— Ты только посмотри! — с придыханием повторял Шумри, озираясь по сторонам. — Даже во сне мне бы не приснилось такого!..

Сад был особенный, и немедиец не сразу сообразил, чем именно отличается он от остальных, виденных им прежде садов.

Все цветы, росшие там — и в траве, и на кустах, и на ветвях деревьев — были синими. Их лепестки играли многообразием оттенков, от светло-голубого, почти белого, до бархатно-лилового, но больше всего было васильково-синих, напоминавших Шумри те камни, что когда-то подарила ему Алмена. Голубое, лазурное, фиолетовое дурманящее и пьянящее сияние окружало их со всех сторон. Даже зелень листвы и травы терялась в этом торжестве синего и была почти незаметна.

Цветы казались живыми и одухотворенными. Они тихонько раскачивались на длинных стеблях и древесных ветвях, они задевали ароматными лепестками щеки и волосы зачарованно озирающихся путников, и прикосновения эти казались лаской то невинно-детсткой, то вкрадчиво-женской…

— Тихо! — Конан внезапно прижал палец к губам, прервав ахи и вздохи приятеля, и остановился. — Вот, кажется, и сама хозяйка.

В двадцати шагах впереди них стройная женская фигура склонилась над одним из цветков — гигантским, похожим на затейливую вазу из тончайшего кхитайского фарфора.

Воистину, хозяйка (если это была она) была достойна и своего замка, и своего сада. Ее высокую, совершенно обнаженную фигуру с макушку до колен окутывали светлые пушистые волосы.

Их нежная завеса, искрящаяся на солнце, подобно тонкой золотистой парче, скрывала почти все тело, оставляя открытыми лишь изящные руки, шею и часть высокой груди.

Талию ее поверх волос охватывал пояс из голубоватого жемчуга. Такая же жемчужина, но только больше, в форме капли, спускалась на тонкой цепочке на лоб. Прекрасная Госпожа Веллия, казалось, о чем-то шепталась со своим цветком, и хотя сразу же заметила своих гостей, не спешила от него оторваться… Наконец ее тонкие пальцы выпустили чашечку с изогнутыми, как пряди волос, лепестками, и она закачалась на стебле — то ли с чем-то соглашаясь, то ли на что-то благословляя. Обернувшись, хозяйка бросали на Конана и Шумри мимолетный взгляд, улыбнулась и слегка кивнула им, а затем, шурша распущенными волосами, задевающими за листья и лепестки, исчезла.

Не успели приятели толком обменяться впечатлениями, как Веллия возникла перед ними вновь. На этот раз на ней было платье из переливчатого сине-голубого шелка, а длинные волосы, заколотые на макушке, открывали затылок и шею и подчеркивали тонкое благородство черт лица. На вид ей было двадцать пять-двадцать семь лет. Удлиненные светло-голубые глаза с тяжелыми веками были прохладно-приветливы. Их голубизна казалась переливчатой, перламутровой, перекликающейся оттенком с жемчужиной на лбу женщины. Нос был слегка длинноват, но очень породистый, с небольшой горбинкой. На тонких губах играла неопределенная улыбка.

— Извините, что заставила вас ждать, — проговорила Веллия. Голос ее был под стать всему облику: прохладно-мелодичный и словно обволакивающий. — Я надеюсь, вы не скучали. Очень жаль, что лучшее мое вино, настоянное на целебных травах, не понравилось вам и досталось земле.

Вода в моем рву действительно ледяная: она питается подземными источниками. Мой прекрасный и мужественный гость может переодеть свое платье, чтобы не простудиться.

На скулах киммерийца выступил чуть заметный румянец.

— Благодарю тебя, Прекрасная Госпожа! Переодеваться мне нет нужды — лишь только я увидел тебя, меня бросило в такой жар, что платье мгновенно высохло, — Конан не был силен в галантных речах и комплиментах, и этот дался ему с большим трудом, так что пришлось перевести дыхание. — Что же касается вина, то прошу меня простить, но… когда вокруг все слишком хорошо, когда стража у ворот встречает не хриплым ругательством и не тычком копья, но приветливыми улыбками, то… сами понимаете…

— Понимаю! — рассмеялась Веллия. — И нисколько на вас не в обиде. Сразу видно, вы оба многое пережили, и пережитое заставляет вас соблюдать мудрую предосторожность.

