Генри Лайон ОЛДИ

ЖРЕЦЫ

...Но как объяснить кровавость, жестокость и

трагизм мифов у такого жизнерадостного народа, как

древние эллины? Как ни переделывались позднее мифы

поклонниками Олимпийского пантеона - кровавые ужасы

их сюжета были уже канонизированы.

Я.Голосовкер

ПАРОД

Раскаленный добела Гелиос медленно полз по блеклому небосводу на запад.

- Совсем сдурел старик, - высокий статный воин покосился на солнце и принялся нехотя стаскивать с головы глухой шлем с пышным султаном и узкими прорезями для глаз.

Потом воин отбросил со лба седую прядь - единственную в черной, как смоль, шевелюре - и уселся на порог полуразвалившейся хибары близ северо-восточной окраины семивратных Фив.

Пристроив шлем рядом, он огладил султан рукой, словно это было живое существо, и вновь глянул вверх.

Слепящий бич наискось хлестнул его по лицу, заставив зажмуриться.

- Вот я тебя! - воин погрозил солнцу кулаком.

Как ни странно, угроза возымела действие. Вокруг дряхлого строения стало ощутимо прохладнее.

- Так-то лучше, - с удовлетворением буркнул воин, даже не соизволив удивиться столь странному капризу погоды - кстати, никак не отразившемуся на близлежащих Фивах.

В следующее мгновение воздух в пяти шагах от дома затуманился, сплетая в дрожащее марево стеклянистые нити-паутинки; и усталый осунувшийся юноша выступил из проема открывшегося Дромоса.

- Радуйся, Гермий, - ясно и чисто прозвучал голос воина.

Юноша вздрогнул и с нескрываемым изумлением уставился на говорившего.

- Ну... радуйся, Арей, - наконец выдавил Гермий.

Арей резко встал и подошел к Лукавому. Дромос еще не захлопнулся, и бог войны плечом раздвинул вязкие волокна, вглядываясь в картину, открывавшуюся на другом конце.

...Сожженные дотла Флегрейские [Флегрейские поля - досл. греч. "Пожарища"; локализовались на западе Халкидики, на Паллене] поля, ровная, как стол, аспидно-угольная равнина; да это и был уголь, местами тлеющий или дымящийся, над которым собиралось в складки низко нависшее покрывало ночного неба с редкими, болезненно покрасневшими глазами звездных титанов.

Темные колонны на горизонте шевельнулись, заставив незрячие язвы звезд сочиться грязной сукровицей, и двинулись, вздымая прах пожарища на теле Матери-Геи...

Гермий резко свистнул, хлопая в ладоши, и Дромос закрылся.

- Вообще-то говорят, что незваный гость хуже гиксоса, - Лукавый еле удержался, чтоб не наподдать ногой Ареев шлем, забытый на пороге. Даже крылышки на задниках сандалий Гермия агрессивно встопорщили перья.

- Кто говорит? - медовым тоном осведомился Арей, как ни в чем не бывало усаживаясь на прежнее место. - Если гиксосы, тогда не верь. Врут, подлецы...

Гермию и в страшном сне не снилось, что прямодушный Эниалий способен разговаривать подобным образом.

- Ладно, - обреченно махнул рукой юноша. - С чем пожаловал, братец?

- Проведать, - усмехнулся Арей. - Справиться, благополучен ли. Давненько в гости не заглядывал.

- Ты ко мне?

- Я к тебе.

- Издеваешься, Эниалий? Ты вообще никогда не бывал у меня, - Лукавый машинально отметил, что чуть ли не дословно повторяет фразу кентавра Хирона тридцатилетней давности.

- Лучше поздно, чем никогда. Про Совет Семьи слыхал?

- А что, он уже начался? Мать-Гея...

- Он уже кончился. Опоздал ты, Килленец - видать, есть для тебя дела поважней Семейных Советов!

- Может быть. И все-таки: зачем пожаловал?

- За помощью, - просто ответил бог войны, тыльной стороной ладони вытирая мокрый лоб.

И Лукавый на мгновенье растерялся.

Тихий он сегодня был, Арей-Неистовый.

Замученный.

- Совет начался призывом к войне с Гигантами, - продолжил Арей, - а закончился скандалом.

- Из-за Гигантов?

- Из-за Геракла. Спроси лучше, кому из Семьи этот Мусорщик-Одиночка не успел насолить?! Отец им: берем Геракла и идем на Флегры бить Гигантов, а они отцу: неизвестно, мол, кого твой любимец раньше бить станет Гигантов или нас! Отец им: герой, дескать, подвиг на подвиге, двенадцать лет беспорочной службы; а они отцу: это уж точно! И давай вспоминать наперебой: дедушку Океана веслом огрел, Танату-Убийце оба крыла из суставов вывернул, Нерею-Морскому так поясницу измял, что тот до сих пор боком плавает, Гелиоса пристрелить грозился...

- А надо было пристрелить! - вставил Гермий, с ненавистью глядя на белый диск светила.

- ...Посейдон детей хоронить не успевает - на сегодняшний день шести сыновей и двух внуков лишился! Кто убил? Геракл! Короче, в поддержку отца выступили только мы с Аполлоном. Трудяга-Гефест воздержался.

- Вы с Аполлоном?! - Гермий не верил своим ушам, разом забыв про жару и усталость.

- А что прикажешь делать? Даже Артемида носом крутит - облавы на Керинейскую лань простить не может. Опять же после их встречи с Гераклом вся Семья Артемидиной девственностью интересуется...

Арей не договорил.

Зло сплюнул, смахнул солнечный блик с полированного металла своего шлема и встал.

Глянул поверх Гермия туда, где недавно колыхалась паутина Дромоса - и застыл, не моргая, словно видел что-то.

...ровная, как стол, аспидно-угольная равнина; ослепшие, разодранные глазницы звезд над Флеграми - и медленно движущиеся колонны, живые горы на горизонте...

- Семья, - словно ругательство пробормотал Арей, отворачиваясь. Родичи! Ну, не люблю я отца - так я хоть понимаю, что никто, кроме Зевса-самодура, не способен взять нас за шиворот и повести в бой! А эти... знали бы они то, что мы с тобой, Лукавый, знаем - живьем бы Гераклов слопали. Обоих.

- Что?! - чуть не подскочил Лукавый. - Что ты сказал?!

- Что слышал! Я это еще семнадцать лет назад понял. Под Орхоменом.

- И ты молчал? Все это время - молчал?!

- Молчал. И буду молчать - по крайней мере, до истребления Гигантов. Отец вон, почитай, треть века помалкивает! И правильно делает. Проговорись Зевс, кто тут чей сын - так Семья не с Гигантов или с Геракла, а с него самого войну начнет. Был бык, стал вол, а туда же - на престол! Скопец богов и людей...

Повисла такая долгая пауза, что даже Гелиос в небе, казалось, осадил коней и прислушался.

- Знаешь, Арей, - Гермий заговорил первым, осторожно подбирая слова, - по-моему, я это... насчет тебя... в некотором роде...