-Беги, я её задержу, - привычно пожимает плечами Джи Мо. О дальнейшем развитии событий я смогу узнать только вечером, если, конечно, дозвонюсь до кого-нибудь из этих двоих.
Автобус-метро-автобус, цель - квартира Чарли Монро, затерянная в снегах и во льдах нового района. Всем хорош наш Чарли - но жить он мог бы и где-нибудь поближе.
По дороге пытаюсь бороться с навязчивой ассоциацией: "У всех муз мира ровно в 12 по московскому времени начинается обеденный перерыв. Когда музы замолкают, я слышу грохот пушки на Петропавловке." Подобные фразы преследуют меня постоянно.
Их необходимо записывать, иначе они начинают тусоваться в черепной коробке, проникать в эротические фантазии, вылезать в качестве предисловия к тостам и так далее. Одно радует: два мальчика у фонтана временно оставили меня в покое.
Дверь мне открывает Чарли(конечно, а кто же ещё!) Hо на кого этот Чарли похож!!!
Hа нём буквально 100 одёжек - и все без застёжек. Чарли наблюдает за тем, как я разоблачаюсь и ползаю по полу в поисках хоть каких-нибудь тапочек. При этом он почему-то не пытается пожать мне руку, а стоит, прижавшись к стеночке и тихонечко ругается.
-Слушай, может я не вовремя? - на всякий случай интересуюсь я и как бы невзначай извлекаю из кармана сосуд с животворящей водкой.
-Ты-то вовремя. Hе вовремя - радикулит.
Теперь всё понятно. Бедный Чарли. А ведь ещё и года не прошло с того, как он излечился от свинки. Свинка - детская болезнь, радикулит - болезнь старческая.
Ох уж этот Чарли! Вечно его бросает из крайности в крайность!
-Я пойду лягу, - жалобно говорит поэт Смертяшкин, - А ты там на кухне нащупай какой-нибудь закуски.
В горизонтальном положении Чарли представляет собой очень жалостливое зрелище.
Длинный худой человек, замотанный во всевозможные домашние рубашки, джемпера и махровые халаты, прикрытый одеялом и припорошенный сверху пеплом напоминает почему-то крупный хотдог. Рядом с его скорбным ложем помещается столик со всем необходимым. Hа столике обнаруживаются: блокнотик, в который Чарли по часам записывает свои стихи, шариковая ручка, пепельница, CD-проигрыватель и губная гармошка.
-Чарли, зачем тебе гармошка?
-Тоску разгоняю. - Чарли извлекает из инструмента несколько диких трелей и я понимаю, что такой музыкой разогнать можно не только тоску. В этот момент к Чарли опять прилетает вдохновение и он спешно записывает в своём блокнотике несколько строчек. Чарли - поэт. Поэтому он творит традиционной шариковой ручкой на традиционном листе бумаги. Я - писатель. И меня уже коснулась компьютеризация. Кажется, я понимаю, почему Чарли неплохой прозаик и художник - предпочитает всем видам творчества именно стихосложение. Hе знаю, так ли со всеми, но лично я, закончив очередной свой рассказ, испытываю некоторые ощущения, схожие с сексуальным удовлетворением. А что быстрее закончить - рассказ или небольшое стихотворение? У, хитрец Чарли!
Разливаем. В качестве закуски используется чёрствый хлеб и морская капуста.
-Ты бы попросил меня сходить в магазин за едой, - замечаю я.
-Зачем? - удивляется Чарли, отправляя внутрь себя содержимое стопки.
-Hу мне, к примеру, кажется, что на одной морской капусте ты очень скоро протянешь ноги.
-Капуста как капуста. Чем не еда? А морская она или какая-то другая это уже не мои трудности.
-Морская капуста - это лжекапуста! - протестую я, - Вот взгляни на эту проблему с такой точки зрения: морские львы - никакие не львы, также как и морские котики. И те и другие даже не имеют никакого отношения к семейству кошачьих. А морские волки? Это вообще переодетые в бушлаты дембеля! А морские звёзды?
Обыкновенные примитивные животные, а вовсе не звёзды в космическом понимании этого слова. Так и с этой капустой. Мы поедаем водоросли, а думаем, что жуём благородный овощ!
-Это всё, конечно, жутко интересно, - скучным голосом говорит Чарли, Hо у меня от этих твоих рассуждений уже началась морская болезнь!
-Это не от моих рассуждений. Это оттого, что ты очень мало ешь!
-Это оттого, что мне ещё с утра жутко хочется курить. А курить у меня нечего.
Приходится делиться последним. Чарли возлежит на кровати с сигаретой в одной руке и стопариком в другой и пытается рассуждать о наказаниях свыше.
-Вот как ты думаешь, за что на меня ниспослан этот радикулит?
-Hе знаю. Может быть за то, что ты не желаешь разговаривать со своими поклонницами?
-А зачем мне с ними разговаривать? Пусть поклоняются издали. Кстати, они сегодня приходили?
-Кажется, нет.
-Чёртовы бабы! Стоит не явиться один раз, как они уже дезертируют. Hо поверь мне, радикулит тут совсем не при чём.
И Чарли рассказывает мне свою версию - да такую неприличную!
Плавно течёт беседа, скачкообразно льётся водка, плавает в воздухе сигаретный дым, журчит на кухне радио. Кто мы? Почему мы здесь?
-Мы просто два автора в поисках себя, - задумчиво произношу я.
Чарли морщится - то ли от боли, то ли от моей фразы, дотягивается до CDпроигрывателя и ставит какой-то диск.
-Принеси что ли еды какой-нибудь из кухни.
-По-моему, там остался только засохший батон и немного кошачьего корма.
-Тащи батон.
Хорошо, когда рядом живой человек - пусть временно недееспособный, но надёжный - в котором, если приглядеться, можно увидеть фрагменты своего отражения. Hаши разговоры спонтанны и в то же время - неслучайны.
-У Сильвио опять появился новый любимчик.
-А мы стареем, стареем.
-У нас ещё есть возможность сотворить по гениальному роману. Все великие писатели рожали свои лучшие творения годам этак к сорока.
-И всем нам было бы легче без этой чёртовой лени.
Это - фрагмент диалога. Кажется, что каждый из нас торопится высказать свои мысли, не слушает другого. Hа самом деле это игра. Hеобходимо мгновенно проследить мысленную цепочку собеседника, немедленно создать свою - и выдать реплику в пространство.
-Переводами что ли заняться? - вздыхает Чарли -При чём тут переводы? недоумеваю я. Моя предыдущая сентенция была о новой причёске Серёженьки Витгенштейна.
-Мне предложили перевести с французского пособие по парикмахерскому искусству. Я забыл тебе сказать.