– Собственно говоря, – нерешительно заметил директор. – Если б мы при нашем бюджете пытались все делать сами, то не добились бы ничего. Наш институт никогда не чурался помощи...

– Вот и прекрасно, – весело подхватил американец. – Осталось только уточнить условия нашего маленького бизнеса.

К удивлению Эверетта, они стали друзьями. Как произошло это? Как случилось, что он, суховатый и недоверчивый британец-ученый, всю жизнь чуравшийся дельцов и политиканов, сблизился с этим явным авантюристом? Трудно сказать. Но факт остается фактом, – уже к тому времени, как на горизонте замаячила мрачная башня Альджауба, он испытывал к веселому американцу самую искреннюю привязанность. Даже то обстоятельство, что с первого же дня Блер встал между ним и Мэй, не помешало развитию их дружбы.

– Вы сухарь, сэр, – в присутствии девушки не раз выговаривал ему американец. – Да, да, самый черствый сухарь во всем Соединенном Королевстве. Запереть такое очаровательное создание в обществе этих мерзких насекомых! Б-р-р...

– Но я не имею на Мэй ровно никаких прав, – с улыбкой оправдывался Эверетт. – Мисс Сногсби по собственной инициативе стала Повелительницей шистоцерки. Высокий титул, видимо, подогревает ее тщеславие.

– Ах, Джордж, Джордж, – не унимался Блер. – Еще издеваетесь над своей жертвой. Это чудовищно!

Что там ни говори, этот янки был приятным собеседником. И совсем не выглядел обычным бизнесменом. К тому же, когда речь заходила об энтомологии, он буквально загорался.

– Я одержим ею, – однажды признался Блер. – А знаете, с чего это началось?

И он с самым серьезным видом поведал историю, обошедшую учебники энтомологии всего земного шара. Поучительную историю профессора Трувело из Мэдфорда, выписавшего в Америку десяток кладок яиц зловредных гусениц.

8 мая 1869 года, подготавливая опыт по скрещиванию непарного шелкопряда с шелкопрядом тутовым, незадачливый ученый потерял несколько гусениц. Их вынесло ветром в открытое окно. И вот двадцать лет спустя страшное бедствие обрушилось на Мэдфорд. Крупные мохнатые гусеницы с красными и синими бородавками на теле заполонили окрестности. Лесистые холмы, окружавшие город, обнажались, как при осеннем листопаде. Потоки гусениц растекались по садам, они проникали даже в дома. Их давили, жгли, поливали кипятком, но ничто не могло остановить нашествие. На следующий год оно распространилось на соседние районы. И так пошло! Плодовые сады постепенно погибали, леса на протяжении десятков километров превращались в сухостой. Тысячи садоводов были разорены дотла. Незначительная оплошность профессора Трувело обошлась Штатам в сотни миллионов долларов!

Эверетт и Мэй украдкой обменялись улыбками.

– Он увлекается, как дитя, – шепнула девушка. – Это ребенок.

– Большой ребенок, – согласно кивнул головою Эверетт.

Если б он знал тогда, какие мысли владеют этим «большим ребенком»! Если б только предполагал...

Но в то время даже самых смутных подозрений у него не возникало. Блер выглядел этаким добродушным янки, рубахой-парнем. А быть может, он и в самом деле в какой-то степени был таким?

Во всяком случае, организатором являлся он блестящим. Через какую-нибудь неделю после первого их знакомства все трое были уже на месте, в самом центре гаммады – жаркой каменистой пустыни, на территории одной из ближневосточных стран.

Солнце уже клонилось к горизонту, когда черный «бьюик» Блера остановился перед высокими стальными воротами. Вправо и влево уходили ряды колючей проволоки, подвешенной на массивных железобетонных опорах.

– Как в концлагере, – невесело пошутил Эверетт. Неосознанная тревога закрадывалась в сердце.

– Элементарные меры предосторожности, – пояснил американец. – Наша электростанция работает на ядерном горючем.

Мэй округлила глаза:

– Да вы просто чародей, мистер Блер из Штатов. Атомная электростанция в пустыне! Признайтесь: за этой оградой вы прячете чудеса в духе сказок Шахеразады.

– Все может быть, мисс, – улыбнулся Блер.

– Хелло, Бен! – появляясь из проходной будки, приветствовал его лысый толстяк с седою курчавой бородой.

