После ужина, когда подарки были разложены под елкой, Элизабет устроилась на ковре возле кресла Эмили. Немного раньше, чтобы порадовать Николь, они зажгли десять свечей, которые ухитрилась изготовить Рут. В их свете засверкали на елке оловянная звезда и шелковые банты, срезанные со старого платья Эмили.

– Николь должны понравиться новые ботинки.

– Надеюсь, Эмили. Они стоили так дорого, а девочка так быстро растет. Интересно, что будет с нами в это время через год? Не знаю, сколько еще мы с Наоми продержимся благодаря дополнительным заработкам шитьем. Да еще этот слух, о котором я тебе рассказывала, что канцелярию переведут из Ричмонда. – Положив голову на колени старой женщины, Элизабет вздохнула.

– Думаешь о Колтере, правда?

– Ночи такие длинные... Да, должна признаться, когда я не занята работой, то думаю о нем слишком много. Сегодня вечер кажется таким мирным, но для очень многих это совсем не так.

– Когда ты была маленькой девочкой, в рождественскую ночь отец выносил тебя перед сном на улицу и показывал самую яркую звезду.

Эмили всколыхнула давно забытые детские воспоминания, и у Элизабет потеплело на душе. Она нежно пожала старческую руку.

– Спасибо тебе за этот подарок. Меня совсем не удивляет, что он рассказывал тебе об этом.

– В твоем голосе звучит вопрос, – мягко заметила Эмили и потрепала молодую женщину по волосам. – Мне нелегко было смириться с тем, что я его потеряла. Каждая женщина оплакивает любовь по-своему. Но ты сильная, Элизабет. Ты сможешь перенести разлуку, и, когда война закончится, я надеюсь, вы найдете способ быть вместе. Он так любит тебя!

Когда Эмили ушла отдыхать, Элизабет тоже задремала, и в голове у нее как музыка звучали слова: когда война закончится...

И почти тут же наступил рассвет и раздался жаркий шепот Николь. Дочка торопила ее проснуться, а Рут стояла с подносом пирожков и чашками горячего сидра около рождественской елки. Вскоре к ним присоединилась и Эмили.

Они сложили руки для молитвы, и Николь присмирела под суровым взглядом Доби. Вторя сильному голосу Рут, они пели гимны, пока слова мира не проникли в душу каждого из них.

Первая с радостными криками развернула свои подарки Николь. На свет появились новые ботиночки и фарфоровая кукла в розовом парчовом платье. Эмили, усаженная около камина, прослезилась от радости и печали одновременно, получив музыкальную шкатулку, наигрывающую мелодию вальса, которую она часто напевала. Николь пустилась в пляс, и, ко всеобщему изумлению, Доби в веселом расположении духа присоединился к ней. Элизабет вручила Джошу новую шерстяную куртку, а Рут получила давно желанную Библию в кожаном переплете. Когда Николь преподнесла Доби новые шерстяные носки, он заметил, что уже получил в подарок рубашку, но девочка объяснила, что помогала матери считать петли при вязании.

Джош сделал для Николь деревянный стульчик, на спинке которого были вырезаны ее имя и маленькая птичка, а Рут сшила девочке прелестное рождественское платье с бантиками.

Наконец Николь заставила всех усесться и после этого преподнесла свой подарок матери. Открыв корзинку, где он был спрятан, Элизабет обнаружила первую вышивку дочери. В центре не слишком ровно голубыми нитками было вышито слово «мама», а по бокам девочка честно попыталась изобразить красные сердца.

– Это мне Наоми помогала, – призналась Николь, стоя перед матерью. Она с нетерпением ждала ее реакции и расцвела, когда та заверила, что вышивка прелестна и что это лучший из подарков.

После того как все присутствующие подтвердили это, Эмили объявила, что есть еще для всех подарки от Колтера, и Рут внесла маленькие коробочки. Эмили получила камею. Для Николь был медальон на красной бархотке, удивительно подходящий к новому платью, а Рут и Джош получили, первый раз в своей жизни, по золотой монете. Для Элизабет были серьги из розового жемчуга, похожего на капли, и записка:

Вспоминай, что я шепчу «люблю тебя», каждый раз, как будешь надевать их. Я обожаю твои маленькие ушки и надеюсь, что в один прекрасный день смогу надеть тебе на палец и кольцо...

