Когда наконец народы Запада были готовы к Третьему великому крестовому походу, Византийская империя попала в ещё худшее положение. Император Исаак и жители Константинополя, вследствие событий последних лет, следили за действиями франков с ненавистью и подозрением и питали к главному врагу христиан, к самому Саладину, скорее дружеские, чем враждебные чувства. Последнее нельзя им поставить в вину, хотя это и не спасло их. Действительно, в последнее время могущество Саладина угрожало не только сирийским христианам, но почти всем магометанским государям передней Азии: именно потому Кылыч-Арслан, злейший противник греков, стал врагом Саладина и другом франков. Поэтому теперь можно было легко ожидать и соединения Исаака с Саладином для борьбы против сельджуков и крестоносцев. Уже в 1188 году начались переговоры между обоими властителями. С обеих сторон были отправлены послы, и формальный союз был заключён, по-видимому, ранним летом 1189 года, когда немцы под предводительством императора Фридриха приближались к греческой границе. Исаак предоставил магометанам одну мечеть в Константинополе, обещал сколько возможно помешать походу крестоносного войска и, как говорят, обещал даже султану вспомогательный флот из 100 судов. За это Саладин предоставил свободу греческого исповедания в церквах Палестины и несомненно, хотя об этом до нас ничего не дошло, обязывался и к практическому действию, например к поддержке Исаака в войне против Кылыч-Арслана.

После всего этого политические отношения самым странным образом вмешались в борьбу религий. Каждый из двух христианских императоров находился в союзе с одним из двух султанов Передней Азии. Хороших последствий нельзя было ожидать от этих союзов, столь неестественных в виду крестового похода; в особенности греки меняли только далёкие и неверные выгоды на близкие и страшно грозившие опасности. Таким образом, ложная политика Комнинов привела к тому, что через сто лет после того, как император Алексей I призвал римское христианство к борьбе против ислама, преемнику его, по-видимому, не оставалось ничего больше, как заключить очень сомнительный союз с самым могущественным врагом его веры.

С середины июля 1189 года император Фридрих, к которому мы теперь возвращаемся, отправился вверх по долине Моравы в Ниссу и Софию. В местностях между Дунаем и Балканами в то время господствовал ужаснейший беспорядок. Там и сям находились ещё византийские чиновники, немцев встречали также послы Исаака и поддерживали пока вид дружественных отношений. Между тем послы государей сербского и болгарского также являлись к войску крестоносцев и настоятельно просили, чтобы император соединился с их властителями для общей войны против греков. Великий жупан сербский, Стефам Неманя, даже прибыл сам в лагерь и старался поддержать ту же просьбу богатыми подарками из жизненных припасов.

Фридрих отвечал, конечно, что его цель — Святой Гроб и что он возьмётся за оружие только в том случае, если греки принудят его к неприязненным действиям. Но самым важным и Самым неприятным для немцев в этом походе через лесистые и горные страны между Венгрией и Фракией было то, что на их длинном протяжении ни греческие чиновники, ни славянские князья не могли держать в узде население, одичавшее от долгой междоусобной войны. Многочисленные разбойники наполняли дороги и тропинки, прятались за каждым кустом и скалой чтобы захватить отдельных пилигримов или отнимать обозных лошадей и повозки, и войско могло добиться кое-какого спокойствия только несколькими тяжёлыми боями и жесточайшим наказанием пленных.

Когда крестоносцы спустились во Фракию, они по некоторым признакам поняли, что византийское правительство поступает с ними нечестно. Кроме того, на последнем переходе перед Филиппополем Исаак велел передать императору письмо, в котором заявлял, что имеет правдоподобные сведения, что немцы имеют против него враждебные намерения, поэтому император запрещал им дальнейшее движение вперёд, если они не дадут ему достаточно заложников и не захотят уступить вперёд половину всех будущих завоеваний в Сирии. Наконец, даже стало слышно, что греческий император взял в плен и оскорбительно обходился с большим посольством, посланным к нему из Нюрнберга, — очевидно, чтобы обеспечить себе этим ещё несколько заложников. Таким образом, крестоносное войско очутилось во враждебной земле, но серьёзной опасности ему не представилось, потому что Исаак, колеблясь между заносчивостью и трусостью, принял слишком недостаточные меры обороны, и потому среди жителей Фракии находились также друзья немцев, в особенности армяне, соотечественники которых уже издавна были расположены к крестоносцам. Ближайший пункт, который мог задержать движение войска, был обширный и богатый Филиппополь. Но город был оставлен греческими войсками, жители его бежали, и крестоносцы без боя завладели 26 августа домами и имуществом бежавших. Правда, вскоре после того подошло неприятельское войско и отборная часть его приготовлялась напасть на немцев врасплох. Но последние, уведомленные армянскими шпионами, предупредили греков, нанесли им кровавое поражение и этим очень далеко отогнали всё их войско. Затем немцы бросились на соседние укрепления и города, взяли их большей частью без труда, завладели в них богатыми припасами и распространили постепенно свою власть на всю северо-западную часть Фракии.

