Управляющий уже знал мистера Фонса, который прошлой осенью останавливался на неделю в его гостинице, действуя в интересах обманутого супруга, чья высокородная жена, танцуя с возлюбленным на балу, так беспечно ускользнула из мужнего особняка, словно побег был не более, чем новая фигура в котильоне.

Фонс выследил бедняжку леди в этой самой гостинице. Она пряталась в шкафу за грудой надушенных нижних юбок и кружевных блуз. И, найдя, сразу же вернул домой мужу, заплаканную и пристыженную, но провинившуюся перед ним только неразумной эскападой, что тот в состоянии был простить.

Она рассталась со своим возлюбленным в Марселе. Он должен был добираться до Алжира другим пароходом, чтобы сбить преследователей со следа. Но его пароход опоздал с отплытием, а она очутилась в алжирской гостинице одна, и, когда Фонс ее обнаружил, казалась перепуганной до смерти.

Управляющий был в восторге от новой встречи с английским сыщиком, протянул ему свой портсигар и предложил что-нибудь выпить. От сигары Фонс никогда не мог отказаться, но пил редко:

– Merci, mon ami[12] – я позавтракал на пароходе полчаса назад. – И сразу же приступил к делу.

Он ничего не скрыл от мсье Луи, который был очень сообразителен и умел держать язык за зубами.

Такой-то и такой-то господин, – последовало точное описание полковника Рэннока, – жил в гостинице в прошлый туристический сезон, точная дата неизвестна, но это могло быть до Рождества, хотя могло быть и в любое другое время, вплоть до апреля. Он приехал из Сардинии или с Корсики, но, может быть, наоборот, направлялся на один из этих островов. С ним была дама, молодая и красивая. Предположительно, он путешествовал под вымышленным именем, но зовут его Ричард Рэннок.

Управляющий, казалось, был в затруднении: даже самое точное описание вряд ли способно передать определенно и точно образ человека. В любой фешенебельной гостинице найдется с дюжину людей, которые вполне могли бы соответствовать портретному описанию полковника Рэннока: высокий, темноволосый, с орлиным профилем, густыми усами, довольно близко поставленными глазами, нависающим лбом, сильно покатым к макушке в области шишек восприятия, маленькими руками и ступнями и – отменного воспитания.

– Черт возьми, – сказал управляющий. – У нас был очень удачный сезон, и подобного типа господа кишмя кишели в гостинице. Я вам могу с десяток таких насчитать.

– Но можете ли вы с десяток насчитать таких женщин? – спросил Фонс, вынимая из бумажника фотографию леди Перивейл и положив ее перед управляющим на стол.

– Sapristi[13] – сказал мсье Луи, взглянув на фотографию. – Да, я ее помню. Elle était une drôlesse.[14]

Если бы Фонс еще сомневался в правдивости рассказа леди Перивейл, то эта фраза рассеяла бы все его сомнения. Ни при каких обстоятельствах женщина, которую он видел на Гровенор-сквер, не могла вести себя таким образом, чтобы заслужить подобную характеристику.

– Всмотритесь внимательнее, – сказал Фонс, – и скажите – видели ли вы именно эту даму?

– Нет, эту я не видел. Женщина на фотографии очень напоминает ту, что здесь останавливалась, но это не она, если только снимок не сделан несколько лет назад. Дама на фотографии моложе той, что была здесь в феврале, по крайней мере лет на десять.

– Но эта фотография была сделана недавно, как вы можете судить по фасону платья, а теперь расскажите мне все о той, которая здесь останавливалась.

– Вы ее разыскиваете?

– Да!

– Мошенничество или, – и глаза управляющего раскрылись очень широко, а ноздри затрепетали от сдерживаемого волнения, – или убийство?

– Ни то, ни другое. Я хочу пригласить эту даму в качестве свидетельницы, а не разыскиваю как преступницу. Ее показание необходимо в интересах моей клиентки, и я готов хорошо заплатить за любую информацию, которая поможет мне отыскать ее.

