Эх, если бы можно было узнать, сколько бандитов в доме. Самое меньшее двое. Но их может оказаться больше, а тогда положение патовое. Василий не мог прорваться в здание, а бандиты не могли из него бежать.

Время шло. Солнце постепенно поднималось все выше и выше, начинало припекать.

— Ну как, Иван, сдаваться будешь? — вновь зазвучал голос предводителя. — Скоро тебе станет очень жарко.

— Хотел о том же тебя спросить… — откликнулся Василий. — У тебя не осталось людей. Сдавайся, и я не стану в тебя стрелять.

В ответ бандит подчеркнуто громко рассмеялся:

— Ты глупый! Что ты будешь делать один в пустыне? Сдавайся, и прежде чем убить тебя, я налью тебе чашечку чая.

Василий облизал пересохшие губы. Так лежать на солнцепеке можно до ночи, нужно было что-то придумать, только ничего толкового не шло на ум. Похоже, придется полезть напролом, надеясь на авось. А потом он заметил чью-то голову, показавшуюся над краем глиняной крыши. Вскочив на ноги, Василий бросился к стене здания, прижался к кирпичам, молясь, чтобы его маневра не заметили. Если бы его противники сразу послали кого-то на крышу, то песенка Василия была бы спета. Но они пошли в атаку, потеряли людей… Теперь же, с учетом наблюдателя на крыше, в здании оставалось от силы двое противников. С двумя-то он как-нибудь справится. Тем более что тот, кто на крыше, не мог видеть Василия, пока он стоял, прижавшись к стене.

Пора было действовать. Сжимая в каждой руке по револьверу, оперуполномоченный осторожно заглянул за угол. Никого. Два шага, и он уже стоял у окна.

Соглядатай на крыше недовольно крикнул что-то, и главарь ему ответил.

Может, и в самом деле их всего лишь двое?

Осторожно шагнув в дом, Василий увидел, что в комнате лишь один предводитель. Тот стоял спиной к Василию, выглядывая из окна, выходящего на другую сторону. «Вновь повезло», — подумал Василий и, вскинув револьвер, выстрелил. Бандит дернулся и рухнул лицом вперед, повиснув на оконной раме. Василий тут же перемахнул через подоконник. Теперь положение изменилось. Он был внутри, и еще один бандит снаружи. Неожиданно раздался выстрел, и пуля пролетела в нескольких сантиметрах от виска Василия. В углу комнаты на окровавленных тряпках лежал раненый басмач, тот, которого подстрелили в самом начале. Василий всадил в него пару пуль и шарахнулся в сторону, так как находившийся на крыше разбойник стал палить сквозь крышу, туда, где, по его мнению, находился оперуполномоченный. Одна из пуль вонзилась в пол у правой ноги энкавэдешника. Он выстрелил в ответ, отступив к стене, отделяющей главную комнату от подсобных помещений.

Неожиданно выстрелы прекратились. «Перезаряжает», — подумал Василий, а потом краем глаза заметил движение. Спрыгнув с крыши, бандит бежал в сторону ближайшего трупа своего товарища. Винтовку он бросил. «Ага! Кончились патроны!» — и, вскинув обе руки, Василий начал палить в спину убегающему врагу. То ли пятая, то ли шестая пуля достала басмача.

Тот споткнулся, мгновение постоял, словно недоумевая, что же с ним произошло, а потом упал. И тут Василий спохватился. Он нарушил одну из заповедей своего учителя Григория Арсеньевича Фредерикса. Не считал выстрелы! Сколько у него осталось патронов? Отбросив трофейный наган в сторону, он опустошил барабан своего револьвера и стал торопливо набивать его патронами. Однако ничего не происходило. Василий искоса бросил взгляд в угол, где раньше лежал избитый железнодорожник. Того на месте не было. «Вряд ли бандиты оставили пленных без присмотра. Значит, пленные внутри, и там как минимум еще один бандит, — решил Василий. — Хитрый. Затаился. Выжидает».

Ударом ноги распахнув дверь, Василий ворвался в соседнее помещение. Никого. Две двери слева и справа. Василий на мгновение остановился, раздумывая. Правая дверь чуть шевельнулась, и оперативник, не думая, всадил в нее две пули. Звук упавшего тела и тишина. Василий выждал, потом осторожно, боком подошел к другой двери, взялся за ручку, рванул на себя, одновременно вжавшись в стену. За дверью оказалась кладовка, заваленная различным барахлом.

Перебравшись к другой двери, Василий осторожно подергал ручку. Дверь открылась. На пороге, распластавшись, лежал человек в халате, сжимая в руке маузер, — маузер Василия. Комната, столь же крошечная, как соседняя кладовка, была пуста, если не считать троих связанных, сидевших у стены. Двое были в форме железнодорожников, а третий красноармеец, в такой же форме, как и убитый в первой комнате.

Василий подошел, разрезал веревки, помог старшему железнодорожнику подняться.

— Спасибо. Лихо ты их… — поблагодарил железнодорожник. Потупив взгляд, он растирал покрасневшие запястья.

— Да не за что благодарить. Я смотрю, у вас тут весело.

— Да, это вам не Коммунарск, — широко улыбнулся красноармеец. Улыбка совершенно не шла ему. Выглядел он серьезным, тощим, на голову выше Василия и лет на десять моложе. — Здесь басмачи крутом.

— Что ж вы их не приструните? — в свою очередь поинтересовался Василий. — Меня вот в Коммунарске товарищи из НКВД уверяли, что это очень тихий район.

— Тихий по сравнению с преддверьем ада, — проворчал пожилой железнодорожник. — Тут что ни человек, так басмач.

— Ну, это вы зря, дядя Паша, — возразил красноармейчик, отряхиваясь. — Есть ведь и правильные таджики…

— Еще прежний обер-полицмейстер до этой вашей революции говаривал: «Хороший азер — мертвый азер». Нелюди-зверьки полудикие, — вновь встрял железнодорожник и, кряхтя, вышел из каморки. — Вы только посмотрите, что натворили….

Второй железнодорожник — помоложе — угрюмый, небритый малый, молча, сгорбившись, отправился следом за начальником, осторожно перешагнув через убитого басмача.

— Это вас отправили меня встречать? — обратился Василий к красноармейцу.

— Да, если вы Кузьмин Василий Архипович.

— Нет, я — архангел Гавриил… А кем я еще могу быть?

— Не знаю, — пожав плечами, протянул красноармеец.

— То-то я смотрю, у вас тут каждый час пассажиры прибывают, пальцев на руках и ногах считать не хватит.

— Нет, но… — замялся солдат.

— Пошли давай, — приказал Василий, указывая на дверь. — Пробегись, оружие собери, негоже ему тут бесхозным валяться. — А потом, не глядя на солдата, отправился на поиски кобуры от маузера.

Кобуру он нашел под столом, заваленным обломками телеграфного аппарата.

Выстрелы они услышали издалека, как только перевалили через гряду холмов, отделявшую заставу от равнины, по которой протянулась железная дорога. Василий сразу натянул поводья и повернулся к своему спутнику. Красноармеец — «Александр Цветков, из рабочих», именно так он представился Василию — с недоумением приподнялся в седле.

— Что там происходит?

— Боюсь, ничего хорошего, — отозвался Василий и, развернув коня, направился к ближайшему холму. Спешившись у его подножия, оперуполномоченный поднялся на вершину и, вскинув бинокль, оглядел раскинувшуюся перед ним долину. Больше всего она напоминала огромный трилистник. Посреди одного из лепестков возвышалось странное сооружение, обнесенное высокой глиняной стеной. Судя по всему, это и была застава «Пламенная». С одной стороны от «Пламенной» сверкало небольшое круглое озерцо. Такое же круглое озерцо оказалось в центре другого лепестка, того, что располагался за заставой. Только было оно много больше и, в отличие от озерца у заставы, было окружено кольцом зелени. Третий лепесток — мертвая пустыня, в точности как та, по которой Василий и его проводник ехали от самого полустанка.

Что же касается заставы, там явно было не все в порядке. Даже без бинокля Василий отлично рассмотрел фигуры в халатах, расхаживающие внутри. Несколько из них, расставив на коновязи бутылки, развлекались стрельбой. Именно эти выстрелы и услышал Василий… Люди в халатах ничуть не походили на красноармейцев. Кроме того, ворота заставы были широко распахнуты и нигде ни одного часового. Посреди двора горел костер, на котором что-то варили в огромном котле. Чуть поодаль возвышалось два здания. Одно двухэтажное. Должно быть, там располагались рабочие помещения и казармы. Второе — приземистое, вроде сарая. Между зданиями протянулся навес с коновязью. В другом конце двора был колодец, возле которого лежала целая гора мешков. Сам же двор был обнесен невысокой глиняной стеной. По обе стороны ворот возвышались сторожевые башни.