Этот неожиданный оборот крестового похода побудил императора Фридриха позаботиться скорее о том, чтобы удержать своё войско в строгом повиновении. Малая война, разбившаяся в набеги в разных направлениях, естественно, нарушала дисциплину войска. Поэтому старый государь поступал со всей строгостью везде, где только встречал насилия и распутство. Он разделил также всех людей на отряды в 500 человек. Во главе каждого из них он поставил начальника, которому принадлежало предводительство в бою и высшая судебная власть. Кроме того, он учредил военный суд из 60 уважаемых и умных людей, из которых, однако, привлекалось только 16 для самых важных тайных совещаний. Но не менее заботило его окончание борьбы с византийцами, чтобы не быть слишком долго задержанным в своём странствии ко Святым местам. При этом самым важным для него было то, чтобы освободить своих, захваченных в Константинополе. Благодаря ужасу, который возбудило его оружие, а также представлениям нового посольства, отправленного им к Исааку, он добился того, что измученные и ограбленные, “полунагие” пленники были наконец выпущены из тюрьмы. Когда последние приблизились к императорскому лагерю в Филиппополе, навстречу им выехало 3000 всадников, которые приветствовали их. Народ кричал: “Hinte ist Herre Din tach!” Император с радостными слезами бросался на шею освобождённым и целовал их.

Но за всем этим прошло очень много времени. И упомянутое сейчас радостное торжество было отпраздновано лишь 28 октября. Зима стояла у порога, и уже потому продолжение похода через Малую Азию оказывалось неисполнимым. К этому присоединилось то, что и теперь ещё было далеко от мира с греками. Правда, Исаак предложил поставлять крестоносцам по дешёвой цене жизненные припасы и корабли для переезда в Азию, но в то же время он оскорбил Фридриха, называя себя римским императором, а Фридриха только германским королём. Кроме того, распространились слухи, что греки хотели со всеми силами напасть на немецкое войско, когда во время переправы в Азию оно будет неспособно к бою, а освобождённые послы горько жаловались на ядовитую вражду ко всем крестоносцам как константинопольского народа, так и императора Исаака и на явный теперь союз последнего с султаном Саладином.

Среди этих обстоятельств борьба с греками должна была продолжаться ещё некоторое время. Фридрих угрожал своему противнику гордыми словами, в которых он защищал своё собственное достоинство и в то же время требовал, чтобы ему было дано полное удовлетворение за все предыдущие насилии и была обеспечена на будущее время безопасность представлением многочисленных заложников. Затем он двинулся к Адрианополю, разбил там свой лагерь и разослал во все стороны своих военачальников с сильными отрядами, чтобы добыть жизненные припасы и всё серьёзнее стеснить неприятеля. Успех этих мер был полный. В руки немцев попал длинный ряд фрикийских местностей, на север до Балкан, на юг до Эгейского моря и на запад до самых Родопских гор. Греки понесли при этом очень тяжёлые потери, между тем как крестоносцам почти всё время благоприятствовало счастье. Рыцари имели всё, чего они жаждали, славные приключения и богатую добычу; адрианопольский лагерь был постоянно наилучшим образом снабжён пищей и питьём, в особенности благодаря неутомимой заботливости герцога Фридриха Швабского, которого пилигримы в шутку назвали своим провиантмейстером. Но чем дальше тянулись эти распри, тем больше приближалась опасность, что из них произойдёт ужасная война за существование самой Византийской империи. Император Фридрих поручал уже своему сыну позаботиться о том, чтобы Пиза, Генуя, Венеция и Анкона выслали на следующую весну флот для поддержки крестоносцев, и уговаривал его побудить папу к крестоносной проповеди против коварных греков, так как их патриарх открыто объявил в соборе, что каждый грек, убивший сто пилигримов или даже убивший десять, получит полное отпущение грехов. Кроме того, велись переговоры с государями сербов и валахо-болгар, и от них ожидалось большое подкрепление для борьбы против Константинополя.