Но я надеюсь, вы не откажетесь пообедать вместе со мной? Обещаю вам, что буду есть те же самые блюда и пить то же вино, что и мои дорогие гости! После того, как путники коротко рассказали, кто они, откуда и зачем странствуют в глухих немедийских лесах, Веллия повела их в замок, где был уже накрыт изысканный стол на троих. Слуги и служанки, попадавшиеся на их пути, все как один были молоды и пригожи. Их одеждам могли бы позавидовать иные бароны и герцоги.

Прежде чем дойти до трапезной, они миновали несколько залов, не слишком больших, но чарующих глаз изысканным вкусом своего убранства. Шумри особенно поразили гобелены, лазоревыми, лиловыми и белыми нитями были вызваны к неслышимой жизни фигуры воинов, ниспадающие мягкими складками платья дам, тела оленей и единорогов, фантастические цветы и листья…

— Что за потрясающие мастера ткали эти гобелены! воскликнул немедиец. — Кажется, эти люди и животные вот-вот зашевелятся, выступят из стен и заговорят…

Улыбнувшись, Веллия подвела их к деревянной рамке с недоконченным гобеленом. Пальцы ее несколько раз прикоснулись к нитям, наполовину вытканному венку из лилий на голове мечтательной девушки добавился еще один цветок.

— Все эти гобелены выткала я в долгие часы и в дни одиночества, — заметила она с легкой грустью.

— В самом деле?! — восхитился Шумри. — Но… как же так? Ведь их очень много, не меньше сорока или пятидесяти, на каждый ведь должно уходить несколько лун, если не лет, работы?.. Наверное, вам помогали слуги? — Ну, конечно, — кивнула Веллия. — Я начинала и разрабатывала сюжет рисунка, а мелкие детали заканчивали мои девочки. Я не думала, что такие мелочи достойны упоминания.

Обед, поданный тремя миловидными молоденькими служанками в белоснежных кружевных фартучках, был восхитителен. Как и обещала, Веллия ела и пила то же самое, что и ее гости.

Особенно вкусно было нежное, янтарно золотящееся мясо рыб.

Да и вино, которое Конан распробовал как следует, несмотря на странный дурманящий привкус, оказалось совсем неплохим, и он был вынужден признать, что был несправедлив к нему при первой встрече.

Когда гости насытились, хозяйка сняла со стены музыкальный инструмент, похожий на лютню, но больше и продолговатей, с двенадцатью серебряными струнами. Шумри, с разгоревшимися глазами, попросил у нее разрешения прикоснуться к этим струнам, хотя бы на краткий миг.

— С удовольствием, мой прекрасный гость, — ответила Веллия. — И не на миг, но сколько тебе будет угодно… Об одном лишь хочу попросить вас: выйдемте в сад! Я так люблю его, что в стенах замка провожу лишь ночи да ненастные холодные дни. Повертеть, что в саду эта певучая игрушка зазвучит нежнее и мелодичнее.

Пока они шли обратно по залам замка к выходу, Конан задал давно мучающий его вопрос: отчего, подъезжая сюда, не встретили они не полей, ни огородов, и где те люди, селяне и ремесленники, чьей властительницей является Прекрасная Веллия? — О, мои славные спутники, я вовсе не богатая и знатная властительница, какой показалась вам! — ответила она, рассмеявшись. — Да и зачем мне селяне? Я не ем ни молока, ни хлеба. Прекрасные рыбы, чье мясо вы хвалили сегодня, в изобилии водятся во рву и озере. Дичи в лесу хватает и мне, и моим друзьям. Да-да, друзьям! Не удивляйтесь: язык мой не поворачивается называть слугами тех, кто близок мне и любезен, словно члены моей семьи или добрые приятели.

— Интересно, а куда ты деваешь старых и некрасивых слуг? — бухнул напрямик киммериец.

Шумри поежился от его бестактности и отвел глаза.

— Я скармливаю их рыбам, — ответила Веллия, мило улыбнувшись.

Немедиец рассмеялся с облегчением, радуясь, что она не обиделась и ответила шуткой на недостаточно галантный вопрос.

Выйдя в сад, Веллия провела гостей к самому высокому его месту, туда, где поросшая цветами земля соприкасалась с мраморной стеной замка. Присев на белоснежный камень ограды, она махнула рукой. Конан прилег на мягкую траву.