Я хотела отказаться, но Вера попросила официанта открыть бутылку.

— Отличный шампусик, ребятам респект! — сказала Вера и заказала официанту двести грамм рома и колотого льда с яблочным соком.

Я с удивлением смотрела на подругу, Вера, у которой не было нужды ни в чем после развода с крупным чинушей, который по-тихому, без скандала отвалил ей половину состояния, плюс ее опекали богатые поклонники, принимала подарок от каких-то непонятных незнакомцев. Ей явно не хватало в жизни остроты.

— Брось, Жаннет, жизнь слишком пресна, чтобы отказываться от того, что само идет в руки. Сегодня мы напьемся до поросячьего визга и натрахаемся, как кошки, разве нет? — сказала Вера, поднимая бокал, — она отпила половину и, подмигнув мне, поднялась, — я скоро.

Я наблюдала за танцполом. Девушки, исполнив программу, исчезли. Кокорину сменила другая танцовщица, как мне показалось, после своих предшественниц, она выглядела бледновато. Официант принес заказ, он быстро расставил все это на стол и собирался уйти, я позвала его и спросила, могу ли я поговорить с одной из танцовщиц. Он хотел удивиться, но, ночная работа научила его скрывать эмоции, он лукаво улыбнулся, сказал, что уточнит вопрос, хотя это не в его компетенции. В свою очередь, я сунула ему пятьсот рублей, для ускорения процесса.

Через минуту он вынырнул из темноты и, наклонившись над моим лицом, спросил:

— С кем конкретно хочешь побазарить?

Меня передернуло от его неотесанной грубости. Я назвала имя.

— Чего хочешь от нее?

— Слушай, малыш, ты мне встречу устрой, а остальное не твои заботы, понял? — все выглядело прямо как в каком-то дешевом сериале, но это того стоило. «Малыш» пожал плечами и удалился, я еще раз убедилась, некоторым люди понимают лишь тот язык, на котором говорят сами.

Веру ждать пришлось недолго, она вернулась в сопровождении тех самых щедрых ребят.

Я узнаю Веру, стеснительность не про нее, если ей чего-то нужно, то она берет это, и ровно столько, сколько захочет, ни больше — ни меньше. С ней мне было не страшно.

Наши мальчики у барной стойки основательно «набрались храбрости», но Вера их обескуражила и, хотя она вела себя прилично и улыбалась, они чувствовали, что все идет не по их сценарию. И все же, они производили приятное впечатление: они были хорошо одеты, следили за собой, в крепких фигурах отражались посещения не только развлекательных заведений, и, что немаловажно для меня, были примерно нашего с Верой возраста, и далеко не робкими. Мне больше понравился высокий, черноволосый Михаил. Вера о чем-то перешептывалась с Денисом, было видно, что у них все в порядке.

— Хочешь, угадаю, чем занимаешься? — спросил Михаил, стараясь быть беззаботным.

— Попробуй, — сказала я.

Михаил взял свой стакан с виски, отпил глоток, посмотрел на меня.

— Ты не в бизнесе, это точно — начал он.

— Почему же, сейчас куда не встань — везде бизнес, даже в государевом деле.

— Скорее в юридической сфере.

— Что, так плохо выгляжу?

— Ну, почему же, выглядишь ты шикарно.

— У меня диплом юриста, но этим я не зарабатываю, — ответила я, впечатленная его проницательностью. Когда-то родители желали видеть меня юристом, пришлось терпеливо отсидеть пять лет на юридическом факультете. Затем, я едва не умерла от скуки, перебирая бумажки в транспортной прокуратуре. Говорить, а тем более погружаться в малоприятные дебри прошлого не хотелось. Я давно сменила профессию и не жалела больше ни о чем.

— Ну, а ты чем занимаешься? — спросила я, как можно раскованней.

Пока завязывалось наше беззаботное знакомство, я увидела, как мой официант, машет мне рукой. Пришлось покинуть на время теплую компанию, я обещала вернуться.

— Короче, сейчас еще одно ее выступление, — официант глянул на наручные часы, — минут пять-семь танцует и в гримерку, лови ее по дороге. Смотри там, аккуратней — охрана фильтрует таких на «раз-два». Им не нравится, когда девочек лапают, — он вновь широко улыбнулся. — Но, ты мне нравишься, детка, ты клевая. Оставишь телефончик?

