Поддержку Атаулин ощущал только со стороны бригадиров, ни один не оставил его в беде. Понимая своим житейским чутьем, что сдача элеватора в срок может повлиять на ход дела, они давали невероятную выработку --элеватор, словно корабль на парусах при попутном ветре, стремительно несся к пуску.

Готовя документы и для милиции, и для треста, требовавшего все новых и новых данных, Атаулин вдруг обнаружил, что по стройматериалам у него в отчетах сплошь шла "краснота", что на языке прорабов означает -- экономия. Пересчитал несколько раз -- упорно и безошибочно шла "краснота". Если нагрянет ревизия, за экономию по головке не погладят: объясняйся, доказывай, почему да зачем экономия, в таких случаях лучше перерасход, который всегда понятен и объясним, а главное, принимается безоговорочно.

Собрав бригадиров, Атаулин зачитал список сэкономленных материалов и сказал, что эти материалы они могут раздать строящимся.

Совет молчал, и один из бригадиров сказал:

-- Напуган народ, не возьмет...

-- Тогда возьмите вы сами, если вдруг нагрянет ревизия, а дело к этому идет, "краснота" у меня очевидная, и выяснить это не составит труда.

На миг в кабинете нависла тишина. И вдруг дядя Саша протянул руку к списку и спокойно сказал:

-- Что ж, если никому не нужно, я заберу с удовольствием все сам, с этим запасом можно начать и сыну дом строить,-- надумал, наконец-то, жениться. Кстати, приглашаю всех сразу после пуска, в первую же субботу, на свадьбу. Они хотели сыграть ее сейчас, в августе, да я ж не враг стройке --делу время, потехе час.

За столом оживились, зашумели, и уже кто-то бодро сказал:

-- Что ты, Вильгельмович, все сам да сам! Герой какой! Давай дели по-братски на восемь: семь бед, один ответ. Вместе и отвечать легче.

От этих слов полегчало у Мансура на душе...

-- ...И полы у тебя в доме деревянные, и забор новый. Где купил половую доску, квитанция об оплате есть или хотя бы свидетели, что приобретено все это законно, на лесной базе в райпотребсоюзе?-- спрашивал один Атаулин у другого Атаулина, развалясь в милицейском кресле и поигрывая носком ярко начищенного хромового сапога.

-- Я же не говорил, что купил эти полтора куба досок в Нагорном...

-- Ну, вот, наконец-то истина начинает выплывать... Так и запишем. Какой бессребреник, хотел под шумок и себе натаскать, да не успел, вовремя взяли за руку. Вот сделаем ревизию, найдем, что припрятал для себя. Небось все лучшее приберег. Нет, меня тебе не переубедить: имел ты интерес, имел. Это ясно, как день, и я докопаюсь до сути, будь уверен. Вот послушай, что пишет один из твоих рабочих, Ахметзянов.

"В прошлом году летом, в июле, число не помню, ездили мы на Илек, на рыбалку, с ночевкой, с субботы на воскресенье. Взяли со склада элеватора брезентовую палатку, которой обычно накрывали в дождливую погоду цемент, купили барана у казахов в ауле, вина и закусок на базаре в Нагорном и поехали в район колхоза Жанатан. Там река и шире, и глубже, и рыбы много, и берег красивый, лесной, для ночевки лучшего места не найти. Зарезали барана, делали шашлыки, варили шурпу, ловили бреднем рыбу, поймали на закидушку сома, купались, загорали, в общем повеселились, а в Аксай вернулись только в воскресение, к вечеру. Деньги на гулянку собирал, по пятнадцать рублей с каждого, сварщик Камалетдинов. Ездил с нами и выпивал тоже прораб Атаулин, но деньги с него не брали, Камалетдинов сказал, что неудобно..." Разрешите спросить, гражданин Атаулин, почему неудобно?

-- А вы, товарищ Атаулин, спросите у них сами...

-- И спросим, все спросим. Но мне нужен ваш ответ. Меня вот на пикники не приглашают, барана в мою честь не режут, и в Нагорное на базар за закуской, за свежими огурчиками-помидорчиками я не езжу... Так почему неудобно с вас деньги было брать? За красивые глаза, что ли, угощали?

