- Пппо 12 ррубликов, гграждане. - Пожалуйста, - девушка пошарила в кармане своего пальто и достала деньги.

Гена тоже протянул два червонца. Проводник пошарил в кармане и выгреб кучу мелочи.

- Ппожалуйста. Это - вам, а это - вввам. Пппетя. - Меня зовут Гена. Помните? Геннадий Андреевич. - Ннет. Этто я - Пппетя. Ну... Пппо пятьдесят? - За что - по пятьдесят-то? - Ннне ррублей. Гграмм. Зза знакомство.

Проводник Петя посмотрел на стаканы с любовью. Гена, улыбаясь, налил водки в два стакана.

- Ну, давай, Петя. За знакомство. И за Катерину Сергеевну, которая нас еще не знает, но уже не любит. - Этто пппочему же? - обиделся Петя. - Потому что мы, Петя, водку будем пить. - А... Этто пправильно. Я сссам пппьяных нне ллюблю. Зза знакомство.

Петя нежно выпил и занюхал рукавом.

- Курочки? - спросил Гена. - Нннет. - серьезно сказал Петя. - Пппущай она там еще пппоегозит. Ппойду билеты ддальше собирать, Гггенадий Андреич. - Ну, давай, Петр. Я так гляжу, весело поедем. Заходи еще на пятьдесят, раз Катя отказывается. - Зззайду пппопозже. - Он вдруг снова казенно застыл. - Тттолько нне ккурить в ккупе! - Так точно, Петя. За себя ручаюсь, а Екатерина и так не курит. Правда, Катя. - Правда. Не курю, и вам не разрешу.

Веселый проводник откланялся, закрыв за собой дверь. Гена оторвал от курицы кусок мяса и с удовольствием его съел. Потом посмотрел на Катю. Она снова делала вид, что читает.

- Вы так и не перевернули страницу. - Потому что вы не даете мне ее дочитать. - Виноват. Так вы, значит, тоже до Энска, Екатерина... Сергеевна. - Да. - Домой? - Да. А вы? - А я... А я и сам не знаю... Давайте так. Я схожу покурить, а вы тут переодевайтесь и дочитывайте свою страницу. - Спасибо, что разрешили. - Ухожу, ухожу.

Он встал, достал сигареты и открыл дверь. Закрывая ее снаружи, увидел косой взгляд Кати - короткий, оценивающий его во весь рост. И очень неприветливый. Потом он прошел по коридору, услышав из-за соседней двери: "Ннну... Пппо пятьдесят?.." и вышел в тамбур. Закурил от копеечной зажигалки и уставился в окно. Там метнулся встречный состав, сливаясь в одну гремящую массу. Когда он пролетел мимо, Гена успел заметить на насыпи рядом с путями двух мальчишек. Они обрывали ветки с куста орешника...

* * * - Тонкая - сказал Волчий Коготь. - Ага, - отозвался Одинокий Ворон. - А вот эта подойдет, - Коготь взялся за ветку потолще и, едва не обрубив себе палец, смахнул ее боевым томагавком. Томагавк был украден у мамы с кухни два часа назад и вызывал в душе Волчьего Когтя смешанное чувство раскаяния и страха. Но больше, все-таки, страха. - Ага, - Одинокий Ворон был немногословен, как и подобает воину племени Сиу.

Коготь зачистил от коры срезанную ветку, и оба индейца полюбовались на ее влажную изнанку. После этого Коготь достал из кармана бечевку и протянул ветку Ворону:

- Сгибай!

Одинокий Ворон что было сил согнул ветку, но в руках она все время норовила распрямиться.

- Не так, - сказал Коготь и поставил ветку одним концом на землю. - Вот как надо!

Ворон последовал примеру и, уперев ветку в землю, навалился на ее верхушку всей тяжестью. Ветка сильно изогнулась, и Коготь сноровисто привязал к обеим концам бечевку.

- Вот, - сказал он. - Один готов. Теперь второй. И стрелы.

