Однако очень немногие в Петербурге, а в Москве и подавно, знали, сколько лет Шурику. Он был настолько подвижен, настолько по-юношески неуклюж, мимика его была столь хаотична и порой гротескна, жесты столь порывисты и угловаты, что когда Шурика видели впервые, то на язык само собой напрашивалось определение «молодой человек». Правда, слегка потасканный, но ведь не где-нибудь работает — в шоу-бизнесе. Можно понять.

Именно так — «молодым человеком» — и называли Александра Михайловича продавщицы в магазинах.

Это не смущало Шурика. Он считал, что маскировка, обманчивая внешность, вид этакого простачка-шустрячка — все это идет на пользу в его работе. Гольцман на первых порах пытался внедрить в сознание Шурика мысль о том, что встречают-то по одежке, а «одежка» — не просто костюм, это и умение двигаться, умение правильно сидеть, красиво стоять, уверенно говорить, выглядеть естественным и быть обаятельным. Словом, «одежка» — это те необходимые элементы внешнего облика, которые располагают к сотрудничеству «серьезных партнеров».

Шурик не спорил с начальством, он продолжал бегать, словно мальчишка, и очень быстро доказал Гольцману собственную рентабельность. А когда генеральный увидел, какую прибыль приносит работа Шурика, то раз и навсегда оставил всякие нравоучения и больше не заикался об имидже, этикете и протоколе.

Единственным проколом, если уместно говорить об одной из самых дорогостоящих слабостей Шурика как о «проколе», была страсть к хорошим машинам.

В Петербурге, в теплом гараже неподалеку от дома, в котором проживало семейство Рябого — жена Танька с двумя сыновьями Венькой и Генкой, — стоял серый «БМВ», которым пользовалась большей частью супруга Шурика. В столице же у первого зама Гольцмана имелись мини-вэн «Крайслер» для «черной» работы — иной раз приходилось и по всяким пригородам мотаться, артистов подвозить, да с инструментами, да с девками, — и новехонький «Мерседес-350» («скромненько, но со вкусом, чего глаза мозолить», — говорил Шурик об этой машине, предназначенной для его личных поездок по столице).

Весь облик Шурика настолько не соответствовал этим автомобилям, что как-то раз его чуть не арестовали. Ситуация вышла достаточно комичной.

Шурик провожал в Петербург группу «Муравьед». Гастроли были суматошными и нервными. Закончив возню с музыкантами, Шурик отвез их на Ленинградский вокзал, где и поставил свой вэн на стоянке. Ребята с администратором пошли в кассы выкупать забронированные билеты, а Шурик стоял рядом с открытой дверцей машины, покуривал «Кэмел» без фильтра, который внешне ничем не отличается от пролетарской «Примы», и поплевывал на асфальт.

Издалека, со стороны вокзала, к нему неторопливо, но очень целенаправленно двигался наряд милиции — два молодца в погонах, один держал на плече автомат, второй поигрывал дубинкой. Они с улыбочками подошли к Шурику, встали напротив и уставились на потертого мужичка с «Примой», как им показалось, во рту, который торчал рядом с шикарной иномаркой и вроде бы размышлял, чего же ему с ней делать.

Шурик молча взирал на милиционеров и продолжал спокойно курить, не отвечая на улыбочки.

— Документики предъявите, — преувеличенно вежливо обратился, наконец, к Шурику тот, что был повыше ростом.

— Пожалуйста.

Шурик протянул лейтенанту паспорт с питерской пропиской. Никаких регистраций в Москве Шурик никогда не проходил, считая это пустой тратой времени.

— Так-так-так…

Лейтенант полистал паспорт и протянул его своему напарнику.

Искоса посмотрев на трубку мобильника, торчавшую на поясе Шурика, он улыбнулся еще шире и выдал следующую просьбу:

— Документик на трубку.

Шурик поморщился — совершенно не до этих ментов ему было. В голове, как всегда, теснились наполеоновские планы, выстраивались тонкие схемы взаимодействия с московскими продюсерами, и Александр Михайлович даже не расслышал последней фразы, с которой обратился к нему паренек в форме.

— Что? — спросил Шурик, сплюнув на асфальт.

— Документик на трубку, — повторил тот, проследив за плевком и покачав головой, оценивая заплеванный асфальт рядом с роскошной машиной.

— Просрочен. — Лейтенант поднял глаза на Шурика и передал бумагу второму, который уже держал в руке паспорт Рябого, а теперь присовокупил к нему и документ на мобильник.

— Машина чья?

— Моя.

— Шофер, что ли?

— Хозяин.

— Хо-зя-я-ин, — протянул лейтенант. — Ну-ка, из карманов все достаньте.

Будучи человеком опытным, Шурик не стал перечить. Он вытащил бумажник, связку ключей, носовой платок, газовый пистолет и поочередно протянул все эти предметы наряду.

— Ого!

Лейтенант держал в руке толстую пачку стодолларовых купюр, которую выудил из потрепанного, видавшего виды бумажника Шурика.

— Ну, чего? — продолжая улыбаться, спросил лейтенант. — Придется пройти.

— Нет, ребята, не могу я, — спокойно ответил Шурик. — Я тут…

— Что значит — «не могу»? Ты чего несешь, мужик?

— Ребята, я провожаю группу…

— Какую еще группу?

— "Муравьед".

— Кто-кто? — Лицо второго мента вытянулось. — Мура — кто?

— Муравьед. Я продюсер питерской фирмы «Норд». Вот еще документы.

Шурик полез в бардачок и вытащил толстую пачку бумаг.

Лейтенант, не выпуская из рук деньги, неловко принял документы и стал перелистывать их, пробегая глазами договоры и сметы. Тут же оказалось разрешение на газовый пистолет, листы бумаги, испещренные номерами безымянных телефонов, деловые письма — оригиналы и копии — в «Райс Лисс'С», «Мороз-Рекордс», «Союз», «Полиграм» — во все известные московские продюсерские фирмы, с которыми так или иначе сотрудничал Шурик. Обнаружилась и визитница, где замелькали названия ночных клубов. Тут были и «Метелица», и «Манхэттен», и самые заштатные клубы для нищих рокеров — весь спектр московской развлекательной индустрии, вернее, мест, где она работала, имелся в виде представительских бумаг в бардачке Шуриковой машины. Несколько кусочков картона с отчетливо пропечатанными на них фамилиями известнейших и, соответственно, самых дорогих столичных адвокатов произвели на милиционеров особенно сильное впечатление.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: