Правая рука — роскошный тарантул в гирляндах роз — сбросила в кромешную пропасть внизу книгу о Байёском гобелене. Казалось, целая вечность прошла, прежде чем книга ударилась об пол и дивные руины гобелена рассыпались лавиной золотых, серебряных и небесно-синих нитей.

Дотянувшись до девятой полки, левая рука сопящего, кряхтящего мистера Мрака встретила пустоту — никаких книг.

— Мальчики, вы здесь, на Эвересте?

Тишина. Если не считать тихие всхлипы где-то вблизи.

— Холодно? Холоднее? Совсем холодно?

Глаза Человека с картинками поднялись вровень с одиннадцатой полкой.

Меньше чем в десяти сантиметрах от них лежал лицом вниз, недвижимо, словно труп, Джим Найтшейд.

На следующей полке катакомбы с дрожащими на глазах каплями слез лежал Вильям Хэлоуэй.

— Порядок, — сказал мистер Мрак.

Протянул руку и погладил Вилла по голове.

— Привет, — сказал он.

Всплывающая перед глазами ладонь напомнила Виллу восходящую луну.

С ладони на него смотрел его собственный ярко-синий портрет.

Джим тоже увидел перед собой руку.

С ее ладони на него смотрел его портрет.

Рука с портретом Вилла схватила Вилла.

Рука с портретом Джима схватила Джима.

Крики и вопли.

Человек с картинками подтянул добычу.

Развернувшись, не то упал, не то соскочил на пол.

Мальчики, брыкаясь и крича, упали вместе с ним. Приземлились на ноги, покачнулись, теряя равновесие, но их удержали и выпрямили в рост кулаки мистера Мрака, крепко держащие обоих за шиворот.

— Джим! — сказал он. — Вилл! Мальчики, что вы делали там наверху? Уж во всяком случае не читали?

— Папа!

— Мистер Хэлоуэй!

Из темноты выступил отец Вилла.

Человек с картинками сгреб мальчиков, точно охапку хвороста, и мягко прижал к себе одной рукой, после чего посмотрел с учтивым любопытством на Чарлза Хэлоуэя и протянул к нему вторую руку. Отец Вилла успел ударить ее один раз, но тут же его левая кисть была поймана в воздухе и крепко стиснута. Громко крича, мальчики увидели, как Чарлз Хэлоуэй, ахнув, падает на одно колено.

Мистер Мрак еще сильнее стиснул его кисть, в то же время медленно и неумолимо другой рукой сдавливая ребра мальчиков так, что разом выжал из них весь воздух.

Ночь в глазах Вилла пронизали огненные завитки, словно отпечатки чьих-то пальцев.

Отец Вилла со стоном опустился на второе колено, колотя воздух правой рукой.

— Будьте вы прокляты!

— Уже, — спокойно ответил владелец Луна-Парка, — и притом давно.

— Будьте вы прокляты, прокляты!

— Не слова, старина, — сказал мистер Мрак, — не слова, будь то в книгах или в твоих устах, но живые мысли, реальные действия, быстрая мысль, быстрое действие решают исход сражения. Так-то!

И он еще крепче сжал свой кулак.

Мальчики услышали, как хрустят кости пальцев Чарлза Хэлоуэя. Он вскрикнул и упал на пол без сознания. Одним плавным движением, словно в торжественном бальном танце, Человек с картинками обогнул стеллажи, держа под мышками мальчиков и сбивая книги с полок их ногами.

Зажатый в тисках, чувствуя, как мимо скользят стены, книги, полы, Вилл поймал себя на дурацкой мысли: «Надо же, от мистера Мрака почему-то пахнет… парами каллиопы!»

Внезапно локти мистера Мрака отпустили мальчиков. Но не успели они шевельнуться и толком вдохнуть, как были схвачены за волосы и повернуты, словно марионетки, лицом к окну, за которым тянулась улица.

— Мальчики, вы читали Диккенса? — прошептал мистер Мрак. — Критики корят его за пристрастие к совпадениям. Но мы-то знаем, верно? — жизнь вся состоит из совпадений. Встряхните Смерть, и случайные происшествия посыпятся из нее, как блохи с мертвого быка. Глядите!

Мальчики тщетно пытались вырваться из железной хватки голодных ящеров и щетинистых обезьян.

Вилл терялся — то ли плакать от радости, то ли от отчаяния.

Внизу, выйдя из церкви и направляясь домой, пересекали улицу его мама и мать Джима.

