- Через иллюминатор видишь или его иллюминаторы заметил? - спросил Бережной.

- Иллюминаторы пока не видно. Может, не тот бок?

- Не тот бок! Не тот бок! - проворчал Бережной. - А может, вовсе не бок, а спинка космической рыбки?

- Не знаю, как насчет рыбьей спинки, но звезда эта вроде бы с хвостом.

- Как с хвостом?

- Посмотрите сами, - и Вязов протянул командиру бинокль.

- Э! - воскликнул тот. - И впрямь рыбка в космосе как бы с космами.

- Напрашивается каламбур на вашу рифму. Можно?

- Валяй!

- "Чудо-юдо-рыба-кит".

Есть созвездье в космосе.

Чудо-люди, "рыбаки"

Ловят звезды с космами.

- Это ты сам? Сейчас?

- С вашей помощью, командир.

- Ну и хлопец! Конечно, это не Данте или Петрарка, ради которых я итальянский язык выучил, но для экспромта годится. Словом, молодец! Если каламбуры в такую минуту в голову лезут, значит, к настоящему делу готов! И давай тогда, "чудо-людо", собирайся на "рыбалку", влезай в скафандр, как в пластиковую шлюпку с реактивным мотором, забирай с собой линь вместо лески. А от сочинения стихов пока воздержись. Может быть, спиннинг понадобится?

- Да я вроде с гарпуном, - и Вязов поднял, как перышко, тяжелый (в земных условиях) крюк и погрозил им кому-то.

- Добре. Для закрепления крюка электроэрозийный резак захватишь с собой, заодно пробу возьмешь, от Дикого спутника на память.

- Да уж помнить будем, - заметил Вязов.

- И мне помоги в свой скафандр влезть. Страховать тебя буду.

Так, казалось бы, полушутя, переговаривались спасатели. Строки великого поэта: "Забил заряд я в пушку туго и думал: угощу я друга! Постой-ка, брат мусью!" - были им ближе службистики: "Так точно!", "Никак нет!".

Сам Бережной в уже надетом на него скафандре помог Вязову надеть такой же пластиковый герметический шлем. Потом командир отдраил шлюз в шлюзовую камеру, откуда насосы выкачивают воздух, позволив тем наружному люку в космос открыться автоматически.

Вязов не раз выходил в открытый космос и радовался, что снова и снова, как впервые, испытывал захватывающее ощущение свободного парения над исполинским земным шаром. Вспоминались детские сны, когда неведомо как, без всяких усилий, взмываешь в воздух, забыв о весе. И хотя выходы в космос стали для него будничными, они все равно наполняли все его существо праздничностью, сознанием могущества, счастьем полета без уз тяготения.

И пусть в первый миг комок всегда подступал у него к горлу и чуть кружилась голова, как при взгляде в пропасть, все равно ощущение это было неповторимо и волшебно!

Земной шар, который Вязов только что видел через иллюминатор, теперь, ничем не отгороженный, поражал своей величиной и "компактностью". Его можно было окинуть взглядом от одного выпуклого, освещенного солнцем, края до другого, затененного, не поворачивая для осмотра горизонта головы, как там, внизу, на его поверхности.

И походил бы этот земной шар на гигантский глобус, правда, без линий широт и меридианов, если бы пятна материков и морей не выглядели бы такими, "неглобусными", неземными, чужеродными. Местами эти пятна закручивались "спиральными туманностями" или разрывались проемами, через которые проглядывали настоящие земные континенты и океаны. Облачный покров, окутавший наполовину затененную голубоватую планету, напоминал полупрозрачное одеяние, в которое стыдливо рядилась прекрасная Земля.

Преодолев первые волнующие ощущения свободного полета среди "пристальных, немигающих" звезд рядом с ослепительным косматым солнцем, Вязов сосредоточил свое внимание на космическом теле, до которого ему предстояло добраться.

Причудливый обломок - каприз неведомого взрыва - издали (без электронного бинокля) походил на диковинное животное морских глубин с головной частью или туловищем, за которым тянулся прозрачный шлейф, казавшийся уже не серебристым, а золотистым из-за просвечивающих через него звезд.

- А космическая Вероника, распустив свои волосы, оказалась рыженькой, - передал командиру через шлемофон Вязов.

- Ладно тебе рыженькими бредить. А я вот гляжу в иллюминатор, и он обрывком бумаги, от листа оторванным, мне представляется. Откуда только газовый хвост у него, как у кометы, взялся?

- Попробуем прочитать, что на этой космической бумажке написано, пообещал Вязов и включил реактивный двигатель.

Скафандр чуть вздрогнул, но космонавт не ощутил бы движения, если б Дикий спутник не стал заметно увеличиваться в размерах, надвигаясь на него.

- Как заарканишь нашу вуалехвостку, - слышался в шлеме Вязова голос Бережного, - линь понадежней закрепи.

- Не беспокойтесь, командир. Крючки зацеплю под самые жабры.

- Не сорвалась бы!

- Так я ее не просто крючком поддену, а морским узлом линь завяжу. Еще одним взрывом не оторвешь.

- Валяй, валяй! И пощупай там, разберись, прав ли был Сергей Петрович Божич, не зря ли сомневался мистер Джон Бигбю!

- Мне поднырнуть под "луну" придется. С той стороны, может быть, что и увижу, кроме гладкой стенки, как с этой.

- То, что стенка гладкая, тоже дорогого стоит. Но поторапливайся. Не только время, но и спутник Дикий летит прямо на наш звездолет.

- Есть! Вижу подходящее местечко. Выступ, а подле него выбоина, словно из нее кусок вышибли.

- Ты там не фантазируй! Вышибли! Я посмотрю, как ты "пробу" вышибешь. Ангелы небесные здесь с кувалдами, что ли, летают!

- Так я вроде ангела, если не с кувалдой, то с электроэрозийным резаком. Сейчас под стенку нырну.

- Ну, ныряй, ныряй, ангел небесный!

Вязов проплыл под космической громадиной и оказался с другой ее стороны. Не освещенная солнцем, она казалась совершенно темной. В вакууме ведь нет рассеянного света. Непроглядно черное и яркое соседствуют рядом. И Вязов ничего не мог рассмотреть с внутренней (да, именно с внутренней!) стороны стенки, которая все-таки была отчетливо вогнутой, в то время как с освещенной стороны - выпуклой!

Но никаких желанных деталей искусственного сооружения на темной части обломка Вязов рассмотреть не мог. Впрочем, они могли здесь и не быть! Кто знает, какую роль выполняла эта часть гипотетического звездолета, если верить, что осколок принадлежал ему?