— Как беспечны мужчины! — вздохнула Миллисент.

— Она хотела кое-что купить, — суховато заметила леди Констанс. — Сейчас, наверное, она в Лондоне. Джулия пригласила ее сюда, и она согласилась. Может приехать со дня надень. И знаешь, моя милая, — продолжала леди Констанс, — тебе стоило бы подумать до ее приезда, что ты чувствуешь к Роналду.

— Вы хотите сказать, если я зазеваюсь, мисс Кумейкер уведет его из-под носа?

— Вот именно, — признала леди Констанс, хотя выразила бы это иначе.

Миллисент засмеялась.

— Ну и слава Богу! — воскликнула она. — Как вы не понимаете, я совсем не стремлюсь за него выйти! Мы очень дружим, и все.

Не успела леди Констанс ответить, как снова появилось шествие. Джеймс нес вазу с фруктами, Томас — кувшин сливок, Бидж, как и прежде, выполнял эстетическую роль.

— О-о-о! — обрадовалась Миллисент, а спаниель, любивший сливки, выразил одобрение молча.

— Ну, что же, — сказала леди Констанс, когда шествие удалилось, — нет так нет. Хорошо, что ты не навыдумывала чего-нибудь с Кармоди. Этого бы я не вынесла.

— Вы не очень его любите?

— Я его не выношу.

— Странно. Он довольно мил. Дяде Кларенсу он нравится. И дяде Галли.

У леди Констанс был красивый, орлиный нос, которым очень удобно фыркать. Она и фыркнула во всю свою силу.

— Еще бы! — сказала она. — Несомненно, твоему дяде Галли он напоминает друзей молодости.

— Он совсем не такой.

— Да? Не хотела бы говорить, я старомодна, но придется. Он гораздо хуже, чем ты думаешь. Я знаю из верных источников, что он связан с какой-то жуткой певичкой.

Нелегко выпрямиться в садовом кресле, но Миллисент это удалось.

— Что?

— Мне сказала леди Алардис.

— Откуда она знает?

— От сына. Некая Сью Браун. Верной Алардис вечно видит их вместе. Обедают, ужинают, танцуют.

Обе они помолчали.

— Какой милый! — заметила Миллисент.

— Верной все говорит матери, — пояснила леди Констанс.

— Это я и имела в виду. Так трогательно! — Миллисент встала. — Что ж, пойду пройдусь.

И она пошла к розовому саду.

Когда встречаешься с любимой девушкой в шесть, приходишь в пять двадцать пять; и Хьюго Кармоди к шести часам казалось, что он сидит среди роз с начала летней поры.

Если бы полгода назад ему сказали, что он будет вот так ждать и терзаться, он бы легко рассмеялся. Полгода назад он был суровым, деловым человеком и в девушках видел лишь развлечение, силы же отдавал кабачку. То ли дело теперь!

Ожидание скрасила оса, укусившая его в тыльную сторону ладони. Он прыгал, зализывая рану, когда на тропинке появилась девушка его мечты.

— А! — закричал он и кинулся вперед, чтобы ее обнять. К его удивлению, она отшатнулась, чего прежде не бывало.

— Что с тобой? — удивленно спросил он.

— Ничего.

Хьюго растерялся. Ему не понравилось, как она смотрит. Голубые глаза стали похожи на камешки.

— А меня оса укусила, — сказал он.

— Это хорошо! — откликнулась Миллисент.

Как она говорит, не понравилось ему еще больше.

— Да что это с тобой?

— Ты хочешь знать?

— Конечно!

— Хорошо, я скажу. Она помолчала.

— Ну, хватит! — сказал Хьюго. — Что еще за тайны? Видимся пять минут в день, где-то в кустах. Эта твоя тетушка смотрит на меня как на прокаженного. Зато со стариком все в порядке. Ест из рук. Беседуем о свиньях. Почему бы ему не открыться?

Мрамор ее лица прорезала трещина горькой улыбки.

— Зачем обманывать дядю Кларенса?

— Что?

— Зачем говорить ему неправду?

— Не понимаю.

— Вероятно, — сказала Миллисент, — мы больше не будем беседовать в этом мире, да и в том. Мне известно, что ты связан с певичкой.

Хьюго покачнулся; тут покачнулся бы и святой Антоний. Но одно мгновение — и он пришел в себя.

— Это ложь!

— Некая Сью Браун.

— Какая чушь! Я ее не видел с тех пор, как мы знакомы.