Не старая, не безумная, не мертвая, не за решеткой, не на карусели, а в добром здравии дышала свежим октябрьским воздухом его родительница, которая все последние пять минут находилась в церкви, в каких-нибудь ста метрах от библиотеки!

— Мама! — крикнул Вилл в ладонь, которая, предвидя этот крик, зажала ему рот.

— Мама, — воркующим голосом передразнил мистер Мрак. — Спаси меня!

«Нет, — подумал Вилл, — спасайся сама, беги!» Но его мама и мать Джима знай себе продолжали неторопливо идти по городу, умиротворенные посещением теплой церкви.

— Мама! — опять закричал Вилл, и какой-то глухой, блеющий, слабый звук вырвался из-под потной ладони.

Мать Вилла остановилась на тротуаре по ту сторону улицы, в тысяче километрах от них.

«Она не могла меня услышать! — сказал себе Вилл. — И все же…»

Она повернулась лицом к библиотеке.

— Хорошо, — выдохнул мистер Мрак. — Отлично, превосходно.

«Я здесь! — подумал Вилл. — Ты должна увидеть нас, мама! Беги за полицией!»

— Почему она не смотрит на это окно? — спокойно спросил мистер Мрак. — Почему не видит нас троих, точно позирующих для портрета? Давай погляди. И беги сюда. Мы впустим тебя.

Вилл беззвучно всхлипнул. «Нет, нет…»

Глаза его матери скользнули от входной двери к окнам первого этажа.

— Здесь, — произнес мистер Мрак. — Второй этаж. Даешь стопроцентное совпадение.

Мать Джима о чем-то заговорила. Женщины стояли на самом краю тротуара.

«Не надо, — мысленно молвил Вилл. — Умоляю».

И женщины повернулись и пошли дальше под ночным воскресным небом.

Вилл почувствовал, как Человек с картинками чуть-чуть сник.

— Не ахти какое совпадение… Представление не состоялось, никто не погиб, никто не спасен. Жаль. Ладно!

Волоча ноги мальчиков по полу, он спустился вниз и открыл входную дверь.

Кто-то стоял в тени, ожидая.

По щеке Вилла пробежала холодная ящеричья лапка.

— Хэлоуэй, — прохрипел голос Ведьмы.

Нос Джима оседлал хамелеон.

— Найтшейд, — прошептала сухая метла.

За спиной Ведьмы, возбужденно переминаясь с ноги на ногу, молча стояли Карлик и Скелет.

Тут бы мальчикам заорать во всю глотку, но Человек с картинками вновь мгновенно уловил их желание и не дал звукам вырваться на волю, после чего повелительно кивнул старухе-пылюге.

Ведьма с ее морщинистыми, прочно сшитыми вместе игуаньими веками из черного воска, с огромным носом, чьи ноздри смахивали на закопченные чубуки, наклонилась вперед, и пальцы ее зашевелились, беззвучно рисуя знаки, на которые опиралась память.

Джим и Вилл смотрели как завороженные.

Ведьмины ногти мелькали, рассекая, перебирая студеный воздух. Обдавая пупырчатую кожу мальчиков кислым, зеленым, лягушачьим дыханием, она пела, жужжала, мяукала вполголоса, поглаживая своих крошек, своих мальчуганов, своих друзей по крыше с улиточьим скользким следом, по меткой стреле, по распоротому и утонувшему в небесах воздушному шару.

— Игла-стрекоза, зашей эти рты, чтобы не говорили!

Укол, шов, укол, шов — ноготь ее большого пальца вонзался в нижнюю, верхнюю губы, протыкал, тянул, протыкал, тянул невидимую нитку, пока не сшил их вместе поперечным швом.

— Игла-стрекоза, зашей эти уши, чтобы не слышали!

Голос Ведьмы увяз в заполнившем уши Вилла холодном песке. Он звучал все тише, все глуше, сопровождаемый щекочущим шелестом, тиканьем, стуком ее порхающих пальцев-циркулей.

В уши Джима набился мох, быстро и прочно их запечатал.

— Игла-стрекоза, зашей эти глаза, чтобы не видели!

Раскаленные Ведьмины пальцы больно вывернули глазные яблоки мальчиков и опустили веки с таким стуком, словно кто-то захлопнул обитые железом двери.

Вилл увидел, как лопнул миллиард электрических лампочек, и погрузился во тьму, меж тем как незримые стрекозы порхали где-то в пространстве, жужжа, точно шмели над обогретым солнцем медоносом, и скрытый голос замораживал чувства мальчиков навеки и еще на день.