-- А акшн не может того, тоже появиться?

-- Да для акшн вообще ничего не нужно. Их кто хочешь дюжинами рожать может.

-- Так легко?

-- Так легко.

-- А доказать сможешь? Прям сейчас?

Саша улыбнулся. Уловка была настолько пряма и бесхитростна, что захотелось попасться. Он вдруг почувствовал азарт.

-- Хорошо, сказал он, -- давай вводные.

Быков потер руки: -- Придумай чего-нибудь занятное, не выходя из этой комнаты. Чтоб играть ребяткам было интересно, и чтоб... и чтоб, -- он наморщил лоб, потом взгляд его просветлел, -- и чтоб звучало!

Саша оглядел комнату. Мебель, телевизор, видеомагнитофон, в углу стоял беговой тренажер. Не то. Картины на стене, витиевато-вычурный золоченый карниз с гнутыми восьмеркой кольцами. Полупрозрачный голландский телефон на стене... Все не то. Фарфор в серванте, пианино, хрустальные вазы, обильно заполнявшие поры жилья кооператора, не вписывались в рамки аксельродовской теории решения изобретательских задач.

Заплакал младенец. Подошла мать, погремела цепочкой разноцветных шаров. Ребенок не унимался. Она потрясла сильнее.

-- Мать, ты б колыбель отсюда вывезла, -- твердо сказал Быков, -- люди у нас чай. Работать мешает.

-- Нет, нет, ничего, -- остановил его Саша, уставившись на погремушки. "Если в пустотелом шаре сделать дыру и закрутить его, то край дыры будет работать, как воздухорез свистка."

-- Есть!

-- Что - есть? -- не понял Быков.

-- Решение. Дрель в доме найдется? И суровая нитка?

-- Разыщем! -- Василий вышел ненадолго и вернулся с дрелью.

-- Мне нужно один шар от погремушки испортить, ничего?

-- Бери, бери, -- ответил Быков, явно заинтригованый.

-- Пуговицу на нитке помнишь? -- спросил Саша, -- у нас в третьем классе был повальный психоз. Так вот, идея очень простая. Сверлим четыре мелких отверстия в шаре, продеваем нитку. Сбоку делаем дыру побольше. Так, готово. Можешь попробовать. При определенной скорости вращения должно засвистеть, а может запеть, как орган, я точно не знаю.

Василий взялся двумя руками за петли, торчащие из шара, потянул в стороны. Шар начал коротко дергаться в разные стороны, постепенно набирая амплитуду.

-- Тяжело, это тебе не пуговица! -- сказал Быков натужно, -- на эспандер похоже, мы это еще и как спортивный инвентарь проведем!

-- Что, нравится? -- спросил изобретатель.

-- Нравится-то нравится, да только не звучит, как обещано!

-- Дергай сильнее, зазвучит.

На лбу у Быкова выступили капли пота. Шар вертелся, как бешеный, суровые петли при каждой эволюции шипели, как разрезающие воздух розги. Вдруг раздался короткий звук, непохожий ни на свист, ни на пение органа. Больше всего он напоминал вой больного привидения. Этот вой постепенно набирал силу и продолжительность, замолкая только на мгновения остановки шара в конечных точках.

Ребенок в коляске заинтересовано замолк. Дети оторвались от телевизора, с интересом глядя на побагровевшего отца, между дергающимися руками которого бесновалось нечто завывающее.

-- Иинтеереесноо? -- в такт завываниям спросил он детей.

-- Да-а, -- неуверенно протянул мальчишка.

Быкову как возжа под хвост попала.

-- Хоочуу доовеестии доо преедеелаа!

-- произнес он сквозь вой, усиливая колебательный напор.

В какой-то момент шар вдруг хрюкнул тонко и отрывисто, как вепрь на болоте. Дети быстро отползли за телевизор. Ребенок отчаянно заголосил.

-- Втоорооее дыыхаанииее поошлоо! -- закричал Василий.

Закончить мысль он не успел. Всхрюкнув в последний раз в жизни, разорваный пополам могучим центробежным ускорением, шар треснул и прекратил существование как целое. Одна половина острым краем рассекла Василию бровь и улетела за диван. Вторая, звякнув о люстру и, вспугнув кота на комоде, рикошетировала от витого зеркала в хрустальную корзину, изображавшую рог изобилия, дернулась там, сыграв короткую трель на хрустальных дарах земли, и застыла. Быков замер, опешив на мгновение, потом заорал:

-- Фигня это, это мы по шву сверлили, если поперек сверлить, нифига не разорвется! Покупаю! Аванс получишь незамедля!

