Ты лучше скажи, если кто в живых остался, где их могут держать?

— Вон там, видите, справа у дома низенькая дверь. Там подвал. Мы там караванщиков заперли.

— Понятно.

Еще раз оглядев открывшуюся панораму, Василий вновь обратился к красноармейцу:

— А на станции? Там цистерна стоит. Что в ней?

— Мазут. Она давно там стоит.

— Хорошо… — задумчиво отозвался Василий. План начал постепенно складываться у него в голове. — Поехали.

Быстро спустившись с холма, он вновь вскочил в седло и, развернув коня, поскакал назад, к станции. Красноармеец, недоумевая, последовал за ним.

— А что железнодорожники? Где они живут?

— Раньше жили в здании станции, а теперь у нас на заставе. Меняются раз в месяц…

— Женщины на заставе были?

— Нет, — покачал головой красноармеец. — Раньше были, а потом, когда наши разгромили банду Хасана, было решено отправить всех в Коммунарск… Тогда погибла жена товарища Селезнева, и остальных женщин отослали, от беды подальше. — Пожилого железнодорожника они встретили на полпути к станции. Оставив того, что помоложе, дежурить, старик отправился назад на заставу, но Василий остановил его.

— Не стоит ехать туда, — покачал он головой. — Там басмачи.

— И?..

— Вернемся на станцию. Есть у меня, Павел Филимонович, одна идея… — и, пришпорив коня, Василий поскакал дальше.

Василий замер в небольшой ложбинке. Вооруженный до зубов, он бросил косой взгляд на своего спутника — угрюмого железнодорожника. Того звали Кириллом, и он сам вызвался помочь. Только что-то в нем было не так. Вроде бы человек солидный, в форме, но мрачный какой-то, усталый, словно на плечах у него все тяготы мира нашего. И эта легкая небритость, и глубокопосаженные глаза, над которыми нависли черные кустистые брови, и высокий лоб со сверкающими залысинами… Ну не наш человек, и всё. Василий несколько раз пытался отогнать эти странные мысли и тем не менее не мог от них отделаться. Нет, будь у него какой-то выбор, он бы нипочем не взял этого типа с собой. Только выбора не было. Их и так было всего трое: он, красноармейчик, у которого еще молоко на губах не обсохло, и этот странный тип. К слову сказать, дядя Паша вздохнул с облегчением, когда Василий объявил, что Кирилл пойдет с ними.

— Я и сам все сделаю, не боись, — заверил он Василия. — В пять утра, говоришь, ничего, не проспим, сдюжим.

— Вы потом, главное…

— Да понял я, понял… Уеду куда подальше, чтоб эти нехристи меня не нашли…

Вот и время без пяти пять. Василий еще раз достал часы-луковицу, щелкнул крышкой. Да, самое время старику за работу браться. Хотя не станет он палить цистерну, пока красноармейчик не бабахнет. И тут неожиданно земля вздыбилась. Грохот получился чересчур сильным, и тут же к небу потянулся столб дыма. Расчет был прост: чтобы захватить заставу и освободить пленных, если такие найдутся, нужно было отвлечь внимание бандитов. Для этого Василий решил поджечь цистерну с нефтью. Но нужно было сделать это на заре, чтобы басмачи повскакали полусонные. Однако если просто цистерну запалить или даже рвануть, ничего не выйдет. Слишком далеко. Столб дыма на заставе, конечно, увидят, но слишком большое расстояние. Даже если цистерна рванет, получится лишь слабый хлопок, не более. А посему неподалеку от заставы Василий устроил шутиху. Взрыв… Басмачи проснутся, увидят дым и отправятся посмотреть, что происходит на станции.

Замысел сработал на все сто. Через минуту после взрыва, когда на фоне разгорающейся зари в небо вытянулся черный столб дыма, из ворот заставы вылетели полсотни всадников и с гиканьем понеслись в сторону станции.

Василий ждал, нужно было дать им отъехать подальше.

Неожиданно в лощинку, где они прятались, чуть ли не им на голову свалился красноармейчик.

— Ну как там? — спросил Василий.

— Знатно рвануло. Разве не слышали?

— Слышали, слышали, — отмахнулся Василий.

— И…

— Подождем немного. Нужно, чтобы они отъехали подальше, а то ведь могут вернуться.

Ожидание — самое неприятное в жизни. Нужно бездействовать, когда тело трепещет от избытка адреналина… Однако Василий умел держать себя в руках — жизнь приучила, чего нельзя было сказать о красноармейце. Он сидел весь сжавшись, в ожидании сигнала не сводил взгляда с Василия. А вот железнодорожник — другое дело, вел себя совершенно хладнокровно, словно всю жизнь провел в засадах и предстоящая вылазка нисколько его не волновала.

Василий же мысленно был далеко-далеко. В какой-то миг он поймал себя на том, что вспоминает о своем путешествии на холодный шестой континент. Было между этими пустынями что-то общее, только там был камень и лед, а тут камень и песок…

Небо уже просветлело. На востоке разгорелась ярко-красная полоса, перечеркнутая черным столбом дыма. После того, как стук копыт коней басмачей затих, стояла мертвая тишина, и лишь ветер иногда подвывал в пустых комнатах заставы.

— Значит, так, — начал Василий, когда решил, что выждал уже достаточно, — я пойду первым, один. Вы сидите тут и ждите моего сигнала. Потом бегом к ближайшей стене, там я вас встречу, — и, не глядя на своих товарищей, он выскользнул из ложбинки и помчался к заставе, надеясь, что все, кто остался, изучают столб дыма у горизонта и совершенно не следят за тем, что происходит с другой стороны.

Расчет оказался верен. Часовых на стене не было. Подпрыгнув с разбега, Василий ухватился за край стены и осторожно подтянулся. Еще мгновение, и он повис, разглядывая двор заставы. Тут почти ничего не изменилось. В центре двора горел костер, около которого на разложенных одеялах дремало четверо бандитов. Его один маячил на вышке у ворот. Из-за длинного темного халата и торчащей копьем длинной бороды выглядел он настоящим ассасином. Только вот сабля без ножен, заткнутая за пояс, выдавала в нем дилетанта, ничуть не заботившегося об остроте собственного клинка. Выхвати он рывком свою саблю, пояс был бы перерезан… Вторая вышка казалась пустой. Вот, пожалуй, и все. Не слишком-то бандиты заботились о собственной безопасности. Рывок, и Василий уже прятался среди теней у стены. Осторожно, так, чтобы не привлечь внимания, он выудил из-за голенища нож, позаимствованный еще в первой схватке на станции.