– У месье Фонса всегда было хорошее чутье. А что бы вы хотели узнать об этой женщине?

– Все, что вы или кто-нибудь из вашего персонала можете мне рассказать.

– Она прожила здесь чуть больше двух недель вместе со своим мужем, и теперь я его припоминаю, он мне кажется похож на того, кого вы описали – высокий, темноволосый, нос с горбинкой, выдающийся лоб, близко посаженные глаза, густые усы. Он много пил, главным образом, коньяк, а дама предпочитала шампанское. Все вечера он проводил в клубе и редко возвращался до того, как гостиницу запирали на ночь. Портье может уточнить, когда он возвращался. Джентльмен ссорился с дамой, даже пытался бить ее и получал сдачи. Она являлась к завтраку с синяком под глазом, а он с расцарапанной щекой. Честное слово, прекрасная парочка! Они бы устроили здесь знатный скандал, если бы оставались подольше. – Он аккуратно оплачивал счета?

– О да, деньги у него были. Здесь стояли также два молодых американца, из тех, кого вы зовете richards, золотой молодежью. Они отправлялись с ним в клуб каждый вечер, а после обеда играли в пикет у него в гостиной. Они дарили ей цветы и шоколадные конфеты. Бедные ребятки. Как же он над ними издевался! А еще здесь был торговец алмазами из Трансвааля. Он тоже восхищался мадам и тоже играл в пикет.

– А мадам была с ними любезна?

– Любезна? Она третировала их как прислугу. И смеялась над ними в глаза. Elle faisait ses farces sur tout le monde.[15] Ах! Но она была так остроумна и озорна! Quel esprit, quelle blague, quel chic!.[16] Это было наслаждение – слушать ее!

– Значит, у нее не было вида бывшей леди, которая деградировала?

– Pas le moins du monde. Но она была frenchement canaille. Elle n'avait pas digringolé.[17] Она явно поднялась из низов до теперешнего положения, а в прошлом, наверное, была гризеткой, или маленькой оперной хористкой, но из тех, кто пробивается наверх, jolie a croquer[18] – высокая, горделивая, держалась как королева!

– Наверное, месье Луи, вам неоднократно случалось разговаривать с ней, когда она возвращалась в гостиницу или уходила?

– Да, конечно, она заглядывала ко мне в кабинет спросить о чем-нибудь или заказывала экипаж, или останавливалась, чтобы надеть перчатки. У нее не было femme dechambre,[19] хотя одета она была хорошо. Только вид у одежды был неряшливый, и она каждый день носила одно и то же платье, что леди не полагается.

– А из этих случайных разговоров вы не выяснили, кто она, где живет, в Лондоне или где-нибудь еще?

– Судя по разговору, я бы сказал, что у нее нет определенного места жительства, и она странствует по миру, всегда выпивая за обедом бутылку шампанского, весь день жуя шоколадки, а также выкуривая после каждой еды с десяток папирос. Она немало стоит тому, кто оплачивает ее капризы. Рассказывала она и о Лондоне, и о Риме, и о Вене, она знает в Париже все театры и рестораны, но едва ли хоть дюжину французских слов.

– «Свободная художница», – заметил Фонс. – Ну а теперь скажите, как их звали, леди и джентльмена?

Имена месье Луи не помнил. Он должен поискать их в книге регистрации прибывших. Да, вот: «Мистер и миссис Рэндалл, номера 11 и 12, первый этаж, с 7-го февраля по 25-ое».

«Рэндалл!» Но то же имя герцогиня упомянула в разговоре с мисс Родни и это же имя назвала Фонсу леди Перивейл.

– А как зовут леди? Не помните? Наверное, вы слышали, как ее называл псевдомуж?

Луи забарабанил пальцами по лбу, словно стучал в дверь памяти:

– Tiens, tiens, tiens![20] Я его слышал, но это было не имя, а ласковое прозвище! Да! Он называл ее, tiens! «Пиг»! – «Поросеночек»! Или «свинка». Но поросята – символ удачи. Интересно, какого рода удачу подобная особа могла принести полковнику Рэндаллу?