Я посмотрела на моего обожателя сверху вниз, между нами разница сантиметров пятнадцать, не меньше. Хотелось послать его на хрен, но он, все-таки, для меня старался.

— Благодарю, но в другой раз, — сказала я.

На подиуме появилась Кокорина, я любовалась зажигательными движениями ее гибкого тела. Уйма мужиков двигались в такт музыке вокруг подиума, не отрывая от нее наполненных похотью глаз, наслаждались ее танцем, некоторые тянули к ней руки, с зажатыми в них купюрами. Закончив танец, она быстро направилась к выходу, я за ней.

— Наташа, — окликнула я ее.

Кокорина вздрогнула, не ожидала услышать здесь свое настоящее имя, повернулась ко мне, в это время меня ухватил за локоть охранник, бык с шарообразными плечами, обтянутыми черной водолазкой, он словно из стены материализовался.

— Я от Элины, — из моих уст это прозвучало как пароль.

Я не ошиблась, она сделала знак охране и меня отпустили.

— Идем за мной, — сказала она. Мы прошли по узкому коридору, освещенному красным неоновым светом, словно по лабиринту, и очутились в небольшой приват-комнате, с мягким велюровым диваном, танцевальной сценой и двухрежимным пилоном-шестом. Кокорина уселась в одно из кресел, достала из-под кресла пачку сигарет, оттуда же пепельницу и, закинув ногу на ногу, закурила. При этом ее лицо было напряжено, а глаза внимательно следили за мной. Она ждала.

— Я ее видела в эту среду, на суде, — сказала я.

Кокорина, молча, курила, продолжая смотреть на меня. У нее были сильные красивые икры, с гладкой кожи сбегали капельки пота.

— Кто вы? — сказала она.

Шагая за ней по коридору, я обдумывала с чего начать разговор, и я решила быть предельно честной.

— Я журналист.

Кокорина не шелохнулась, продолжая курить.

— Я веду судебную хронику и решила прояснить некоторые для себя вопросы. Ты не против?

— Для себя?

Мне показалось, она усмехнулась.

— Ну да, пока для себя, — ответила я.

— Что с Элиной? — спросила Кокорина мрачно.

— С ней все в порядке. Процесс пока не закончился, она держится молодцом. Только молчит и это не в ее пользу.

— Много ей светит?

— Лет восемь.

— Кошмар, — сказала Кокорина и затушила окурок.

— Ей можно помочь, — начала я, осторожно подбираясь к основному вопросу.

— Помочь, как?

— Скажи, почему она так кардинально решила поступить с Тагировым? — задавая вопрос, я внимательно следила за ее реакцией. Мне показалось, что у нее дрогнула щека, а по глазам пробежала тень тревоги.

— А, что бы вы сделали на ее месте? — она подалась вперед, затем шумно втянув в себя воздух, откинулась на спинку кресла, отвернулась и выдохнула, в глазах ее стояли слезы. — Я не знаю, это полностью ее выбор.

— Что бы я сделала…? — я задумалась на мгновение. — Если я была бы уверена, что во всем есть вина Тагирова, то я бы все сделала, чтобы его наказать, — и добавила. — По закону.

Кокорина закурила еще одну сигарету, хороший знак.

— Я не знаю всех подробностей, Элинка всегда была на своей волне. Когда Артур погиб, она, капец, как переживала. Они же оба росли без отца, Артур был ей и за отца и за брата, он был добрым, помогал, ничего для нее не жалел, был для нее Богом. Я говорила ей, что в жизни еще не то будет, а она плакала. Я, правда, больше ничего не знаю, и полиции то же самое говорила, что ничем не могу им помочь, — Кокорина изобразила на лице страдание.

Или не захотела, подумала я.

— И все-таки, считаешь ли ты, что Артур виноват в той аварии?

Кокорина закусила губу, мне показалось, что она позабыла о сигарете, которая дымилась в ее подрагивающих пальцах.

— Я не знаю, говорили так, что он по неосторожности вылетел на встречку, а почему вы спрашиваете об этом, разве это может как-то повлиять на срок Элины?

— На суде участвуют присяжные, если дать им услышать правду, достучаться до их сердец, то возможно все.