Олешунин (пожимая руку Окоемову). Благодарю вас! Вы меня поняли. Я не люблю хвалить себя, я хочу только, чтоб мне отдавали справедливость. Я скажу вам откровенно… я читал жизнеописания Плутарха… Для меня очень странно, за что эти люди считаются вескими. Я все эти черты в себе нахожу, только мне нет случая их выказать.

Окоемов. Может быть, и представится.

Олешунин. Положим, что я не считаю себя великим человеком.

Окоемов. Отчего же? Это вы напрасно.

Олешунин. Но что я не хуже других, это я знаю верно.

Окоемов. Конечно, конечно. Так вот вы и слушайте, что говорит Федор Петрович. Все это вам на пользу. Конечно, истины, которые он вам проповедует, так сказать, дешевые и всякому гимназисту известные; но вы-то их не знаете. Вот в чем его заслуга.

Зоя. Пойдемте ко мне, Федор Петрович, я вас чаем напою с вареньем.

Уходят Зоя, Аполлинария и Олешунин. Паша показывается из передней.

Паша. Никандр Семеныч.

Окоемовидетнавстречу. Входит Лупачев.

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Окоемов и Лупачев.

Лупачев (подавая руку). Ты что-то, я замечаю, весел приехал. Это добрый знак. С чем поздравить?

Окоемов. Погоди, еще поздравлять рано.

Лупачев. Но все-таки что-нибудь да есть. Я по глазам твоим вижу. Ты не мечтатель, пустыми надеждами не увлечешься.

Окоемов. Ну конечно.

Лупачев. Ты всегда довольно верно рассчитываешь шансы.

Окоемов. Все слухи, все сведения, которые я получил от тебя, оправдались. Могу сказать, что я съездил недаром.

Лупачев. Я не спрашиваю, понравилась ли она тебе…

Окоемов. Нет, отчего же? Все, что говорили, правда; она и довольно молода, и хороша собой, характер прелестный, живой, веселый.

Лупачев. А существенное?

Окоемов. Достаточно, очень достаточно; самым широким требованиям удовлетворяет. Одним словом, с такими средствами доступно все.

Лупачев. Но ведь не богаче же Оболдуевой?

Окоемов. О да, конечно, куда же! У Оболдуевой, кроме богатейших имений, несколько миллионов денег. Это черт знает что такое – это с ума можно сойти!… Десятки тысяч десятин чернозему, сотни тысяч десятин лесу, четыре винокуренных завода, полтораста кабаков в одном уезде. Вот это куш!

Лупачев. Не удалось тебе с ней познакомиться; а хлопотал ты очень.

Окоемов. Да и познакомился бы, если б она была свободна; а то у нее отец, человек с предрассудками. Меня даже и не пустили в их общество; отец не хотел, потому, видишь ли, что у меня репутация не хороша.

Лупачев. Да как же он смеет так говорить про тебя? Чем твоя репутация не хороша?

Окоемов. Идиот; что с него взять-то!

Лупачев. Умному человеку пользоваться своим умом позволяется, а красивому человеку пользоваться своей красотой предосудительно. Вот какие у них понятия. Оболдуева, кажется, на днях сюда приедет; сестра что-то говорила.

Окоемов. Сюда? (Несколько времени находится в задумчивости.) Э, да что тут думать! Она приедет с отцом, он ни на шаг ее от себя не отпускает, значит мне туда ходу нет. Это мечты, будем говорить о деле.

Лупачев. Ты, разумеется, наводил справки?

Окоемов. Самые подробные, и документы видел. В моем положении рисковать нельзя: ведь такой шаг только раз в жизни можно сделать.

Лупачев. И что же?

Окоемов. Более полутораста тысяч доходу.

Лупачев. Брависсимо! Ты меня извини, что я вмешиваюсь в твои дела и вызываю тебя на откровенность! Ты знаешь, что и я тут заинтересован немножко.

Окоемов. Еще бы!

Лупачев. Значит, ее судьба решена. (Кивает по направлению к гостиной.)

Окоемов. Что ж делать-то! Нужда.

