Батарея была захвачена, её пушки развёрнуты против крепости. Шведы побежали повсеместно. На их плечах русские оказались за палисадами — оградой из деревянных заострённых свай, добросовестной врытых в землю. Несмотря на отчаянную оборону, шведы осознавали свою обречённость — почти все их пушки были захвачены на Квербекенской батарее, куда, как будто нарочно, их свезли ранее со всего периметра крепости.

Комендант в одном месте выбросил белый флаг, но забыл отдать приказ прекратить огонь, и барабанщик Ласси, посланный к шведам с требованием капитуляции, был убит. Русские офицеры — генерал Икскюль и полковник Лапин — желая прекратить взаимную резню, забрались на крепостной вал, уже штурмуемый их солдатами, и закричали по-шведски:

— Солдаты! Шведы! Ваше начальство просит о капитуляции! Прекратите огонь!

Озверевшие защитники сбросили их вниз штыками. Бой продолжался до вечера — уже внутри крепости — в солдатских казармах и на гауптвахте. В конце концов сопротивление было сломлено; шведы во главе с Врангелем и частью военачальников сдались в плен. По приказу Ласси русские отступили к Выборгу, за свою границу.

Вскоре Румянцев получил капитана и роту, во главе которой участвовал во взятии Гельсингфорса, произошедшем в кампанию следующего 1742 года, почти через год после начала войны — 24 августа. Вскоре был взят и город Або, где начались мирные переговоры, вести которые было поручено старшему Румянцеву — Александру Ивановичу. Только что подписавший в Стамбуле мирный договор с Оттоманской Портой, теперь должен был дать мир России и с севера.

Швеция колебалась. Дабы убыстрить мыслительные процессы её правителей, Ласси на более чем ста кораблях повёл морем десант из 9 пехотных полков — бить врага на его территории. Этого демарша оказалось достаточно, чтобы выгодный России мир был заключён.

Известие о нём повёз в Петербург Пётр Румянцев, вскоре после Гельсингфорса ставший флигель-адъютантом отца. Опытный дипломат рассудил безошибочно.

   — Ваше Императорское Величество. Имею честь доложить, капитан Румянцев с депешей из Або.

   — Что там, капитан?

   — Мир, Ваше Величество!

   — Благодарю вас за приятное известие. Вы сказали, ваша фамилия Румянцев? А Александр Иванович?

   — Это мой отец.

   — Ах, вот как. Дипломат, дипломат. Ну, что ж, ещё раз благодарю. Вы свободны, полковник!

Итак, счастливый гонец монаршим волеизъявлением был пожалован — минуя секунд-майорский, премьер-майорский и подполковничий чины — сразу в полковники. От роду полковнику Румянцеву было годов — восемнадцать.

Мир был заключён, и награды по этому случаю раздавались уже при новом российском монархе, пришедшем насмену малолетке Ивану Антоновичу — при императрице Елизавете Петровне.

Переворот, возведший её на престол, произошёл в ночь на 26 ноября 1741 года. В самое тёмное время её — в третьем часу, когда чаще всего снятся страшные сны и сердце бьётся наиболее неровно и испуганно — на одной из петербургских улиц, тихой и пустынной, засыпанной девственно-белым снежным саваном, внезапно раздались голоса, и из переулка вылетела толпа, почти сплошь состоящая из возбуждённых солдат во главе с красивой молодой женщиной...

За несколько часов до этого Елизавета молилась, прося ниспослать ей удачу. В соседнем покое, нетерпеливо ожидая окончания затянувшегося божественного диалога, собрались её близкие: Алексей Разумовский, Пётр, Александр и Иван Шуваловы, Михаил Воронцов, дядя Анны Иоанновны Василий Салтыков, родня по матери — Скавронские, Ефимовские и Гендриковы. Вскоре подошёл и Лесток, ходивший на разведку, дабы убедиться, что в Зимнем всё спокойно и Анна Леопольдовна, регентша и правительница, мирно почивает. Лесток — личный врач Елизаветы и один из главных организаторов и вдохновителей намечавшегося переворота, был неприятно удивлён, застав Елизавету ещё явно не готовой к той исторической миссии, коей ей сейчас надлежало заняться. А ведь незадолго до этого он, явно намекая, что их планы не секрет для регентши й промедление грозит гибелью, предложил принцессе на выбор две картинки: на одной она сидит на троне, на другой — в монашеской рясе, а рядом — орудия пытки. Тогда Елизавета выбрала скипетр, и вот — снова колебания! О женщины!

