- Ты - в дворянское собрание? - удивился Игнат. - Но ведь это мой дед - твой отец - гордился, что он образованнее жены, у которой три класса... У него было четыре?

- Не приставай, да! - отвечал Гамлет с нарочитым горским акцентом

- Ты в самом деле идешь в дворянское собрание? - спросила жена.

- Слушай, женщина, чем я тебе не князь! - сказал он, пуча очи.

- Но... сам мне рассказывал, что дед твой пас скот, когда их сослали с Кавказа.

- С клиентом я встречаюсь, неужели непонятно! Он хочет, чтобы я съездил в Саратов... Там, в детстве еще, его отец приводил часто к одному особняку, в советское время, и говорил: "Запомни: это мое самое любимое место". Теперь мой клиент подозревает, что родовой был особнячок-то... графский.

Год назад Эльбрусович дал объявление: "Помогу написать историю вашего рода, фирмы, коллекции, туристических походов и т.д." С тех пор он с утра до вечера бегает по городу и, как положено, в поте лица своего зарабатывает на прокорм семьи.

Зазвонил телефон. "Нет, это не аварийка, - ответила жена. - Я с ума сойду скоро; каждый день спрашивают аварийку".

Снова зазвонил телефон. Лицо жены поразило Гамлета американской улыбкой, не гармонировавшей с морщинами, приобретенными за годы советской жизни. "Казбекович, тебя!" - сказала она. "А кто?" - удивился он.

- Голос жизни.

- Твой голос, Вита, - он погладил догиню, на самом деле не на шутку испугавшись; неужели жена в самом деле сошла с ума от черной жизни (как сошла ее подруга Любочка)? Или... она стала так образно выражаться? Каждый звонок, конечно, есть голос жизни. И вдруг его осенило: Казбековичем жена называет его, когда звонят женщины, а его две однокурсницы работают в газете "Голос жизни".

- О, это Елизавета с ее невидимым венком на голове? - Эльбрусович медленно выбирался из кресла - после болезни все трудно; ручка кресла - не ручка, а словно гора, которую надо преодолеть.

- С венком чего? - ревниво спросила жена.

- С венком цветов... душистого горошка. Да! Я слушаю, Елизавета. Выборы на носу - кто же этого не знает, и стала доверенным лицом Степняка поздравляю, подзаработаешь! Ну, куда я - со своими обносками мыслей в вашу известную газету?

Ольгуша толкала его в бок: проси аванс - Игнату нужно одежду покупать!

- Если сегодня вы дадите мне аванс, тогда я... Обещаете? Хорошо. Ну, не зови меня Гамлетом, я ведь окрестился - Гурий. А никто не может привыкнуть. Можно просто Эльбрусовичем.

Жена забрасывала внутрь себя таблетку кетерола. От волнения у нее начинает влом болеть голова. А сын разлегся уже на диване - его любимая поза. Да и не поза уже, а позиция. Тело Игната разрасталось в квартире, а ведь казалось, только вчера подбежал (ниже стола): "Папа, папа, а что такое Декарт?" - "Не что, а кто..." Ничего не ценит, столько в него вложено! Стоп, стоп... Самое важное в жизни не ценится - Бога распяли, а нам-то чего ждать? Целуя жену перед уходом, он так сильно стукнулся очками об ее очки, что искры полетели.

- Ольгуша, прости, - он боялся, что глаза у нее на затылке бантиком завязались. - Ну, с Богом оставайтесь!

- До вечера. С Богом!

Он пошел, процеживая мир сквозь сети нейронов и улавливая крупицы красоты. Розовые кисели пара от теплоцентрали, колыхаясь, шествовали под выбитыми в синеве ветками. Но вдруг посреди рассвета появился бомжевидный Игнат. Что за странность такая: посреди рассвета - Игнат, а посреди Игната рассвета ни разу не увидел... "Давайте выпьем за то, чтобы как можно меньше было бомжей среди людей, животных и растений", - мысленно провозгласил он тост. Стало полегче. И шрамы на Игнате - все развеялось, прошло. Старушка на перекрестке обличающе бормотала:

- Машины, гады, летят, как настеганые.

