14.
Константин Семенович Волопас волновался. Экстренные совещания в министерстве не собираются без причин. Маловероятно, что он допустил какой-нибудь прокол. Просто наступил, наверное, на хвост какой нибудь вонючке. Надо прикинуть, за что его могли зацепить. Он начал мысленно перебирать варианты.
Покупка Ауди на конференции в Женеве на деньги, оставшиеся с поликарбонатного сырья? Вряд ли...
Организация базы подледного лова, отделанной мореным дубом, на территории пионерского лагеря "Дубок", включая покупку снегохода "Буран" на пионерские средства? Ерунда...
Надстройка строительным цехом третьего этажа его личной дачи в садоводстве "Волдырево"?... Совсем мелочь.
Может, дело в том, что он все еще не защитился? Надо надавить на Гольденбаума, совсем не движется диссертация.
Для вызова в министерство без объяснения причин должно быть серьезное основание. Самое смешное, что ничего серьезного в статусе генерального он еще сделать не успел. И это беспокоило. Беспокоило, что идет он на совещание к министру неподготовленным, без четкого понимания обстановки.
Заседание в этот раз проводилось в зеленом кабинете. Едва войдя, Волопас понял, что вопрос явно серьезнее, чем его собственная персона. В кабинете было еще три генеральных, человек пять, которых он не знал и двое военных, в высоких чинах. Открыл совещание референт.
15.
-- Саша, ну почему именно головоломки? -- голос начальника патентного бюро Юрия Сергеевича Ганичева глох в бесконечных томах патентного права и папок с документацией, занимающих все горизонтальные поверхности в его кабинете. Рабочий день кончился два часа назад, качающаяся за окном перевернутая тарелка фонаря отбрасывала плавающие тени на шкафы и потолок. Юрий Сергеевич должен был давно быть дома, а не сидеть здесь с этим странным молодым человеком, помогая оформить заявку на авторское. Такую заявку он делал впервые: не от предприятия, не на официальном бланке, и в списке авторов - одна фамилия.
-- Не знаю точно, Юрий Сергеевич, это как средство от морской болезни. Когда человека качает в замкнутом пространстве, приступ наступает гораздо раньше чем на палубе. А стоит только ухватиться глазами за что-нибудь неподвижное, за берег например, как болезнь отступает. Метрика Вселенной вещь стабильная, на нее можно опереться в этом театре абсурда, -- Саша потер виски, -- такие штуки как двойная пирамида или диагональная звезда существуют тысячи лет, и будут существовать, когда весь этот бред вокруг нас канет в лету. А может, я просто ищу свой карасс.
-- Наверное, ты прав, ты еще можешь рассуждать абстрактно. Я - уже не могу. Когда тебе надо кормить детей и внуков, логика отступает, и начинаешь играть в игры идиотов.
Ганичев шагнул к полке с заявками:
-- Ты думаешь мне не тошно лопатить эти курганы тины? Ноблесс оближ. Я - профессиональный патентовед, и стараюсь подходить профессионально, найти прототип, грамотно написать формулу, чтобы прошла экспертов. Я все меньше и меньше гляжу на то, что они пытаются защитить.
Он взял со стола верхнюю папку:
-- Вот, например, ваша вращающаяся насадка. По сути - бред сивой кобылы, все давно известно, но результат зависит от того, как повернуть. Смотри, новизну я выжал, экономический эффект подтвержден, а главное, список авторов корректен. Все здесь, никто не забыт, и Ложакин, и генеральный, и товарищ референт министра, и даже генерал-майор. Принцип простой: чье ведомство платит, тот должен быть включен всенепременнейше, даже если он предмета в глаза не видел. Максимальное вознаграждение обеспечено, как только придет положительное решение. Все получат по куску, и Каменский получил бы, сколько остальные, хоть он, пожалуй единственный, кто это писал и изобретал. Жаль, что тебя уже нельзя включить...
Юрий Сергеевич перевел дыхание.
-- Да нет, не жаль. -- услышал он в ответ -- А Каменский может оттого и умер, что толпы дармоедов не вынес. Я себе задачу поставил: посмотреть сколько времени я здесь продержусь, не участвуя в ритуальных плясках. Пока все идет нормально: за семь лет научной работы - ноль научных публикаций и ноль авторских.
Саша откинулся на спинку стула.
