– Однако, – воскликнул американец, вытирая выступившие на лбу бусинки пота. – Пышет, как возле мартена.

– Точнее сказать – как в Сахаре, – поправил Эверетт. – Здесь круглый год царит атмосфера раскаленной пустыни.

Они прошли мимо шеренги высоких, освещенных изнутри, стеклянных ящиков, – в них по изгрызенным ветвям безостановочно двигались крупные желто-зеленые кузнечики, и остановились перед большим – десять футов в длину – инсектарием. Дно его дюймов на шесть покрывал темный влажный песок, по которому кое-где была разбросана свежескошенная трава.

– Здесь мы их и разводим, – сказал Эверетт. Открыв сбоку маленькую дверцу, он просунул руку внутрь и вытащил из песка темную палочку дюйма в четыре длиной. – Это так называемая кубышка, в ней содержится до сотни яиц, каждое размером с пшеничное зернышко.

– Разрешите? – протянул руку Блер. – Интересно, чрезвычайно интересно, – проговорил он, внимательно разглядывая кубышку. – Прочная штуковина.

– Как видите, они неплохо защищают свое потомство. Любопытно, что эта надежнейшая броня, образованная из пенистой жидкости, быстро застывающей на воздухе, в свою очередь отлично пропускает влагу. Ведь если в течение инкубационного периода яйцо не получает нужного количества воды, оно погибает. Вот почему саранча откладывает яйца только во влажном песке. Между прочим, это обстоятельство вызывает сейчас известную тревогу в связи с широким орошением полузасушливых районов. Может случиться, что, затратив огромные средства, ирригаторы невольно создадут новые очаги массового размножения саранчи.

– Смотрите-ка, – оживился Блер. – А ведь опасность эта вполне реальна. Многие молодые государства Азии и Африки с помощью России затеяли крупнейшие работы по орошению пустынь. Надо думать, и советские энтомологи озабочены этой же проблемой?

– Еще бы, – усмехнулся Эверетт. – И не только озабочены. Они уже близки к полному ее решению. Правда, у них вопросы финансирования...

Эверетт запнулся.

– Кажется, я начинаю походить на шефа, – невесело рассмеялся он. – Извините, мистер Блер, это очень грустно и мало интересно. Продолжим лучше осмотр.

Возле центрального инсектария хлопотала Мэй, удивительно грациозная в своем накрахмаленном белоснежном халатике.

– Вот и Повелительница шистоцерки – наша маленькая Мэй, – голос Эверетта потеплел. – Это наш гость, мисс Сногсби, мистер Блер из Штатов.

– Добро пожаловать, мистер Блер из Штатов, – приветливо улыбнулась Мэй. – Вы тоже энтомолог?

– О нет, мисс, всего только бизнесмен, – добродушно заметил Блер. – Самый вульгарный, неуклюжий бизнесмен, мало что смыслящий в науке, но глубоко уважающий ее жрецов.

– Однако с вами надо держать ухо востро, мистер Скромник, – рассмеялась Мэй. – Признайтесь, что вы просто хотите усыпить нашу бдительность.

Как и всегда, она сразу внесла атмосферу милой непринужденности. Эверетт окончательно оттаял. Обмениваясь шутливыми фразами, они втроем продолжали обход лаборатории.

– Оказывается, вы заботитесь и о развлечениях для своих питомцев, – воскликнул американец, задерживаясь у забавного, похожего на игрушку, сооружения. К легкому, свободно вращающемуся вокруг металлического стержня пластмассовому обручу, на равных расстояниях были подвязаны все те же кузнечики. Сейчас обруч был неподвижен, и насекомые беспорядочно прыгали, стремясь освободиться от удерживающих ниточек. – Настоящая карусель!

– Прибор так и называется, – Мэй легонечко толкнула обруч, придав ему вращательное движение, и саранча, послушно застрекотав крыльями, устремилась в круговой полет.

– Да вы подлинная волшебница, мисс Сногсби, – поразился Блер. – Никогда в жизни не слыхал о дрессировке саранчи. Не зря зовут вас Повелительницей шистоцерки.

– Это не дрессировка, – возразила Мэй. – И шистоцерка, к сожалению, не признает моей власти. Она повинуется только своим инстинктам.

