Драка, как драка, ничего особенного. Толпа на толпу, пьяные и те, и другие. В пылу борьбы Сереге под руку попалась опустошенная к тому времени бутылка. Недолго думая, он опустил ее на голову одному из противников.

…Совсем рядом вдруг раздалась переливчатая трель милицейского свистка и обе теплые компании со сбитыми кулаками и окровавленными физиономиями под белы рученьки были препровождены в отделение.

Был конец месяца, а у милиции существует свой план на раскрытие преступлений. А тут, как на тарелочке с голубой каемочкой — нате вам и преступление, и готовых преступников. Некоторым повезло — на момент преступления не исполнилось восемнадцати. Сереге же восемнадцать стукнуло четырнадцатого июня, а День Молодежи пришелся на двадцать седьмое…

Для Голиков настали черные дни. Сыночек-любимец сидит в городской тюрьме в ожидании суда. Из института поперли, не дожидаясь вердикта "Виновен". Все лето Голики искали пути, какими можно было бы вызволить великовозрастное дитя под подписку о невыезде. На решение проблемы ушло два с половиной месяца и море денег, но в начале сентября Сергей был дома.

Тюрьма Сереге не понравилась. Пару раз ему удалось передать оттуда письма. О, какие это были письма! Кричал, рвал родительские сердца словами: "Меня посадили с убийцами! Рядом со мной двадцать четыре часа в сутки находятся люди, лишившие жизни ближнего своего. Вытащите меня отсюда!" И еще один перл запомнила Таня из этих писем: "Ян, прости меня! Я всю жизнь называл тебя уродом, но этим уродом оказался я сам".

Пару недель по возвращении в родные пенаты Сергей вел себя тихо. Но надолго его не хватило. И вскоре Таня вновь услышала в свой адрес его излюбленную фразу:

— В семье не без урода…

— И этот урод — ты, — парировала Таня. — Это твои же слова, между прочим.

Сергей мерзко усмехнулся:

— Я писал их в минуту слабости.

В ноябре состоялся суд. Благодаря немалым финансовым вливаниям приговор Голик Сергею Владимировичу прозвучал не настолько сурово, как мог бы: два с половиной года работ на стройках народного хозяйства, или попросту "химии".

***

Вовку не особенно взволновала судьба Сереги. А чему удивляться — все к тому шло. Подобный образ жизни рано или поздно должен был привести его к подобному финалу. Что ж, он получил то, к чему стремился. А за что Вовка получил свой срок, свои два с половиной года?! Ведь теперь он был лишен возможности хоть изредка звонить или приходить в гости к Голикам. Не мог же он позвонить и пригласить к телефону Таню! Ведь Голики-старшие прекрасно знали его голос и сразу обо всем догадались бы. А это почему-то казалось Вове ужасно стыдным.

И долгих два с половиной года Дрибница был лишен возможности видеться с Таней хоть изредка. Ему осталась только надежда, что летом Голики опять привезут в его родную Нахаловку замечательную девочку Таню. И до самого лета он ждал, надеялся и верил. Лелеял свою мечту вновь увидеть возлюбленную.

А летом пришло разочарование: оказывается, Голики взяли дачный участок и теперь усиленно его осваивают. У них больше нет ни времени, ни необходимости приезжать в такую далекую Нахаловку…

С трудом пережив лето, к началу учебного года Вова вернулся в город. Еще в Нахаловке он дал себе слово, что непременно подойдет к Тане и пригласит ее в кино. И первого сентября, сбежав с двух лекций, Вовка пришел к Таниной школе.

Тупо стоять под школой не хотелось и он стал прогуливаться неподалеку туда-обратно. Так даже еще лучше. Он как будто случайно столкнется с ней, остановится поболтать, а потом позовет в кино.

День был солнечный и еще по-летнему жаркий, окна в школе были открыты и дребезжащий звонок, возвестивший конец первого учебного дня, было слышно далеко за пределами школы. Вовка с громко бьющимся сердцем всматривался в толпу школьниц, таких одинаковых в коричневых форменных платьях и нарядных белых фартуках. Какие же они еще маленькие!

Сердце вдруг остановилось — навстречу шла ОНА. Но как же он не предусмотрел такой возможности, что же теперь делать? — возлюбленная шла не одна, а в окружении таких же угловатых подружек. Стайка весело обсуждала первый школьный день после долгих каникул. За лето скопилось столько новостей, что девчонки шли, сбившись в кучку, дабы не пропустить ни единого словечка, и не видели ничего и никого вокруг.

Но ведь Вовка дал себе установку, он непременно должен заговорить с ней. И он отважился:

— Здравствуй, Таня!

Новоиспеченная девятиклассница, услышав свое имя, оторвалась от интересного рассказа, посмотрела в сторону голоса и, не увидев ничего интересного, равнодушно ответила:

— А, Вов, привет, — и отвернулась, снова погрузившись в девичьи секреты.

Вовка стоял посреди дороги, как оплеванный. Все пространство вокруг него заполонили школьники: мальчишки и девчонки, первоклашки и старшеклассники. Они своеобразной живой рекой обтекали препятствие на своем пути, совершенно не замечая его, игнорируя, как инородное тело. Толкались, смеялись, галдели, хлопали друг друга по спинам новенькими портфелями. А Вовка все стоял и стоял. Ему казалось, что все видели его позор, весь мир смеется над ним. Он ведь так любит ее, а она прошла, не обратив на него внимания, только поздоровалась и тут же забыла о его существовании… Кровь прилила к голове, Вовка не видел, но чувствовал, как горит его лицо. Сердце бешено стучало. Позор, какой позор! Все, одной попытки с него достаточно. Больше он никогда не поставит себя в идиотское положение!

И до самого возвращения Сергея из мест не столь отдаленных Дрибница не виделся с Таней.

А Таня даже не заметила исчезновения из своей жизни Вовки Дрибницы. Да и о каком исчезновении можно говорить? Разве раньше он в ней был?! Нет, не был. Вовка для нее — обычный знакомый, можно сказать сосед, прохожий, каких много вокруг. И к ее жизни он не имеет ни малейшего отношения.

У нее теперь новое увлечение — мальчик Дима из десятого "Б". Летом они оказались вместе в одной компании, дни напролет проводя на пляже. Димка учил ее плавать, подставляя обе руки под ее живот и кружа девочку вокруг себя на ласковой морской волне, при этом украдкой целуя ее веснушчатое плечо. Таня делала вид, что не замечает его уловок, а сама тихо купалась в счастье…

А потом снова в ее жизнь ворвался надоевший до икоты Патыч. Встречал ее, как обычно, около школы, да и увидел, как трогательно Димка поправляет растрепанную резким порывом ветра Танину челку, как привычным жестом забирает ее портфель… Почему-то с этого дня Дима стал сторониться ее. Не объясняя причин, сказал только: "Между нами все кончено".

Зато Патыч не давал проходу. Теперь он не исчезал надолго, как раньше. Если и не встречал у школы, то непременно объявлялся вечером. Танины слова: "Уходи, ты мне не нужен", "Надоел", "Отстань", в расчет не принимались. В надежде избавиться от навязчивого поклонника она уже перестала гулять вечерами, но собачьи прогулки ведь никто не отменял, вечерний моцион с Тимошей — ее прямая обязанность. А стоило ей выйти из подъезда, как Патыч подхватывал непокорную на руки, нес в другой подъезд и не уставал нашептывать такие сладкие слова, обволакивая поцелуями и обещаниями небесного рая на земле. Трехкилограммовая собака не могла защитить хозяйку от посягательств сластолюбца.

Тане, безусловно, надоели бесконечные приставания Патыча. С другой стороны — приятно, черт побери, чувствовать себя любимой! Хотя… Чего уж там, она прекрасно знала цену его любви. И знала, что, стоит только ей сдаться, как Патыча ветром сдует, следа от его любви не останется. И она стойко держала оборону. Не потому, что боялась потерять его, а потому, что не хотела быть очередным номером в его послужном списке.

Друзья уже давно перестали подкалывать Патыча по поводу пробела в череде его побед. Про Таню никто уже не вспоминал. И ничего удивительного, ведь с момента позорного прокола Патыча прошло больше двух с половиной лет. Жизнь текла своим чередом, преподнося сюрпризы. Кто-то теперь марширует по плацу, кто-то уехал на север за длинным рублем, кто-то мотает срок, а кое-кто связал себя узами Гименея под марш Мендельсона. Все забыли о Танином существовании. Все, кроме Патыча.