— Кого еще принесет?

— Городские власти, музейных работничков. Перекопают остальную часть двора, помяни мои слова.

— Что же нам делать? Решили помочь людям, а оно вон как обернулось. Сделала доброе дело — тебе же убытки.

— Что запричитали как по покойнику! На той неделе опять с колледжем едем в колхоз. Привезу вам помидоров! — не понимала взрослых Катя.

Они еще долго сокрушались по разорённому огороду, пока не увидели, как через разломанные, и настежь раскрытые ворота, во двор зашли четверо незнакомцев с кинокамерой и фотоаппаратами. Продолжая на ходу снимать, они подошли к ним.

— Кто хозяин дома, — спросил молодой парень с акцентом. Второй, продолжал щелкать фотоаппаратом, еще двое по-хозяйски прошли к яме и начали её фотографировать.

— Мы, — одновременно ответили Нина и Дарья Васильевна. — Вы кто, по какому праву ворвались в чужой двор?

— Корреспонденты немецкого телевидения в Москве, — представился первый, что протянул микрофон к Дарье. — Они, — он показал на остальных, — корреспонденты немецкого радио и газет, тоже из Москвы и Киева. Несколько вопросов и уйдем. Каким образом немецкие туристы оказались в вашем доме, у них не было денег на гостиницу? — протянул к хозяевам микрофон, задавший вопрос. Кинооператор направил камеру на Дарью.

— Впечатлений набраться захотели, окунуться в нашу русскую жизнь, — ответила Дарья.

Катя, повзрослевшая в перестроечное время, когда всё стали переводить в денежный эквивалент, сообразила, что на корреспондентах можно заработать.

— Бабушка, ничего не говори. У них за границей за интервью тысячи платят. Пусть нам заплатят.

Мужчина, что держал микрофон, полез в карман и достал купюру в десять марок, протянул Кате. Она посмотрела на просвет, посчитала в уме.

— Да это по-нашему тридцать четыре рубля! Два килограмма хорошего винограда. Дешево цените эксклюзивную информацию. — И протянула купюру обратно звукооператору, он взял деньги и положил в карман.

— Разная информация стоит по-разному.

— Будет тебе, Катя! — возмутилась Дарья. — Как не стыдно! У нас не берут деньги за каждый чих. Повернулась к корреспондентам. — Что вам еще сказать? Старик, Эрвином зовут, если не врет, в войну еще с тремя немцами квартировал в этом доме. Я тогда несмышленой девчонкой была, постояльцы были молодыми. Столько лет прошло, разве узнаешь! Как вспоминает старик, похоже, правда, он один из тех немцев. Пришел с племянником, напросился пожить несколько дней. В "Астории" за ними остался люкс.

Подошел еще один корреспондент, до этого рассматривающий яму, откуда извлекли снаряд.

— Сказали, пишут книгу. Для полноты впечатлений необходимо окунуться в атмосферу дома, двора, улицы, — прибавила Нина.

— Кто из русских остался в доме, кто помнит войну? — спросил подошедший корреспондент и протянул диктофон.

— Дарья Васильевна, — Нина показала на свекровь. — Девчонкой была, в старике признала одного из солдат, что тогда жил в доме.

— По лицу не узнала. Солдаты все похожи, одинаково одеты.

— Зеркало в хате узнал, сказал, где что находилось в войну, — снова вступила в разговор Нина. — Дарья Васильевна подтвердила. Не может только вспомнить, где стоял туалет. Всё переспрашивал, сколько раз переставляли, далеко ли.

Корреспондент с микрофоном пояснил по-немецки, что русские переносят будку — туалет, когда под ней переполняется яма.

Вспоминать Дарья Васильевна любила, а когда столько слушателей, да еще внимательных! Она провела корреспондентов к скамейке перед домом, попросила Катю принести еще лавку из летней кухни и, усадив всех, принялась рассказывать о военных годах. Её изредка прерывали вопросами, она отвлекалась, потом продолжала. Кинокамера трещала без остановки. Крутились кассеты магнитофонов.

Когда корреспонденты поняли, что больше ничего ценного от старухи не услышишь, встали, поблагодарили. Один из корреспондентов достал немецкую сотенную купюру и протянул Дарье.

— Это не плата за разговор, а наш подарок. Купите себе, что-нибудь.

