И тут я злюсь на себя. Я же выбралась из супер-пупер засекреченного бункера, плавала в холодной реке и пыталась соблазнить чертовски опасного мужчину. Я не буду волноваться из-за какой-то там мыши.

Колетт идет в соседнюю комнату, а я вспоминаю все происходящее в этом доме. Я здесь жила шесть месяцев и ухаживала за тетей до ее смерти и никогда не видела здесь никаких мышей.

Включаю свет и теперь ясно вижу следы.

В упаковке с хлебом есть отверстие и сухих крошки валяются на столе.

Что изменилось после моего ухода? Неужели так произошло потому, что дом никогда раньше не пустовал? Но ведь прошла только одна ночь.

Я замечаю немного риса на полу возле кладовой. Его там тоже не должно быть.

Дверь слегка приоткрыта, и я открываю ее шире. Я никогда не оставляла ее открытой, и совершенно точно уверена, что не делала этого, перед тем как лечь спать той ночью, когда появился Джекс.

Вхожу и включаю свет. В мешке с рисом тоже отверстие, из которого выпадает зерно. Два коробки с хлопьями лежат на боку.

Черт! Как я избавлюсь от грызунов? С помощью ловушки? Или взять у кого-то кота?

Прижимаюсь головой к дверному косяку. Я не хочу быть здесь. Не хочу оставаться в большом пустом доме. Мне нужен Джекс. Это глупо. Я его почти не знаю. Он был груб со мной. Связал меня. Похитил. А затем навязал меня другу.

Но то, что он заставил меня почувствовать... Так много власти. И страсть. Произошедшее с нами не может быть общепринятым. Хотя, возможно, для него это ничего не значит. Возможно, все его женщины чувствуют себя так, когда он уходит.

Цепляюсь за коврик, который лежал на полу кладовой с самого моего детства.

Что-то не так.

Есть вещи, которые, кроме меня, здесь никто не заметит.

Например, потрепанный угол ковра, который постоянно цепляет дверь. И этот угол сейчас напротив задней стены.

Кто-то перевернул этот коврик.

Я хожу взад-вперед и зову Колетт. Страх пронизывает меня, поскольку я думаю о незнакомце, копающемся в моих вещах.

Но потом я вспоминаю о Джексе.

Возможно, это сделал он. Вспоминаю, что он говорил, что осматривал здесь все.

Поднимаю угол ковра и, наконец, вижу его.

Люк.

В этой кладовой есть что-то скрытое.

Колетт больше не крадется, и я слышу ее шаги.

— Все чисто! — говорит она.

Кладу коврик обратно и закрываю дверь.

Женщина заглядывает в комнату.

— Ты как?

— Это просто мышь, — говорю, указывая на хлеб. — Ненавижу мышей.

— Заведи кота. — И Колетт включает верхний свет. — Уютное местечко.

— Здесь всегда жила моя тетя, — говорю я. — Почему вы называете это безопасным домом?

— Забудь. Похоже, с самого начала было какое-то на недопонимание. — Ее улыбка искренняя, хотя я знаю, что она лжет. — Джекс просто ошибся адресом.

— Нет, — настаиваю я. — Джекс сказал, что Клауса убили здесь. Он был предельно ясен.

Колетт смотрит в потолок.

— Знаешь, кажется, я видела кошку за твоим домом. Пойдем, глянем? Она поможет с проблемой мыши.

Что? Я смотрю на Колетт, она пытается что-то показывать мне мимикой. Затем ударяет себя по лбу.

— Ты же хочешь этого, да? Кошка для мышки.

Она направляется к двери, и только тогда я понимаю: за нами следят, как и в машине.

— Да. Это отличная идея.

Мы выходим из дома и идем по полю. Земля тети Беа простирается на несколько акров, словно буфер от остального мира.

И тогда, взглянув на дом и поля по-новому, я понимаю, что здесь действительно легко обороняться. Здесь открытая местность и легко обнаружить чужих. Нет никаких деревьев и ничего, где можно спрятаться.

Тетя все знала и никогда не говорила мне?

— Как Мстители перестают ими быть? — спрашиваю я внезапно.

Колетт останавливается и поворачивается ко мне. Ее короткие волосы развеваются вокруг скул. Она выпрямляет рукава и прячет часы. И только после этого она отвечает на мой вопрос.

— Ты можешь уйти в отставку, точно так же, как в другом месте.

— А семья должна знать, кто ты?

— Через семью ты становишься одной из них. К чему все эти вопросы?

— Почему я не знала, что это безопасный дом?

— Только твоя тетя могла ответить на это. — Колетт пристально осматривает поля и останавливает взгляд на автомобиле, едущем вдалеке по дороге. — Но есть родители, которые уходят на пенсию и никогда не рассказывают своим детям.

— Мои родители мертвы.

— Как они умерли?

— Несчастный случай на лодке.

Ее губы сжимаются в узкую линию.

— Знаю, это похоже на шпионское клише. Но они участвовали в регате. Им нравилось ходить в шторм. Они жили ради такой опасности. Так что это было лишь вопросом времени.

Женщина рассеянно кивает, оглядываясь назад.

— На все есть причины, — говорит она. — Ты можешь продать дом и переехать?

— Я еще не думала об этом. Тетя Беа умерла всего пару недель назад.

— У тебя больше никого нет?

Качаю головой.

— Нет. Отец был единственным ребенком, а тетя Беа была сестрой матери.

Колетт протягивает руку.

— Ты действительно одна в этом мире?

В ее исполнении эти слова звучит так мрачно.