-- Не знаю. Спросите у них. А вообще, я вспомнил, как тут забыть, за два года один раз на речке побывал. Выдали в пятницу не зарплату, а вознаграждение за рационализаторские предложения. Это особая статья, с нее нет никаких удержаний и выдается она отдельно от зарплаты и по отдельной ведомости. Получили многие, и неплохие деньги. Вот молодые и решили отметить это событие, и заодно хоть раз за лето вырваться на речку с ночевкой. В самый последний момент решили и меня пригласить, я помню: они заехали ко мне домой уже по пути. Понимаете, пригласили, я, что ж, должен был отказаться?

-- Я выясню, я все выясню...

Вот так они разговаривали каждую встречу, и папка с делом Атаулина пухла день ото дня. Мансур, думая о злополучных полах в своем доме --неопровержимом доказательстве его злоупотреблений, вспомнил, как противилась этому мать, уговаривала не делать их, проживут, мол, и так, с земляным полом. Как чуяло материнское сердце беду. Хотя и досок там, на две крошечные комнатки, от силы наберется метров пятнадцать. И радовался теперь, что не затеял строиться, и мать категорически была против, да к тому же и времени на все не хватало. А ведь благодарные бригадиры не раз намекали ему, бери, мол, участок, несколько воскресников устроим, и переедешь в новый дом. Но он на это не пошел, понимал, что руководителю так поступать не следует.

"За полы и куцый забор зацепились, а уж за дом..."-- думал в смятении в те дни Мансур.

На стройке мало-помалу сворачивались дела: не работали уже арматурные цеха, и арматурщицы помогали отделочникам, приводили в порядок административно-техническое здание элеватора, мыли окна, полы... Каждый день высвобождалась то одна, то другая бригада, словно выходили из боя на отдых солдаты. Не привыкшие сидеть без дела, одни красили забор вокруг элеватора, другие, дерновали зону отдыха на территории, разбивали клумбы, делали в общем-то не предусмотренные проектом работы, наводили кругом красоту. И на лицах людей Атаулин замечал странное сочетание грусти и радости. Все понимали, что сделали большое дело -- построили такую махину, а с другой стороны -- кончилась работа, хорошие заработки -- участок ликвидируется. Молодым-то легче: они за эти два года обзавелись мотоциклами и решили поработать на элеваторе в Нагорном. Уже и бригада сколачивалась, и верховодил в ней Клайф Вуккерт -- он, как отец, набирал комплексную бригаду.

Дней за десять до ввода в строй приехал на объект, без предупреждения, секретарь райкома из Нагорного. Осмотрел стройку, остался доволен, предупредил, что, возможно, пуск будет торжественный, и, дав кое-какие советы, уехал. За три дня до открытия элеватора неожиданно прилетел из Алма-Аты управляющий трестом. В Нагорное заезжать не стал, а сразу направился в Аксай. Не теряя времени, осмотрел весь сдаточный комплекс. Сделали пробный пуск,-- элеватор работал, правда, пока вхолостую.

-- Силен, брат, молодец!-- сказал управляющий и на глазах у присутствующих расцеловал Мансура.

Когда они возвращались в прорабскую, Атаулин вдруг спросил:

-- Вы что же, каждый элеватор лично принимаете? Управляющий, пребывавший в добром настроении, от

души рассмеялся.

-- Нет, конечно. Но этот элеватор особый. Во-первых, первый в вашей жизни...-- А во-вторых, так и быть, открою секрет: ваш элеватор --рекордсмен. Вы побили общесоюзные нормы по срокам возведения, по себестоимости и по выработке. Разве вы сами не догадывались об этом, когда мы терзали вас, требуя то один отчет, то другой. Признаться, и цифрам не поверил бы, если бы сам не видел этот элеватор. Приедем в Алма-Ату, придется вам выступить лично, рассказать, как вам это удалось и будьте во всеоружии цифр: трестовский народ недоверчивый, задаст вам сотни каверзных вопросов. Но и это не все...

Наш трест шестой год строит в Казахстане мельницы и зернохранилища, есть у нас и кое-какие успехи. И вот к началу этой хлебоуборочной правительство республики решило наградить лучших из наших строителей. Наград не так много, правда, как хотелось бы, но... Такие элеваторы, да еще к сроку, что чрезвычайно важно в нашем деле, у нас не часто сдают. Так что смело можете пробивать дырочку в пиджаке, Мансур, заранее поздравляю...