Еще пять минут ушло на изготовление второго лука и стрел. Потом Коготь достал из кармана гвозди и проволоку.

- Вот. - сказал он. - Теперь главное. - Что это? - удивился Ворон. - Как "что"? - в свою очередь, удивился Коготь. - Наконечники, конечно. - А... Понятно.

Вскоре первый гвоздь был привязан к стреле. Волчий Коготь взвесил ее на ладони, положил на тетиву и натянул лук. Вид у него стал грозным. Бледнолицое население Энска, увидев такое, немедленно принялось бы собирать чемоданы.

- Класс! - Одинокий Ворон позволил себе странное для индейца выражение. - Еще бы! - самодовольно ответил Коготь. Он так и не выстрелил еще, будто смаковал тугое ожидание тетивы. - Стреляй, брат мой, - величественно произнес Ворон.

Волчий коготь прицелился в соседнее дерево, потом, не отпуская тетивы, медленно повел рукой. Лук, который был размером почти с хозяина, развернулся медленно. Очень медленно. Как-то даже слишком медленно. Одинокий Ворон увидел, что ржавый гвоздь смотрит ему прямо в глаз. А за ржавым гвоздем, на расстоянии вытянутой руки, его встретил немигающий взгляд Волчьего когтя, вышедшего на тропу войны.

- Злые языки говорят, что ты ходил к бледнолицым пить Огненную Воду, сказал Волчий Коготь. - Серый... То есть Волчий Коготь... Ты... - Ворон почувствовал, как его колено неожиданно задрожало. Гвоздь был на расстоянии полуметра от его зрачка и выглядел очень опасной штукой. Было видно, как дрожит его острие.

- Я уже тридцать лет как Волчий Коготь (это была наглая ложь), и намерен оставаться им до ухода в Долину Мертвых. А как теперь называть тебя? Пьяный Ворон? Глоток Огненной воды? - Серег, кончай, а?.. - Кому ты это говоришь, сын белокурой скво? - Я говорю это тебе, - к Одинокому Ворону вернулось самообладание. Он встал ровно, стараясь не опираться на дрожащее колено, и посмотрел прямо на острие гвоздя. - Я говорю это тебе, Ржавый Коготь, Волчий Гвоздь.

Коготь рассмеялся. Он резко обернулся назад и отпустил тетиву. Стрела лихо свистнула в воздухе, но пролетела мимо дерева и ушла в кусты. Коготь раздосадовано сплюнул и пошел ее искать. Одинокий Ворон тем временем ударил себя по предательской коленке, которая еще подрагивала после испуга, как рыба на песке. Коленка успокоилась. Тогда Ворон поднял свой лук, повесил его на плечо и сделал такую же стрелу - с гвоздем, примотанным проволокой к древку.

Вскоре вернулся Коготь. Он посмотрел на друга как ни в чем не бывало и сказал:

- Что ж. Нас не пустят в дом без добычи. С таким оружием нам не светит завалить бизона, но пара-тройка зайцев на ужин может порадовать наших скво. - Хорошо, брат мой. Пойдем искать зайцев.

...Не все бездомные твари безымянны. Некоторые из них готовы вздрогнуть и побежать к хозяину, услышав свою кличку. И только те, кто слишком давно не слышал ее, дичают совсем. Так и Васька. Время, когда его так называли, закончилось слишком давно для того, чтобы он сейчас откликнулся на это имя. Теперь он жил на огромной городской Свалке, которая ухитрялась одновременно быть позором для города, Клондайком для мальчишек и общежитием для котов, крыс и ворон. Время от времени бывший Васька смотрел на окна ближайшего дома, и смутные воспоминания теснились в его плешивой, с оборванным ухом, голове. В этих воспоминаниях было тепло, эти воспоминания умели чесать Ваську за ухом, а под полом этих воспоминаний копошились мыши. Еда в этих воспоминаниях появлялась сама собой в блюдечке и была очень вкусной.