Другой корреспондент заметил:

— Мы опубликуем все, что вы рассказали. Большое спасибо. К вам подъедут еще наши коллеги. Так вы не тратьте на них время, скажите, что уже все рассказали корреспондентам телекомпании ЦДФ и газеты "Франкфуртер Алгемайн цайтунг". (Frankfurter Allgemeine Zeitung). Там все прочитаете.

Действительно, вслед за первой группой потянулись новые группы корреспондентов отечественных и зарубежных газет, радио и телевидения. Они замучили Курта. Местное и киевское начальство неохотно отвечало на вопросы репортеров. Скрываться от назойливых журналистов приходилось и Елене. Не оставляли корреспонденты в покое и дом Полюткиных. Дарья сбежала к другой снохе, Нина заперлась в летней кухне и не открывала на стук, поручив Кате выпроваживать незваных гостей. Кате они тоже надоели, и она придумала, как их отвадить. Каждого нового гостя стала учтиво встречать и сообщать:

— Мамы нет. С немцами, что жили у нас, я дружила и всю их историю знаю. Интервью будет стоить 50 гривен или рублей, возьму в марках и долларах. С каждого корреспондента. Большинство журналистов не принимали девчонку в серьез и уходили. Тем не менее, Катя заработала 100 гривен и двадцать марок. Довольная своей находчивостью, она не уходила со двора до самой темноты. Но больше никто не приходил, журналистов волновала новая сенсация, нашелся второй турист.

***

Шум в соседском дворе Полюткиных, незнакомые людские голоса пробудили любопытство у восьмидесятилетней Марии Владимировны, полуслепой матери Григория Федоровича Гладких. Она сохранила неутомимую работоспособность, отличную память и практичный умом. Разузнав у домашних о немцах и безуспешных поисках клада, сразу сообразила, какие возможности открываются у семьи. Выбрала минуту, когда Любы, жены Григория не было в доме, завела разговор.

— Послушай внимательно мать, не торопись, ничего не предпринимай.

— О чем ты, мама, да так таинственно?

Старая женщина рассказала, что клад ищут не в том месте. В сорок седьмом году уточняли размеры приусадебной земли. От их огорода тогда отрезали полсотки земли в пользу Лопатиных, а со стороны Полюткиных прибавили около сотки с их участка. Перенесли заборы.

Мать Григория вспомнила, как им достался неровный участок, с зарытыми выгребными ямами из-под туалета. Дед подводами возил землю, чтобы заровнять все. Если немцы закопали что-то, то сокровища у них на участке.

— Ну, и как нам быть? Пойти заявить?

— Я тебя считала умным. Чтобы как у Полюткиных растоптали огород, повредили деревья? Не слышал, как Нинка Полюткина ревет, стенания на всю улицы разносятся. Забор перенесли, где на два, где на три метра. Успокоятся все, разъедутся, поймут, что ничего не найти, немцы соврали или напутали. Сам откопаешь, не торопясь. Пока никому ни слова, понял?

— Соображаю. Одному мне не под силу, боюсь.

— Петра вызови из Обнинска. Любе не торопись говорить — разболтает.

— Задала, мать, задачу! — задумался Григорий Федорович. Работа в автомастерской и частные заказы, которые выполнял дома, позволяли не считать каждую гривну. С матерью получали приличную пенсию. Раньше летом держали постояльцев — курортников, последние годы не стали себя стеснять. Семья не бедствовала и копила на постройку большого двухэтажного дома с мансардой. Планировал Григорий Федорович и собственную автомастерскую открыть. Возможность мгновенно разбогатеть и сразу решить все свои грандиозные планы, разбудили в нем жадную крестьянскую жилку. Понимал, самостоятельно искать клад, не сообщать властям, противозаконно. И все же решил действовать.

***

Неизвестная женщина с улицы Шевченко позвонил в милицию, сообщил о пьяном старике, валяющемся в переулке. Милиция не поспешила приехать. Эрвин так и умер бы на улице, не проходи мимо медицинская сестра. Она обратила внимание на незнакомого пьянчужку, подошла ближе, склонилась над ним, подергала за плечо, спросила:

— Вам плохо? — Эрвин приоткрыл и закрыл глаза, застонал. — Вы пьяны, вам плохо? — еще раз спросила женщина.