— Я хочу к Джексу. У меня больше никого нет.

Она вздыхает, поворачивается и медленно идет к дому.

— Джекс — шикарный мужчина, — говорит она. — Никто не хочет бросать его.

Я думаю о женщинах, о которых она, вероятно, говорит, и хмурюсь, но иду рядом. Холодные, жесткие сорняки хрустят под ногами, когда мы наступаем на них.

Я действительно не хочу возвращаться к тишине своего дома, хотя очень хочу исследовать кладовку. Но если Колетт уйдет, то исчезнет и моя единственная связь с Джексом.

— Могу я поехать с тобой?

— Нет. Они все равно вернут тебя сюда.

— Что ты имеешь в виду?

Она кивает.

— Ты видишь больше, чем должна.

— И что теперь будет?

Она останавливается и жестом останавливает меня.

Я чувствую, что сейчас мы вне досягаемости любых устройств внутри дома, которые контролируют мою деятельность. Отмечаю место и мысленно по периметру рисую круг в голове.

— Думаю, ты должна продать этот дом и просто жизнь дальше, — говорит Колетт.

— Но кто-то другой окажется здесь.

— Его купят люди, которые будут его использовать.

— О-о. — Понимаю, кому он достанется, и что здесь будет происходить.

Мы продолжаем идти к дому.

— Могу ли я связаться с Джексом?

Колетт качает головой.

— Никто не связывается с ним, если он сам этого не хочет.

— А с тобой?

Она снова останавливается.

— Мия, извини, что Джекс втравил тебя в это. Я знаю, со стороны это все выглядит захватывающим приключением, но ты не можешь связываться с нами. Извини.

Мы в тишине доходим до заднего входа. Голос Колетт приобретает формальные нотки, будто каждое ее слово теперь под прицелом наблюдателей.

— Наша служба безопасности будет присматривать за вами, — говорит она, — но они не будут вторгаться в вашу личную жизнь. Никто не будет записывать, чем вы занимаетесь, и не будет прослушивать вас. Они просто будут обращать внимание на то, кто к вам приходит, и проверять, не являются ли эти люди вам угрозой.

Если они не слушают, то почему она так говорит? Я чувствую, как волосы на моей шее начинают шевелиться от страха.

— А это произойдет? Кто-то придет сюда?

Она колеблется.

— Нет. Вы будете в безопасности. — Колетт наклоняется, целует меня в одну щеку, а затем в другую и шепчет. — Береги себя, Мия.

Затем она идет к машине.

Я наблюдаю, как она заводит BMW и выезжает из переулка. Я не хочу идти в дом. Тяжело сажусь на ступеньку крыльца. Я чувствую себя разбитой. Она моя единственная связь с Джексом. И теперь она ушла.

Они все ушли.

Я прислоняюсь головой к перилам и наконец-то позволяю чувству жалости наполнить себя. Я одна. Мне некуда идти. У меня нет ничего, кроме этого непонятного дома, который каким-то образом привел Джекса ко мне. А теперь он ушел. Его не найти. Если Мстители не могут его отследить, тогда и у меня нет шансов.

Я встаю. Надо проверить, есть ли в кладовой что-то, что может мне помочь.

Нужно посмотреть.

Глава 8

Джекс

Полагаю, Мия уже дома. Прошло шесть часов.

Сэм ведет нас к посту Мстителей, который замаскирован под магазин пончиков. Я сижу на стоянке в старом плаще-палатке, скрывающем меня от наблюдателей.

Тем временем Сэм внутри заказывает булочку с корицей.

Плащ нагревается от солнца. Я наблюдаю за всем сквозь прозрачную панель, но чувствую себя долбанным антиквариатом.

С тех пор как я сбежал из тюрьмы, Сэм украл и отремонтировал слишком много техники, и он недоволен тем, как я уничтожил его последнее творение.

Поэтому я сижу под старым плащом, который пахнет Old Spice.

Мои мысли занимает Мия. Интересно, что она делает? Наверняка бесцельно бродит по старому дому.

Поскольку мне больше нечего делать, я вытаскиваю айдипад и смотрю на Джорджиану Пауэрс, которая жила в том безопасном доме, пока туда не прибыл Клаус и не умер. Дом выведен из эксплуатации, Пауэрс тоже.

Я сидел в тюрьме и не знал об этом, поэтому отправлял письма Клаусу туда. А Мия их получала и отвечала.

Я не могу сосредоточиться.

Вспоминаю ее последнее письмо, предложение, которое она написала, когда я нашел ее.

Что-то о том, чтобы сорвать с нее платье и обнажить бедра.

Я вспоминаю ее в сарае, лежащую на сене, ее связанные над головой запястья. Каждое движение заставляет ее грудь покачиваться… И ее тепло, сжимающее мои пальцы.

Сфокусируйся, Джекс.

Я больше не увижу ее. Обычно это не проблема. Женщины появлялись и уходили из моей жизни. Лос-Анджелес, Нью-Йорк, Берлин, Париж.

Но в Мие есть что-то особенное. Поэтому мне лучше держаться от нее подальше.

Продолжаю читать.

Джорджиана была тетей Мии?

Джорджиана Пауэрс родилась в семье Дружинников и вступила в программу в 1960 году в возрасте пятнадцати лет. Она отличилась во время войны во Вьетнаме и получила статус «Шестой фазы» до двадцати лет, специализация — оружие дальнего радиуса действия.

Затем ее родители получили серьезные ранения в боях, вышли в отставку, но взяли на себя ответственность за безопасный дом.

Они номинально были связаны с сетью, поскольку этот дом редко использовался.