Он наклонился к тумбе у кровати, вынул пачку купюр, начал отсчитывать, приговаривая: -- Ну, интеллигенция, ну не зря мы вас выучили, ну не зря! Пятьсот хватит?

-- Давай уж шестьсот, для ровного счета! -- подхватил Саша.

-- А на! -- Быков утер рукавом кровь со лба, -- как начнем производство - озолочу!

Он вынул из серванта бутылку наполеона.

-- Это дело обмыть надо! -- сказал он, разливая коньяк в хрустальные бокалы. -- Есть от вас толк, есть! Ну, давай, за будущее сотрудничество и успех! Держись меня, не пропадешь! Икры намазывай.

Он выпил коньяк залпом, налил еще.

-- Мы ведь только голову поднимаем, только силушку набираем. Отец мой кто был? Механизатор на моторно-тракторной станции. Всю жизнь отышачил, и помер в канаве. А я! Я к председателю исполкома без стука вхожу. И в районе Быкова знают. Я уже инвестиции начал делать. Слово-то какое, ин-вес-ти-ци-и. Отец мой от таких слов напился бы до синевы, а я - ничего, инвестирую!

-- Поздравляю, господин петрин.

-- Чего-чего? -- вскинул голову Василий, -- как ты меня назвал?

-- Да это так, к слову, персонаж один.

-- Саша поставил бокал на стол, -- а вот что ты, Василий, будешь делать, когда денег будет некуда девать? Когда все фрамуги уплотнишь, и тадж махал в Орехово достроишь?

-- А-а, понял я тебя, понял куда гнешь! Не то, говоришь, надо? А срать нам на ваши тонкости! Думаешь, ежли не рембрандт, так уж и жить незачем? Так?

-- Ну, это ты, Василий, круто взял, Рембрандты не часто рождаются. Хотя суть ты верно уловил.

-- Так чего же мне прикажешь делать? Как достичь полноты жизни?

-- Очень просто, Василий. Меценатствуй.

54.

Тяжелая сумка с картошкой била по ноге, мешая идти. Митя направлялся к выходу с рынка. Веселый бородатый латыш уверял, что картофель чист.

-- Не беспокойтесь товарищ, Латвию не задело -- говорил он напористо, пожалуй слишком напористо, -- меня проверили на въезде, вот квитанция.

"Запросто может быть перекупщик", - подумал Митя и свернул в узкий проход между ларями под надпись "Радиационный контроль".

Это не было, строго говоря, помещением, просто уширение прохода, ведущего на задний двор рынка, а еще точнее, просто ниша в стене, неглубокий альков. Б алькове на рассохшейся лавке сидела бабка в белом халате поверх ватника, в валенках на резиновом ходу и в карикатурно огромных наушниках на голове. Провода от наушников уходили в армейский полевой радиометр, стоящий здесь же на лавке. Сунув щуп радиометра в мешок, бабка объявила:

-- Чисто, следующий...

-- А откуда вы знаете, что чисто? -- спросил Митя, заинтригованный.

-- А то стрекочет, -- сказала бабка.

-- А сейчас не стрекочет?

-- Щас нет!

-- А что сейчас? -- переспросил он, чувствуя, что нарывается на неприятность.

-- Щас тихо!!! -- с трудом сдержавшись, ответила она -- как в гробу.

За спиной начали роптать напирающие покупатели. Понимая, что его сейчас сметут, Митя все же задал последний вопрос:

-- А вы знаете, что космический фон должен быть слегка слышен всегда?

В ответ он услышал неожиданно дружелюбное:

-- Иди, иди, академик, не толпись.

Он шагнул под моросящий дождь, мимоходом заглянув в стоявшую за дверью охряного цвета бочку с надписью "Радиоактивные отходы".

На дне в склизкой жиже плавал гнилой огурец.

55.

Из бесед

-- А вот ты, -- спросил слесарь Борька старшего лаборанта Редвуда, -лучше скажи, ты, по правде, еврей?

-- По правде - нет, -- ответил тот, -- а тебе что за дело?

-- А откуда у тебя фамилие взялось, а?

-- А фамилие у меня, -- ответил Редвуд,

-- английское.

-- Так ты что же, американский шпион, а? -- Борька замолк в ехидном любопытстве. Любил он людей впросак загонять.