– Хелло, Билли! – весело отозвался Блер и обернулся к спутникам. – Прошу любить, и жаловать – местный апостол Петр.

– Хелло, леди и джентльмены! – зычно провозгласил Апостол, сверкая загорелой лысиной. – Добро пожаловать в Альджауб.

Ворота бесшумно распахнулись.

– Грандиозно! – радостно рассмеялась Мэй. – У вас даже свой апостол Петр в шортах и безрукавке.

– И с защитными очками, – в тон ей отозвался Блер. – Надо учесть, что у нас не столь мягкий климат, как в раю.

– Альджауб – Селение мертвых, – перевел Эверетт. – Оригинальное название.

– Присмотритесь-ка к этой башне, – Блер указал на замеченное ими еще издали странное цилиндрическое сооружение. – Узнаете?

– Башня безмолвия! – воскликнул пораженный Эверетт. – Кладбище древних парсов...

– Вот именно. Ей мы и обязаны миленьким названием нашего городка. Впрочем, если мисс Мэй сочтет это слишком мрачным...

– Нет, нет, – возразила девушка. – Я кажется вхожу во вкус. Все это так романтично...

«Так романтично», – вздохнул Эверетт. Ему вдруг стало грустно.

Древняя башня, сложенная из крупных грубоотесанных каменных плит, осталась позади.

– Я заметила ее давно, – задумчиво произнесла девушка. – Заметила давно и все гадала: что бы могло это быть?

Блер промолчал.

Через несколько минут «бьюик» затормозил возле небольшого уютного коттеджа, под ослепительно белой крышей. Смуглая пожилая женщина выбежала к автомобилю.

– Как нравится вам эта хижина, мисс Мэй? – спросил Блер, небрежным кивком ответив на приветствие служанки. – Со временем вы займете дворец, достойный Повелительницы шистоцерки.

– Чудеснейший домик. И не надо мне никаких дворцов, мистер Чародей. А то я и впрямь воображу себя Шахразадой...

Шофер, рослый темноглазый туземец, по знаку Блера вынес чемоданы девушки.

– Может, пройдем пока пешком, – предложил Эверетту американец. – Ваша обитель рядом, через два дома.

Они вышли – на узенький, окаймленный пальмами тротуар. Рядом, в бетонированной канавке, журчала вода. По обе стороны дороги виднелись стандартные коттеджи под разноцветными крышами.

– Мы их только так и узнаем, по цвету крыш, – заметил Блер. – Вон ваша – темно-синяя. Спокойствие и солидность. Угадал я ваш вкус, Джордж?

Но Эверетт думал о другом:

– Нигде ни души. За исключением Апостола. Это действительно мертвое селение.

Блер пожал плечами:

– Просто оно населено увлеченными работою людьми. Занятыми и не очень любопытными.

– Но дети...

– Здесь нет семейных.

Они поднялись на крохотную терраску, через незапертую дверь прошли в домик. Три небольшие комнаты – столовая, спальня, кабинет, – были обставлены просто, но удобно.

Блер положил руку на изящную, вмонтированную в письменный стол клавиатуру.

– Смотрите.

Он нажал белую клавишу, и над головой негромко загудел укрытый в потолке вентилятор. Зеленая клавиша распахнула окна, оранжевая – опустила жалюзи.

– Здесь нет семейных, – повторил Блер. – И нет слуг. С ними всегда столько канители... Впрочем, для вас и для мисс Сногсби сделано исключение.

На улице раздался тихий рокот автомашины, шофер-туземец внес чемоданы Эверетта.

– Это Фарук, – сказал Блер. – Сейчас он приготовит ванну и займется ужином. Ну а завтра покажет, как управлять нехитрой механизацией быта. В каждой комнате есть такая же клавиатура. В спальной – у кровати, в столовой – на обеденном столе. Он подробно все расскажет и вообще... останется помогать вам, Джордж. Я уже говорил – для вас сделано исключение.

Шофер, неподвижно стоявший у двери, молча поклонился и с чемоданами прошел в спальню.

– А его, пожалуй, болтуном не назовешь, – усмехнулся Эверетт.

– Что может быть ужаснее слуги-говоруна! – нажав клавиши, Блер выключил вентилятор и поднял жалюзи. – Если вы не очень утомлены дорогой, Джордж... Мне надо поговорить с вами. Завтра на рассвете я должен ехать.