- Когда божество златокудрое и звезд ночных дочь повстречались поэту и тот глаз не отвел, он ослеп!
- Тогда идите за нами, хоть ощупью, - обернувшись, сквозь смех крикнула Кассиопея.
Глава третья
ДЕСЯТАЯ ЛУНА ДЖОНА БИГБЮ
Неожиданное редко бывает приятным.
Сирано де Бержерак.
В синем небе веером протянулись облака. Они казались набранными из белых перьев, а небосвод - огромной, созданной исполинским художником картиной.
Надя помнила, как папа, будучи еще летчиком, готовясь в космонавты, говорил ей, что такие облака - к перемене погоды, и ураганные ветры вверху силятся перевернуть все в атмосфере и тянут за собой перистые хвосты.
Но здесь, на земле, был чудный день.
Надя накинула на плечи подаренный ей у метромоста халатик-тунику, и на нее оглядывались и мужчины, и женщины.
Радостная и счастливая, как в памятный день падения "московского метеорита" и встречи с Никитой Вязовым, она направлялась к водной станции, чтобы взять скутер.
Почему-то стало тепло от взгляда на старенький речной вокзал, увенчанный давно забытой корабельной мачтой, служащей ныне символом прогулочных рейсов электроходов, не загрязняющих реку.
На водной станции Надя переоделась в свой красный купальник.
По реке, как обычно, плавало множество велосипедистов, по преимуществу мальчиков и девочек. Одни из них сидели по двое, возвышаясь над забавно шлепающими по воде водяными колесами, другие, невидимые с берега, лежали в скоростных винтовых суденышках, рассчитанных на удобную работу с педалями.
На скутере, который взяла Надя, нужно было тоже лежать, работая педалями, сначала раскручивая до нескольких тысяч оборотов в минуту сверхпрочный маховик, чтобы запасти в нем достаточную энергию для скоростного движения.
Наде пришлось потрудиться для этого больше часа. Хорошо, что она приехала сюда заблаговременно и не заставит Никиту ждать!
Наконец она, действуя лишь педалями, тихо отчалила от пристани, поравнявшись с мальчиками и девочками на плавающих велосипедах, потом вышла на середину реки и тут, повернувшись на бок, чтобы в полной мере ощутить головокружительное движение, включила винт.
Скутер рванулся, оставляя за собой седые усы бурунов и перистую, как в небе, дорожку.
Надя обожала быстроту движения, в особенности на воде, когда у самых глаз быстро мчится назад водный поток, только что бывший водной гладью.
Говорят, прежде люди особенно остро воспринимали скорость не в закрытых гоночных автомобилях, а на мотоциклах, когда дорога бешено мчится под самыми ногами, а ветер выхлестывает глаза, готовый вырвать из седла. Или при горном спуске отважных.
Так и теперь у Нади захватывало дух. Наслаждение было едва ли не большим, чем при полете на дельтаплане или затяжном парашютном прыжке. Там другое, потому что земля далека!
Однако надо было смотреть в оба, чтобы не налететь на кого-нибудь впереди.
Промелькнул над головой метромост, с которого спрыгнул ее Никита (теперь она только так в мыслях называла его).
Надя сбросила скорость, развернулась, используя инерцию движения, и ее скутер выскочил носом на песок насыпанного у подножия Ленинских гор пляжа.
Надя уже давно решила, что жизненным примером для нее всегда должна служить великая Софья Ковалевская, ставшая математиком вопреки воле отца-генерала, вопреки запрету на высшее образование для женщин в России, вопреки всем традициям своего времени. И Надя постоянно сверяла свои поступки с тем, как поступила бы на ее месте Софья Ковалевская, хотя никто ей не мешал заниматься математикой (отец и дед даже помогали ей в этом), и вовсе не требовалось ей фиктивно выходить замуж, чтобы учиться в университете!..
Вот и теперь Надя почти стыдилась своего счастливого, радостного состояния, она отправлялась на свидание с любимым человеком, а не приносила в жертву науке свои чувства!
Софья Ковалевская не ради счастья вышла замуж за благородного ученого, а чтобы с его паспортом (иначе нельзя было) выехать за границу и там учиться у лучших профессоров. И Софья Ковалевская не помчалась бы в легких санках с рысаком в оглоблях и лихачом на козлах к избраннику сердца, потому что сердце ее принадлежало науке.
А она, Надя, вместо рысака выбирает себе скутер, чтобы попутно насладиться еще и скоростью (ведь по Гоголю любят русские быструю езду!). Разве похожа она на своего кумира, которая без колебаний оставила уже не фиктивного, а дорогого ее сердцу мужа и дочь, чтобы занять предложенную ей профессорскую кафедру математики в Стокгольмском университете? И когда Ковалевский, запутавшись в далеких от ученого коммерческих делах, погиб, то Софья Ковалевская нашла в ту пору в себе силы завершить сенсационную работу о вращении твердого тела вокруг точки, заслужив премию Парижской академии наук! А Надя? А Надя все свои познания математики способна посвятить лишь своей готовности ждать Никиту все четыре года, что и сообщит ему, едва его увидит!
Так, внутренне коря себя за противоречивость своих стремлений и поступков, Надя вышла на берег в белоснежной тунике и уж совсем не в духе своей высоконаучной предшественницы выдерживала еще и "олимпийский стиль", собрав свои золотые (это по словам Никиты!) волосы в греческий узел на затылке, в расчете еще раз услышать от него, что, глядя на нее, он не прочь стать язычником. Не выйдет из Нади истинного математика! Не выйдет!
Однако выбор Надей скутера отражал, пожалуй, не только ее личный вкус, но и дух эпохи, в которой она жила. Такие же скутеры, в наземном варианте маходы с раскручивающимся маховиком, вместе с электромобилями, заряжавшимися током от далеких "энергостанций океанской волны", вздымаемой неутомимыми ветрами, истинными сынами Солнца, сменили кишевшие на улицах всех городов табуны смрадных машин, пожиравших бесценное ископаемое горючее и отравлявших к тому же воздух, сменили точно так же, как в свое время еще одно столетие назад эти машины вытеснили с улиц современных Софье Ковалевской лихачей, мчавших в легких санках на рысаках важных господ в бобровых шапках, дам под вуалями или офицеров в папахах с кокардами.