– А с помощью этого приборчика, – останавливая «карусель», добавил Эверетт, – мы определяем скорость и продолжительность ее полета.

– Повинуется только своим инстинктам, – задумчиво повторил американец. – Удивительное дело – безобидная зеленая кобылка, в ничтожных количествах обитающая кое-где в Аравии и на Индостане, вдруг будто по чьей-то таинственной команде сбивается в стаи, постепенно меняет окраску и форму тела, начинает усиленно размножаться, а затем опустошительными волнами обрушивается на оторопевшее человечество. Как хотите, но в этом есть что-то сверхъестественное, мистическое и...

– И недаром еще с незапамятных времен саранчу именуют «бичом божьим», – быстро подсказала Мэй.

– Смейтесь, смейтесь, – возразил Блер. – Насколько я слышал, это действительно одно из самых загадочных явлений природы.

– Вы правы, – заметил Эверетт. – Тут много неясного, даже непонятного, и все же...

Он подошел к установленному на столе стеклянному цилиндру, нажал на панели пусковую кнопку. Внутри цилиндра замелькали, забились легкие, закрепленные на вращающемся колесе, волокна.

– Механический раздражитель, – пояснил Эверетт. – У молодой шистоцерки одиночной формы после обработки в нем из кубышек выводятся личинки переходной, а затем и стадной формы. Вращающиеся волокна, воздействуя на осязательные органы саранчи, пробуждают в ней стадные инстинкты. В том-то весь секрет. Аналогичное положение создается, когда шистоцерка начинает скучиваться.

– Но что побуждает ее к этому? – не унимался Блер. – Что? Почему она вдруг начинает сбиваться в стаю?

Эверетт молча развел руками.

– Недавно опубликовано любопытное сообщение советского ученого Боровика, – заметила Мэй. – Высказывается догадка о влиянии особых космических излучений на центральную нервную систему шистоцерки. В минской лаборатории Боровика поставлены интереснейшие опыты.

– Да, да, я слышал, – живо отозвался Блер. – Это облетело всю мировую печать. С «Космическим ключом» Боровика связываются большие надежды в самых различных областях биологии. Вы не пытались повторить его опыты над шистоцеркой?

Эверетт хмуро покачал головой.

– Нужны сложнейшая аппаратура, расщепляющиеся материалы.

– И если вы это все получите...

– Соглашайтесь скорее! – воскликнула Мэй. – Соглашайтесь, пока мистер Блер из Штатов не спохватился и не раздумал. Ведь это, должно быть, стоит кучу денег.

Эверетт с досадой взглянул на девушку.

– Если это предложение серьезно, – нерешительно начал он, но американец перебил его:

– Совершенно серьезно, доктор. Все, что требуется сейчас, что потребуется в дальнейшем... фонд имени Теодора Финчля предоставляет вам открытый текущий счет. Единственное условие – территориальное. Опыты должны производиться в настоящей пустыне. Как говорят наши русские соперники: «Ближе к жизни, ближе к производству». Но это, конечно, не смутит таких верных жрецов науки, не правда ли?

И Блер, широко улыбаясь, протянул растерявшимся ученым руки. Левая, затянутая в желтую перчатку, отличалась странной неподвижностью. «Ранение – очевидно, ветеран», – с внезапной симпатией подумал Эверетт.

Неожиданное предложение американца удивило и директора.

– Насколько я вас понял, сэр, профессору Эверетту и мисс Сногсби придется в этом случае оставить наш институт?

– На время, только на время, – поспешно заверил Блер. – В конце концов, даже можете считать нашу опытную станцию своим филиалом. Вся научная информация в первую очередь будет направляться к вам.

– Но почему же в таком случае вы настаиваете...

– Форма, одна только форма, господин директор! Будьте снисходительны к смешному нашему тщеславию. Пусть первый эксперимент по уничтожению этих коварных тварей будет поставлен в стране, пользующейся благами американской помощи.

Блер подошел к большой, испещренной условными значками, карте.

– Пусть это будет хотя бы здесь, – затянутая в перчатку левая рука его небрежно коснулась нарты. – Судя по значку, именно отсюда чаще всего начинаются массовые разлеты шистоцерки.