Доктор Райдер взял кофейную чашечку из рук сына.

- Целых два года и девять месяцев я предвкушал эту минуту, Джек... но она превосходит все мои мечты.

- Отец... я должен....

- Хороший кофе, табак, горячая вода - величайшие блага на земле. Полчасика проведешь здесь - и чист, как стеклышко, телом и душой!

- Отец...

- Что? Ты можешь еще что-нибудь к этому добавить?

- Мы... мы живем здесь уже почти два года...

- Меньше, чем я был там. Вам здесь нравится?

- Да.

- А мне там не нравилось. Ты изучаешь медицину?

- Нет. Ботанику.

- Отлично. Тебе не придется иметь дело с людьми.

- Мне обещают работу в здешнем ботаническом саду с начала будущего года. И я... я помолвлен.

- Замечательно! Я за ранние браки.

- Верил тоже помолвлена.

- А твоя мать случайно не помолвлена?

- Отец!

- Дорогой мой, никто не застрахован от того, что его бросят. Зачем ожидать от своей семьи больше, чем от других? Pas si bete {Я не так глуп (франц.).}.

Глядя на это улыбающееся лицо, с которого горячая вода уже сгоняла тюремную благодать, юноша ощутил прилив раскаяния.

- У нас ни разу не было подходящего случая сказать тебе, как мы жалели тебя. Но мы до сих пор никак не можем понять, зачем ты это сделал?

- Разве я сделал бы это, если б знал, что все раскроется? Но женщина погибала, отправлялась ко всем чертям... а я рисковал немногим... И вот, пожалуйста! Никогда никого не спасай, если это сопряжено с риском для тебя, Джек. Я думаю, ты с этим согласен.

Юноша сильно покраснел. Ну как он мог сказать то, что собирался!

- Я совсем не намерен поджимать хвост, - продолжал его отец. - Тебя не затруднит отнести чашку?

- Может, ты хочешь еще, отец?

- Нет, благодарю. Когда вы обедаете?

- В половине восьмого.

- Принеси мне, пожалуйста, бритву, а то сегодня утром меня брили каким-то тесаком.

- Сейчас принесу.

И сын пошел за бритвой. Не видя перед собой этого улыбающегося, чужого человека в ванне, он снова взял себя в руки. Он должен поговорить с ним начистоту - и поговорит!

Когда он вернулся с бритвенным прибором, отец лежал, закрыв глаза, глубоко погрузившись в воду.

Прижавшись спиной к двери, сын выпалил:

- Здесь никто ничего не знает. Все думают, что мама вдова.

Человек в ванне открыл глаза, и снова на лице его появилась улыбка.

- Ты в этом уверен?

- Да. Я знаю, что Мэйбл, девушка, с которой я обручен, ничего не подозревает. Она придет сегодня к обеду. И Родди Блейдс, жених Берил, тоже.

- Мэйбл и Родди. Рад узнать их имена. Будь любезен, дай мне то большое полотенце. Я сейчас буду мыть голову.

Подав отцу полотенце, юноша повернулся, чтобы уйти. Но у двери остановился.

- Отец...

- Вот именно! Эти естественные родственные связи постоянны и не подлежат изменению.

Юноша повернулся и выбежал из ванной. Внизу, у лестницы, мать и сестра ожидали его.

- Ну?

- Ничего не вышло. Я просто не мог заявить ему, что мы хотим, чтобы он уехал.

- Конечно, мой дорогой, я понимаю.

- Ах, мама! Джек, ты должен!..

- Не могу. Я сейчас пойду их предупредить.

И, схватив шляпу, Джек убежал. Он бежал в вечернем тумане мимо маленьких домиков и пытался что-нибудь придумать. На углу, в конце ряда домиков, он остановился и позвонил.

- Можно видеть мисс Мэйбл?

- Она одевается, сэр. Войдите, пожалуйста.

- Нет. Я подожду здесь.

Стоя в темноте на крыльце, он репетировал: "Ты прости, но к нам приехал неожиданно один человек по делу..." Да, но что сказать, по какому делу?

- Здравствуй, Джек!

В дверях появилось видение - русая головка, розовое круглое, голубоглазое личико над пушистым свитером.

- Послушай, дорогая... закрой дверь.

- Зачем? Что такое? Что-нибудь случилось?

- Да, изрядная неприятность.... Сегодня тебе нельзя будет к нам прийти, Мэйбл.

- Не обнимай так крепко! А почему нельзя?

- Ну-ну. Так... есть причины.

- А я знаю! Твой отец вышел из тюрьмы.

- Что? Да как ты...

- Ну, конечно, мы все это знаем. Теперь мы должны быть очень внимательны к нему.

- Неужели ты хочешь сказать, что Родди и все... а мы-то думали, что никто ничего не знает.

- Что ты, все знают! Одни к этому относятся так, другие иначе. Я иначе.

- А ты знаешь, что он сделал?

- Да, я раздобыла газету и прочла весь отчет о процессе.

- Но почему ты мне ничего не рассказала?

- А ты почему не говорил?

- Это было так ужасно! А ты как думаешь?

- Я думаю, что с ним поступили безобразно.

- Но нельзя же разрешать подобные вещи.

- Почему нельзя?

- Но откуда же тогда будут браться люди?

- Англия и так перенаселена. Все это говорят.

- Это - совсем другое дело. А тут закон.

- Слушай, если ты хочешь спорить, то заходи в дом. Тут здорово холодно.

- Нет, я не хочу спорить. Мне надо еще предупредить Родди. Как хорошо, что ты все понимаешь, милая! Только... ты не знаешь моего отца.

- Значит, мне нельзя прийти?

- Не сегодня. Мама...

- Она, наверное, страшно рада?

- Д-да... она рада...

- Ну, всего хорошего. И знаешь что, ты отправляйся домой, а я скажу Родди. Ну-ну, не мни меня!

Возвращаясь бегом домой мимо маленьких домиков, Джек думал: "Как странно, боже мой! Все оказалось наоборот. Она! Она!.. Это очень современно".

3

Бывший Э 299 сидел у камина, зажав сигарету в улыбающихся губах. Перед ним стоял стакан. В камине потрескивали угли. Часы пробили одиннадцать. Бросив окурок в золу, он потянулся и встал. Поднялся по лестнице, открыл первую дверь. В комнате было темно. Послышался тихий голос:

- Филипп?

- Я.

Он повернул выключатель, вспыхнул свет. Его жена сидела в постели очень бледная. Она пролепетала:

- Сегодня? Ты непременно хочешь?..

Бывший Э 299 подошел к кровати, губы его все улыбались, в глазах было голодное выражение.

- Вовсе нет. В тюрьме приучают к воздержанию. Тебе сейчас противно?.. Пусть будет так. Спокойной ночи.

Голос из постели еле слышно отозвался:

- Филипп, ты меня прости. Но все это... так неожиданно... И я...

- Пустяки.

Он повернул выключатель, и свет погас. Дверь закрылась.

Три человека не могли уснуть в доме. Один спал. Те трое, что не спали, думали:

"Если бы только он дал нам повод пожалеть его! Если бы мы могли его полюбить! Его самообладание просто пугает и отталкивает. Оно неестественно. Ему бы следовало искать нашего сочувствия и сочувствовать нам. А он, кажется, ни к себе, ни к нам, ни к кому на свете ничего не чувствует. А что будет завтра? Разве можно теперь жить здесь? Сможем ли мы терпеть его присутствие в доме или поблизости? Он страшен!"