— Естественно. Ты был здесь.

— Да и вообще, мы — просто друзья. Брат с сестрой. Я люблю с ней танцевать. Вот и все. Именно, брат.

— Да?..

— Самый настоящий. Ты не думай, она не вамп какая-нибудь! Очень милая девушка.

— Милая, вот как!

— Симпатичная, честная, хорошая.

— И хорошенькая?

— Нет, — решительно ответил Хьюго. — Нет и нет. Непривлекательная. Но хорошая! Честная такая.

Миллисент задумалась. Задумалась и природа. Птицы перестали петь, насекомые — жужжать, ожидая ее решения.

— Что ж, — сказала она наконец, — я тебе верю.

— Вот это разговор!

— Но ты помни, если что…

— Да я!..

— … если что…

— Да я же!

— Ну, хорошо.

— Банзай! — закричал Хьюго, словно укротил раненую тигрицу.

Бландингский замок дремал в сумерках. Обитатели его занимались кто чем. Кларенс, девятый граф Эмсвортский, поминутно оглядываясь, ушел от Императрицы и принялся за «Свиней Британии». Галахад, записав эпизод с фальшивой челюстью, перечитывал сегодняшнюю порцию, и она ему нравилась. Бидж вклеивал в альбом его фотографию. Миллисент глядела в зеркало, о чем-то думая. Хьюго лениво отрабатывал бильярдные удары, размышляя о своей даме, а отчасти — и о том, что хорошо бы съездить в Лондон.

А на втором этаже, в своем будуаре, леди Констанс писала на листке бумаги:

«Дорогой мистер Бакстер!..»

Сияющий закат, умноживший красоты Бландинга, принес меньше радости тем, кого долг и дела держали в Лондоне. Мортимер Мейсон, старший партнер фирмы «Мейсон и Сэксби, театральная антреприза», полагал, что не помешал бы резкий исландский холод. Мало того, что он задыхался, как рыба на суше, — июльская жара губила самый театр. Только вчера, чтобы сократить расходы, он уволил часть хора и очень жалел хористок. Он был добр, когда-то участвовал в шоу и знал, что такое — остаться без работы в середине летнего сезона.

Кто-то постучался в дверь, и вошел свирепый сторож, охранявший контору.

— Ну, что там? — устало откликнулся Мортимер Мейсон.

— Вы примете мисс Браун, сэр?

— Какую мисс Браун? Сью?

— Да, сэр.

— Конечно. — Несмотря на жару, он просиял. — Она здесь?

— Да, сэр.

— Пускай войдет.

Мортимер Мейсон всегда любил эту Сью отеческой любовью — и просто так, и за приветливость, и за прилежание, но больше всего за то, что она была дочерью Долли Хендерсон. Не он один из старых лондонцев умилялся, вспоминая о Долли и добрых старых днях, когда у них еще была талия. Он вылез из кресла, но тут же шмякнулся в него, обиженно восклицая:

— Нельзя же быть такой свежей!

Упрек был заслужен. Когда плавится асфальт и тают антрепренеры, неловко походить на розу, окропленную росой. Сама по себе Сьюзен состояла из глаз и улыбки.

— Простите, папочка! — рассмеялась она, и он слабо застонал, ибо смех ее напомнил ему позвякивание льдинок в кружке пива. — А вы на меня не смотрите.

— Ладно, говори, зачем пришла. Замуж выходишь?

— Не сейчас, к сожалению.

— Разве твой типус не вернулся?

— Вернулся, как раз сегодня. Он ждет внизу. Хотите взглянуть?

— Надо спускаться вниз? — осторожно спросил Мейсон.

— Нет, можно из окна.

Мортимер Мейсон подошел к окну и увидел спортивную машину, а в ней — молодого человека, который, откинувшись на спинку, курил сигарету в длинном мундштуке и сурово поглядывал на местных мальчишек, как бы не поцарапали кузов.

— Ты его любишь? — спросил Мейсон.

— Ужасно.

— А кто он такой? Да, знаю, Фиш, но не в том дело. Деньги у него есть?

— Есть, только дядя не дает, лорд Эмсворт. Он опекун или что-то такое.

— Эмсворт? Знал, знал его брата. Давно это было. — Он крякнул. — Галли! Какой человек! Надо бы его найти, предложить одну штуку. Где он?

— Газеты пишут — там, в замке. Ронни едет туда сегодня вечером.