А он любил уральских старух! Поэтому, когда в автобусе их стал оскорблять пьяный мужик ("Все-все, снимайте трусы, я буду вас сейчас иметь!"), Гамлет почувствовал, что какие-то огненные прутья заходили внутри. "Животное, прекрати!" Мужик стал пробиваться ближе - они словно плыли навстречу друг другу в густой жидкости. И тут автобус лазгнул, распахнул двери. Эльбрусович схватил мужика за волосы и выбросил вон. Но в это время сзади нажали, и он сам тоже выпал, вытянутой рукой влетев мужику в рот. А тот с готовностью укусил! Эльбрусович успел вырвать руку и запрыгнуть обратно в салон. Палец пульсировал. Мысль о СПИДе появилась сразу: вдруг мужик болен? Чтоб он так жил, как пульсирует укушенный палец, пожелал мужику Гамлет. Он почувствовал такое огромное одиночество, словно для него не хватало всей души, словно вот-вот через край перельется. По счастью, тут подъехали к его остановке. Он бегом добежал до редакции и сразу кинулся в туалет: мыть руку. Мыл-мыл, СПИД не СПИД?..

Нужно было подняться по мраморной лестнице. Навстречу крепкие ребята тащили сейф, безжалостно распахивая ступени. А могли бы войлок подстелить. Гамлет любил это хозяйственное чувство, в нем возникавшее. Он повеселел, когда начал рассекать вкусные запахи из ресторана "Санчо" (Елизавета обещала, что его тоже будут кормить). В конце коридора нашел табличку: "Голос жизни". Вошел. Елизавета поправила свой невидимый миру венок на волосах: проходи - Людовик сейчас, мол, освободится.

- Людовик - это прозвище Степняка?

- Нет, ты что! Степняк - это хозяин, а Людовик - Люда, моя одноклассница. Главный редактор, - и тут на него пролилась трогательная песнь о дружбе Гриши, Лизы и Люды с первого класса (как жизнь их разводила и сталкивала, а вот сейчас прижала друг у другу с необыкновенной силой в редакции газеты).

- А кто мне аванс выдаст?

- Гриша прикажет, насчет этого не волнуйся. Деньги у Григория Степанова есть. Он ведь еще в школе стал комсомольским деятелем, так что сам понимаешь... все мы родом из детства.

- Все мы уроды из детства, - бухнул Гамлет, но поймал останавливающий взгляд Елизаветы: мол, понимаю, ты про комплексы - у всех они из детства (тут в ее взгляде словно проплыла целая картина симпатичных большеголовых и большеглазых уродцев с разными комплексами), но если ты меньше будешь ляпать здесь такого, больше сможешь заработать для своей семьи. "А ты все такая же: золотой характер, бесконечный парламентер", - подумал он. А услышал следующее:

- Тем более что Степняку "рыба" нужна! По гороскопу. Вот мы про тебя и вспомнили. Есть прогноз, что вы хорошо сработаетесь.

В этот миг в кабинет с видом вождессы вбежала Люда-Людовик, сияя гиацинтовыми кудрями. Эльбрусович вскочил. Она облекла себя креслом, как дополнительной одеждой, подчеркивающей ее царственность. И указала длинным ногтем на стул:

- Вы нас так не запугивайте своей воспитанностью! А он все еще стоял, пораженный: с таким списком красоты Люду хоть сейчас на конкурс мисс-не-знаю-че! Но уже через пять секунд трезво подумал: волосы, может, крашеные, а зубы - чистый композит. В это время в кабинете образовался молодой человек, который одновременно целовал Людовика глазами и рылся в куче журналов.

- Валерик, мы у Степняка на девятом этаже! - сказала Люда, уводя нового сотрудника к хозяину.

В приемной не было никого, а из кабинета Степняка доносились крики, которые не хотелось слышать: "Вон отсюда! Скотина! Как можно так нагадить!" Наклонив свою кудрявую голову, Людовик вслушивалась с выражением некомфортности на лице. Ради сына я должен это выносить, думал Гамлет (внутри: слипшийся ком времени и закатанный в него Игнат).

- От конкурента, может, кто-то пришел, - предположила Люда-Людовик.

- Вон, вот ты еще не понимаешь, да?!

- Точно! От Похлебкина кто-то там... - уверяла Людовик. - Похлебкин главный соперник - хочет уступок... чтобы Степняк снял себя с выборов!

- Сволочь, ну ты и сволочь!

Гамлет в очередной раз приготовился убежать - распахнулась дверь, и выбежал плотный лысый бородач, вытирая пот с пылающего лица.

- Вить, ты че позволяешь на себя орать? - спросила Людовик.

- Это на воробья он - Похлебкин этого воробья, наверное, подослал. И этот воробей наделал прямо на рекламный договор. Все-таки мы выгнали эту засланную пичугу.