-- А за помощь вам огромное спасибо, Юрий Сергеевич, без вас я бы погиб. Формулу изобретения написать, на мой взгляд, на порядок сложнее, чем изобрести.
-- Если хочешь знать, твоя "Королевская змея" это пожалуй единственная на моей памяти заявка, имеющая хоть какую-то реальную ценность, может поэтому я с тобой и занимаюсь. Ты себе не представляешь, что мне пытаются всучить. -- Ганичев бросил на стол еще одну пачку бумаг, перевязанную бечевкой, -- Вот, например, детище нашего знаменитого одноосного упрочнителя Полстернака, вглядись в эту схему. Смотри внимательно.
Саша с интересом развернул синьку. Под титулом "Установка непрерывной продольной ориентации" было изображено нечто, удивительно напоминающее паровую телегу братьев Черепановых.
-- Скажите мне, что я не прав, Юрий Сергеевич, -- произнес он через пару минут, -- но ведь это же вечный двигатель?
-- Именно, именно! -- вскричал Ганичев
-- perpetuum mobile во всей красе! Смотри, здесь стержень входит в камеру, отсюда выходит, и все это просто потому, что в камере повышается давление! И никто не знает, каких трудов мне стоило остановить этот нонсенс. А ты, собственно, чего ждешь от авторского свидетельства? -- продолжил он после паузы, -- с твоей одинокой фамилией никто это внедрять не станет. А если и станут, про тебя просто забудут. Даже приоритет - штука неопределенная, обойти тебя сможет любой, если захочет.
-- Я знаю, не в этом дело. Просто я слышал, что они там во ВНИИГПЭ очень дотошны, если найдут что-то похожее, ни за что не пропустят.
-- Это точно, не пропускать - это их главная задача.
-- Что мне и надо, не хочется велосипед изобретать. Ну и спортивный интерес, если хотите.
-- И что это мне так везет на интеллектуальных спортсменов? Вон, трофеев - полная полка...
Юрий Сергеевич вытянул из-за книг толстый рулон потрепанного ватмана. Как зампарторга, он был облечен обязанностью куратора стенных газет. Всякий здравомыслящий, а уж тем более занятый наукой, индивидуум старался от участия в настенном творчестве увильнуть. В результате редакции стенгазет постоянно обновлялись зелеными молодыми специалистами, еще не потерявшими студенческий задор. Задача Ганичева заключалась в цензуре, коррекции, а иногда и в конфискации идеологически невыдержанных опусов.
-- Глянь, -- он раскатил по столу пожелтевший свиток, -- это к юбилею Байкало-Амурской дороги было сверстано. Одно название чего стоит!
-- Десятилетью реанимации БАМа посвящается -- прочел Саша -- По-моему, ничего такого уж опасного для режима.
-- Читай дальше, эпиграф читай -- буркнул Ганичев.
Саша рассмеялся, не сдержавшись. В правом верхнем углу было выведено красивым девичьим почерком:
Мы построим магистрали
Там где раньше тигры срали
16.
Урна била под колено, сбивая шаг. Оставался один последний адрес. С трудом найдя сухой пятачок в залитых цементной жижей колеях, Митя поставил урну на землю и огляделся. До домов оставалось не более ста метров пересеченной местности. Он вдруг начал узнавать места. Ну конечно, это было стойбище лимитчиков, шесть одинаковых казарменного типа построек располагались в ряд прямо под высоковольткой. Просто сейчас он шел с шоссе Революции, а в тот раз они приблизились с Георгиевского кладбища...
В тот раз они, спецрейд добровольной народной дружины, шли проверять состояние проживания неблагополучных детей. В шести лимитных домах неблагополучных детей было семнадцать. Двое из них, под разными фамилиями, были прописаны по одному и тому же адресу: улица Лопатная, дом четыре, комната одиннадцать.
-- Очень странный адрес, -- с сомнением произнесла Аделаида Мироновна, -- почему комната? Ведь это же не учреждение какое-то, а жилмассив.
Сомнения ее разрешились немедленно по пересечении порога парадной дома номер четыре по улице Лопатной. Парадная дверь располагалась в торце длинного, баракообразного строения, открывая вход в малоосвещенный коридор без окон, пронизывающий здание вдоль, как шампур. Сразу за дверью их остановил резкий, странный запах хлорки, смешанной с перегорелым, прогорклым маслом.