Она проявляла огромное рвение в коллекционировании предметов искусства;» иногда это выглядело просто как рвачество. Как и во внешней политике, так и в собирании предметов искусства она хотела иметь все, и в этом отношении сама себя называла «обжорой». Не раздумывая, она использовала все свое личное и политическое влияние для того, чтобы «разграбить всю Европу для создания своих музеев», как ехидно заметил один иностранец, увидев сокровища искусства в императорском Эрмитаже.

Во времена правления Екатерины происходило сознательно ею направляемое слияние русских и европейских элементов в новообразующуюся русскую культуру, интегрированную в европейскую. Тем самым были созданы предпосылки для резкого подъема русской культуры в XIX веке.

Екатерина сумела использовать для своей славы и славы своей империи обширную переписку с ведущими умами Европы, особенно с французскими энциклопедистами. Она вошла в моду у самых известных писателей того времени, в том числе у почитаемого Вольтера, а это значило тогда гораздо больше, чем так называемая «хорошая пресса». Восхищавшиеся ею литераторы осыпали ее лестью, часто переходящей все границы хорошего вкуса, и, по выражению барона Мельхиора Гримма, «любили ее с такой страстью, такой восторженностью, с такой силой, как подобает любить Господа Бога».

Особенно славилась Екатерина своим искусством беседы, и некоторые из ее восхищенных собеседников сожалели, что «не в состоянии дословно передать на бумаге эти легкие беседы.) Мир получил бы во владение драгоценный и единственный в своем роде фрагмент к истории человеческого духа». Императрица умела ослеплять и, по-видимому, духовно и физически действовать на своих партнеров возбуждающе. Если судить по тому, что до нас дошло, то создается впечатление, что богатством духа обладали скорее ее собеседники. То же относится и к ее корреспонденции, составляющей многие тома, которая поддерживалась на высоком уровне особо чтимого в XVIII веке искусства писания писем, но не превосходила его. Екатерина вполне могла без всякого остроумия перейти на обычную ругань, обзывая своих коллег на других тронах неотесанными чурбанами, бестолочью, ублюдками, страшными тупицами, «которые заслуживают хорошей взбучки, чтобы наконец прикусили языки». Во все времена были люди, которые от таких грубостей из императорских уст приходили в восторг.

Как бы благотворно ни воздействовала Екатерина на духовное развитие, сама она в этой области не проявила себя творчески. Она не провела в области культуры никаких реформ, но, убежденная в ценности образования, многое сделала для его распространения. Она прилагала большие усилия к воспитанию дворянской молодежи, особенно девушек. Наряду со множеством воспитательных учреждений для мальчиков она основала ставший знаменитым Смольный институт для девушек из дворянских семей. Ретроспективно ее система воспитания была названа самой прогрессивной из всех, которые существовали в то время (Скотт-Томсон).

Непропорционально большая роль, которую женщины играли в общественной жизни России, включая революционное движение и академические профессии (медицина), и в XIX веке, и сегодня восходит в своих началах ко временам Екатерины.

Императрица имела ярко выраженный научный интерес. Она особенно поощряла Петербургскую Академию наук и Академию изящных искусств и основала Академию русского языка (1783 год), многое сделала для того, чтобы в Россию приезжали иностранные ученые и деятели искусства. Здесь оглядка на мнение за рубежом также играла большую роль. Екатерина интересовалась, прежде всего, тем, что считалось наиболее передовым и обладало наибольшей притягательной силой. Для просвещения народа, которое имеет такое большое значение, она кое-что проектировала, но практически сделала очень мало.

Сама Екатерина писала охотно и много. Кроме мемуаров, «Наказа» и писем она давала материалы в сатирический журнал, писала исторические, философские и педагогические трактаты, сочиняла сказки, комедии и оперы, писала детские книги и пробовала свои силы в качестве научного сотрудника толкового словаря. Ее литературные опыты не поднимались выше среднего уровня, если вообще его достигали, но пример императрицы воодушевлял и питал ее славу.

Императрица Екатерина II превратила свою резиденцию Санкт-Петербург в вывеску — часто обманчивую — Российской империи. Город на Неве при ее правлении стал европейской метрополией. Екатерина придала Петербургу тот внешний облик, который сохранился у детища Петра Великого до большевистской революции и в какой-то степени до наших дней. Она придала своей резиденции ту типично петербургскую атмосферу, которая неотразимо пленяет столь многих русских и иностранцев и одновременно стала источником глубокой ненависти, направленной против европеизированного, нетипичного для России города, заселенного лишь благодаря драконовским мерам принуждения. (Десятилетиями те, кто отказывался переселяться в Петербург, карались пожизненной каторжной тюрьмой и конфискацией всего имущества.) Как в самом Петербурге, так и в окрестных императорских резиденциях, в Царском Селе (ныне Пушкин), Петергофе, Ораниенбауме, Павловске преимущественно иностранные архитекторы Екатерины (Кваренги, Ринальди, Камерон) неутомимо вели строительство и закладывали обширные парковые ансамбли. Санкт-Петербург больше не состоял из отдельно стоящих на осушенном болоте между маленькими деревянными домишками роскошных зданий, частью законченных, частью незаконченных, частью уже разрушившихся, как это было во времена Елизаветы; теперь, по крайней мере по берегам Невы вокруг Зимнего дворца, он являл собой гармоническую картину прекрасного завершенного ансамбля, обладающего очень своеобразным очарованием. В центре Сенатской площади Екатерина воздвигла знаменитый памятник Петру Великому, созданный Фальконе, и — вопреки русской традиции — поместила на нем надпись: Petro primo Catharina secunda.

Средоточием всей государственной жизни был двор. Духовная культура придворного общества находилась под знаком сознательного офранцуживания, которое распространялось далее на провинциальные города и дворянские поместья. В дворянских воспитательных учреждениях русская речь была запрещена под страхом наказания. «Французов сыпалось, как насекомых в жарких странах», — так сказал один современник. Одну шестую из примерно 220 тысяч жителей Петербурга составляли иностранцы. Если французы были преимущественно домашними учителями в русских домах, то по численности на первом месте среди иностранцев были немцы, а на втором — англичане.

Хотя в области культуры еще сильно преобладали иностранцы, но при Екатерине русские перестали только воспринимать и использовать чуждые влияния, а вышли на первый план как творческие личности, как провозвестники культурного развития, которому как раз в это время они пролагали путь. В качестве лишь нескольких примеров можно назвать архитекторов Кокоринова и Баженова, художников Левицкого и Аргунова, историографа и романиста Карамзина, поэтов Сумарокова, Фонвизина, Державина, журналиста и издателя Новикова.

Екатерина достигла столь преклонного возраста — 67 лет, — как ни один другой русский император от Петра Великого до Николая II. С исторической точки зрения это было тем более важно, что будучи в возрасте, она осуществила наибольшие внешнеполитические приобретения и приняла некоторые решения, имевшие большие последствия для внутренней жизни России.

Сама она с возрастом как в вопросах правления, так и в отношениях с заграницей становилась все жестче. Хотя она, вопреки своим словам, никогда не была по-настоящему либеральной, но в старости смогла себе позволить больше изображать либерала. Однако Екатерина кокетничала этим при случае до самого своего конца и в возрасте 60 лет (1789 год) набросала эпитафию, в которой называла себя республиканской душой. В ее практических действиях не было и следа этого, особенно после того, как во Франции республика стала действительностью.