Колтер

Да, любимый, в один прекрасный день, когда война окончится, мысленно пообещала она, не позволяя теням прошлого омрачать радость сегодняшнего дня.

На праздничный ужин подали индейку и ветчину, запеченную в тесте, бисквиты, сладкий картофель в соусе, рис, приправленный травами, а на десерт – пироги, испеченные Наоми, и заварной крем с изюмом. Время промчалось незаметно, и наступил час укладывать вещи и возвращаться в Ричмонд. Надежды, что Колтер сможет присоединиться к ним, уже не осталось. Забирая подарки из своей комнаты, Элизабет бросила прощальный взгляд на постель, где он любил ее, и в который раз мысленно пожелала ему мира, где бы он сейчас ни был.

В домах, мимо которых они проезжали, зажигались свечи. Иногда долетали веселые звуки пения или игры на пианино и скрипках. Но дом, который Элизабет теперь называла своим, был погружен в темноту.

Сначала молодая женщина подумала, что Наоми просто рано легла. Но пока Доби вносил их вещи, у Элизабет появилось чувство, что в доме никого нет. Комната Наоми была пуста, на кровати явно не спали, а у себя она обнаружила записку:

Мне сообщили, что Андре ранен. Я уехала ухаживать за ним.

– Доби! Доби! – закричала Элизабет, кинувшись к нему через холл. – Наоми уехала. – Она стала, было показывать ему записку, но тут сообразила, что он не умеет читать. Не обращая внимания на его смущение, Элизабет пересказала содержание письма. – Она не должна путешествовать одна. Если б только знать, куда она отправилась! Ты должен найти ее.

– Я не могу оставить вас и...

– Доби! – разъяренный голос Элизабет будто пронзил его. – Наоми красива, молода, и она – цветная. Любой белый мужчина сможет обидеть ее. – Элизабет попыталась сосредоточиться и понять, что же надо делать. – Ну почему она не поехала с нами? Мы бы помогли ей.

– Нет никакого смысла так изводить себя. Если пообещаете оставаться дома, я попробую разузнать что-нибудь.

– Гостиница, Доби. Сходи в гостиницу. Там полно офицеров. Возможно, они знают, что случилось. И поспеши. Я... – Элизабет не смогла выразить свой страх словами, а Доби, к счастью, не стал дожидаться.

Доби возвратился утром, совершенно измученный. На вопросы Элизабет он только помотал головой.

– Ничего. Никто не видел ее, и не удалось выяснить, кто сообщил ей о ранении Андре.

Элизабет принесла ему кофе и то, что осталось от упакованных Рут угощений.

– Ты оставайся дома, а мне нужно идти. Дело не только в том, что я не хочу потерять работу, – в канцелярии можно узнать какие-нибудь новости. Ты присмотришь за Николь? – Элизабет решила, что надо сделать, но пока не готова была поделиться с ним. – Возможно, я вернусь сегодня попозже. Мне надо увидеться с одним человеком: он может пролить свет на то, что случилось с Наоми.

Придя на службу и извинившись за опоздание, она узнала, что эпидемия оспы разрастается. К ее глубокому разочарованию, Дженни так и не появилась.

Элизабет поболтала с женщинами, которые смогли на праздники увидеть родных, и посочувствовала тем, кто не имел такой возможности. Когда миссис Марстенд пришла собирать готовые документы, молодая женщина не обратила внимания на то, что она их заново пересчитывает. Но когда это случилось во второй раз, она спросила, в чем дело.

– В канун Рождества обнаружилось, что пропало около ста документов. Все торопились вернуться к семьям, и для окончательного подсчета оставалось только несколько женщин.

– Неужели вы думаете...

– У меня есть инструкции, Элизабет. Все попали под подозрение. Украденные документы могут быть использованы для подлога, что сильно осложнит работу Казначейства. Кто знает, может, кому-то просто нужны были деньги перед праздниками.