— Ваше Высочество, пора! Не губите своей нерешительностью себя и всех нас, — начал он, сознательно отводя глаза от её затравленно-испуганного взора. — В ваших руках будущее ваше и России! Вспомните вашего батюшку — в трудные минуты он никогда не колебался, а смело шёл вперёд, осенённый великой целью! Последуйте же по его стопам! Всё готово, люди ждут!

Он надел ей орден святой Екатерины, вложил в руки серебряный крест и начал её легонько подталкивать к выходу. У него нашлись помощники, и скоро Елизавета была погружена в сани, на запятки которых вскочили Воронцов и Шуваловы. Лесток не рискнул покидать свою подопечную и уселся с нею рядом. Сани полетели к Преображенским ротам.

Лесток явно преувеличивал — не было готово ничего, о чём свидетельствовало и то, что часовой, увидев толпу, забил тревогу — он ничего не знал о заговоре. Лекарь исправился, пропоров ему барабан ударом кинжала.

Собралась толпа недоумевающих преображенцев. Елизавета вышла к ним из саней.

   — Ребята, узнаете меня?

   — Узнаем, матушка, узнаем!

   — А ведомо ли вам, чья я дочь?

   — Вестимо, матушка, ведомо!

   — А коли ведомо, так вот вам моё слово. Вы — моя единственная защита. Меня хотят заточить в монастырь. Поможете мне?

   — Поможем! Поможем! Скажи, что делать нам?

   — Согласны ли вы идти за мной? Согласны не дать свершиться сему злодеянию?

   — Согласны, согласны! Веди нас! Перебьём всех твоих врагов!

   — Нет, только не кровь! Поклянитесь помогать мне, но не проливать ничьей крови!

После секундного недоумённого молчания отчаянное и слитное:

   — Клянёмся! Клянёмся!

Солдаты бросились целовать поднятый крест, после чего около трёхсот человек последовало за Елизаветой по Невскому к Зимнему дворцу.

Не доходя до дворца, Лесток отделил двадцать пять человек и поручил им арестовать Миниха, Остермана, Левенвольде и Головкина. У дворца остановились, пустив вперёд восьмерых, изобразивших из себя ночной дозор. Четверо караульных, не успев оказать никакого сопротивления, были смяты. Заговорщики ворвались в Зимний. Антон-Ульрих и Анна Леопольдовна были грубо разбужены и взяты под стражу, а Елизавета, взяв на руки Ивана Антоновича, вышла на улицу, навстречу радостной толпе.

Она была любима в гвардии и народе — благодаря простоте своего нрава и всегдашней доступности. Дочь Петра Великого, родившаяся в памятный день его возвращения после победы под Полтавой — 19 декабря 1709 года, Елизавета к моменту своего воцарения была столь прочно и давно отодвинута от вожделенного поначалу трона, что даже забыла мыслить о нём, сосредоточившись всецело на простых житейских радостях.

Отринутая высшим светом из-за нелюбви к ней чередующихся венценосцев и в силу незаконности своего рождения, Елизавета неминуемо должна была войти в тот круг, который бы её принял — армейского дворянства (гвардия вся сплошь, включая и рядовых, состояла из дворян) и простого люда, с умилением взиравших на «искру Петрову».

Живя поначалу под Москвой в Александровской слободе, она дружила с деревенскими девушками, каталась с ними вместе на санях, водила хороводы, пела песни. Когда Анна Иоанновна заставила её переехать в Петербург, она — не по расчёту, а по инстинктивной привязанности — сдружилась с гвардейцами, помнящими её великого отца-воина и преобразователя. Она крестила их детей, делала им подарки к праздникам, несмотря на своё довольно стеснённое материальное положение: ей, любящей и умеющей погулять, вечно не хватало денег.

Так что утром 26 ноября, встречая Елизавету победительницей, народ ликовал почти искренне. К тому же людей не покидала надежда, что перемены будут благодетельны, — всегдашняя надежда на лучшую долю при новых царях.