Лупачев. Да уломаешь ли?

Окоемов. Никакого нет сомнения. Они обе с теткой такой инструмент, на котором я разыграю какую хочешь мелодию. А жаль бедную.

Лупачев. Погоди жалеть-то! Коли она умна, так будет не бедней тебя.

Окоемов. Что толковать-то! Ты богат как черт.

Лупачев. Допустим и это. Ты меня не попрекай, что я богат; я не виноват, родители виноваты. Как они наживали, это не мне судить: я сын почтительный, мне только остается грешить на их деньги.

Входят Зоя и Олешунин.

ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

Окоемов, Лупачев, Зоя и Олешунин.

Зоя. До свидания, Федор Петрович, не забывайте! Мы всегда рады вашему посещению.

Олешунин раскланивается и уходит.

Лупачев (Зое). Сияете!

Зоя. Сияю, Никандр Семеныч.

Окоемов. Ну, вы побеседуйте, а я пойду приведу в порядок кой-какие счеты.

Лупачев. Прощай! Я уеду сейчас домой, вечером увидимся.

Окоемов уходит.

Зоя. Ах, Никандр Семеныч, как он меня любит! Ведь уж мы не первый год муж и жена, а точно неделю тому назад обвенчаны.

Лупачев. Да, он порядочный человек, он свои обязанности помнит.

Зоя. Какие обязанности? Любить жену разве обязанность? Я люблю его, потому что он мне нравится, я думаю, и он тоже.

Лупачев. Когда люди сходятся по любви, так они и живут в любви, пока не надоедят друг другу; а когда бедный человек берет за женой большое приданое, так он рад ли, не рад ли, а обязан любить.

Зоя. И вы можете так дурно думать о моем муже и вашем друге.

Лупачев. Я ничего о нем не думаю; я говорю только, как это обыкновенно бывает у людей.

Зоя. Но разве не могут быть исключения?

Лупачев. Конечно, могут; и желаю, чтобы любовь вашего мужа была исключением.

Зоя. Какие у вас мрачные взгляды на жизнь!

Лупачев. Зато я никогда и не разочаровываюсь, я этого горя не знаю; а вам, с вашими розовыми взглядами, придется разочаровываться постоянно и много страдать.

Зоя. Не пугайте, пожалуйста!

Лупачев. Предостерегать не значит пугать. Пора вам, Зоя Васильевна, приходить в совершеннолетие. Браки между людьми неравного состояния по большей части торговые сделки. Богатый мужчина если женится на бедной, то говорят, что он берет ее за красоту; то есть, проще сказать, платит деньги за ее красоту.

Зоя. Как это нехорошо покупать женщин за деньги!

Лупачев. Точно так же нехорошо и женщинам покупать красивых мужей.

Зоя. Да этого никогда не бывает, вы клевещете на женщин.

Лупачев. Нет, бывает, и очень часто.

3оя. И что же это за женщины, которые без любви выходят замуж за богатых людей? Это значит продавать себя. Это разврат. Я презираю таких женщин.

Лупачев. Погодите презирать, погодите! Во-первых, ни одна женщина не скажет вам, что она выходит замуж по расчету, а будет уверять, что любит своего жениха. И не верить ей не имеете никакого права, потому что в ее душе не были. Во-вторых, девушки часто жертвуют собой, чтоб спасти от нищенства свою семью, чтоб поддержать бедных престарелых родителей.

Зоя. Ах, да, конечно. Я поторопилась. Извините!

Лупачев. Погодите, погодите! Продавать себя богатому мужу, конечно, разврат; но и богатой женщине разбирать красоту мужскую и покупать себе за деньги мужа, самого красивого, – тоже разврат; но тут есть разница: между продающими себя часто попадаются экземпляры очень умные и с сильными характерами; тогда как те, которые бросаются на красоту,'по большей части отличаются пустотою головы и сердца.

Зоя. Вы не знаете женщин, оттого так и говорите.

Лупачев. Нет, знаю лучше вас. Деньги – это дело прочное, существенное, а красота – блестящая игрушка, а на игрушки бросаются только дети.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: