Я чувствую свободу. Сны оживают.

- Разнеси здесь все! Разнеси сейчас!

Никто за все эти годы не пытался?

Медленно развожу руки в стороны и раскрываю ладони. Внутри начинает гудеть, будто включается мощный двигатель. Клянусь, я чувствую, как с кончиков пальцев капает электрический ток... Мне все еще хочется думать о маме, все еще хочется верить, что хочется, ну то есть на самом деле хочется спасти ее, что все ради нее и ради папы, в его память, чтобы его спасти тоже, но ты-то, приятель, уже давно понял, о чем речь, так? Верно ведь?

Душно было с самого утра. Цезарь Ларин проснулся от того, что стало нечем дышать. Проснулся рано, раньше будильника, встал, открыл окно, надеясь, что комната хоть немного проветрится, но свежий воздух, кажется, вообще исчез. Походил по квартире туда-сюда, не включая нигде свет. Заныл чертов зуб. Если поедешь слишком рано, то на работе практически нечего будет делать. Ларин ненавидел свой новый кабинет, баня, а не рабочее место. Но и дома заниматься нечем, после того, как жена уехала, забрав дочку, это пространство просто перестало быть домом. Звонить рано.

Ларин прошел на кухню, поставил чайник. «Умный дом» молчал. Цифровая помощница с приятным голосом, которую Ларин с чистой совестью выключил, как только Галина ступила за порог, сейчас бы, наверное, скрасила одиночество. Некстати вспомнил, как вчера утром несколько таджиков в ярко-оранжевых безрукавках гонялись за тощим бродячим псом и загнали его в угол между двумя мусорными контейнерами как раз тогда, когда Цезарь проходил мимо. Псину стало жалко. Закипел чайник. Ларин налил себе кофе, вернулся за стол, подумал поискать в холодильнике что-нибудь сладкого, но поленился. Не хотелось вообще ничего не делать. Ни оставаться здесь, ни идти на работу, которая в последнее время стала жуткой обузой. Согласившись на повышение, Цезарь обрек себя на часы бесполезного и муторного ковыряния в бумагах, которое по договору называлось «административной работой».

Это у них там, в башнях, будущее, дополненная реальность и контроль над разумом, а в участке четыре допотопных компьютера и старая база данных. Каждый раз, думая об этом (а случалось это в последнее время часто), Цезарь приходил к выводу, что будущее уже наступило (точнее, его, наконец, размазало по всей карте мира), но это какой другой, их мир.

Вот тишину вроде нарушил тихий звон, будто колокольчики откуда-то издалека, Ларин застыл и прислушался - нет, показалось.

***

До отпуска оставалось всего четыре дня - эта мысль была самой приятной из всех возможных. Подъезжая к участку, Ларин взглянул на часы, да так, будто имело значение, десять теперь, двенадцать или четыре вечера. На парковочном месте подполковника полиции стоял маленький баклажанного цвета «фольксваген». Ну, отлично. Парковщики едят эти свои копейки просто так. Впрочем, как и все вокруг; Ларин не смог бы объяснить это или доказать, но был уверен, что даже десять лет назад люди были другими. Хотя бы какой-то их части было не плевать на результаты своей работы, было важно не то, сколько они могут заработать, а что могут изменить. Потом пришли Сети, и смысл жизни каждого чертова человека в этом городе свелся к тому, чтобы получить новое дополнение.

Ларин кое-как припарковался и вышел из машины. Крыша участка упиралась в тусклое серо-синее небо. Цезарь прикурил, медленно выпустил султан молочного дыма. Нужно собраться, решил, расклеился, проклятый зуб не дает спать. Осталось совсем немного, и ты будешь греть свои старые кости где-нибудь на песчаном пляже в стране, где виртуальная реальность и прочая хренотень запрещена законом.

- Доброе утро, Цезарь Геннадьевич!

- Доброе.

- Доброе утро, цезарь Геннадьевич!

С другой стороны Цезарю нравилось, что есть такой вот, пусть и маленький, ограниченный стенами управления мир, в котором он может чувствовать свою силу. Подключены здесь меньше половины сотрудников, и на них (хоть где-то!) здесь чаще всего смотрят искоса. Ларин прошел в свой кабинет, сел за стол, но не успел и компьютер включить, как в дверь постучали.

- Входите!

Заглянул Климов. Высокий, плотный, черноволосый, без лишних движений. Хороший парень.

            - Цезарь Геннадьевич, доброе утро! Можно?

            - Что такое?

            - К вам тут посетительница. Обязательно требует начальника. Мы бы это, могли, но вы же знаете сволочей скшных, потом не слезут.

            - Знаю, знаю.

- Разрешите пригласить?

- Давай.

Прошло чуть больше минуты и в дверь опять постучали.

- Можно, Цезарь Геннадьевич?

- Пригласи.

В кабинет вошла страшно худая женщина с фиолетовыми кругами под глазами.

- Здравствуйте, - выдохнула, прошла и сел на стул без приглашения, будто еле стояла на ногах.

- Климов, свободен!

Когда дверь за Климовым плотно закрылась с обратной стороны, женщина пристально посмотрела на Цезаря и спросила:

- Вы здесь начальник?

- Да, что-то вроде того.

- Вы полицейский, следователь?

- Да.

- Я хочу, чтобы вы помогли мне. Я расскажу. Мой муж был болен. Он погиб недавно... ушел, в связи с медицинскими... в связи с показателями. Его с нами больше нет. Врачи ничего не могли сделать. У Максима был рак. Знаете, вот кругом прорывы в науке и технике, десятый, или уже какой там «Сокол» за океаном, мы все входим в двадцатки и десятки развитых стран, и эта штука... Эта хренотень в наших головах как бы говорит, что мы больше не должны переживать... переживать о физиологии, понимаете? Тело больше не имеет значения. Слышали?

Цезарь промолчал.

- Но с раком ничего никто сделать не смог. Рак сожрал моего Максима. Понимаете, вообще никто не мог и не смог бы ему помочь, его сожрало собственное тело. У нас... у нас сын, был сын...

Женщину трясло от подступающих слез.

- Мой сын покончил с собой.

Цезаря ситуация раздражала, с одной стороны, просто так взять и выгнать дамочку не очень прилично, но она сидит, и просто сжирает его время. Зачем, почему? Почему идиот Климов не опросил.

- Мой сыночек бросился из окна и разбился. Его больше нет со мной. Его убили!

Началось. Этого и следовало ожидать, ладно, горе и все такое, конечно, но нужно же понимать, о чем и с кем пришла разговаривать. В голове Цезаря вдруг заскулил несчастный пес, а потом схватило больной зуб. Твою мать. Он отвлекся, и, кажется, пропустил какую-то реплику гостьи.

- Что?

Та наклонилась, обдав запахом пота и слишком терпких духов, посмотрела на Ларина стеклянными от горя глазами, и выговорила:

- Икиаквиик.

Приехали.

- Так, гражданка. - Цезарь зачем-то огляделся. - Пройдите к дежурному и оставьте свое заявление.

- Что?

- Я говорю: вы свободны. До свидания. Я ничем не могу вам помочь. Климов! - Гаркнул так, что чокнутая вздрогнула. - Климов!

- Да, Цезарь Геннадьевич.

- Проводи гражданку.

- Что... Вы... Как вы можете? Вы... Как вы можете, почему вы не хотите меня слушать? Помогите мне! Я же вас...

Климов молча взял ее по руку и повел к выходу.

- Вы же начальник! Вы же следователь! Помогите мне! Вы не понимаете, мне действительно нужна ваша помощь!

Ларин все понимал: в последнее время таких вот персонажей становится пугающе много. Проклятые чипы в головах выходят из строя, и персонажи перестают уметь нормально соображать. Плохое утро кончилось встречей с сумасшедшей бабой.

***

Душно было с самого утра. Ларин проснулся от того, что стало нечем дышать. Проснулся рано, раньше будильника, встал, открыл окно, надеясь, что комната хоть немного проветрится, но свежий воздух, кажется, вообще исчез. Походил по квартире туда-сюда, не включая нигде свет. Заныл чертов зуб. Ларин не стал ждать, когда придет время ехать на работу, быстро влил в себя полчашки кофе, оделся и вышел на улицу.