Очнулась я в переносной палатке. В голове было совершенно пусто. Я упорно гнала от себя воспоминания и образы предыдущего дня.
Заходил какой-то мужчина, принес еду, попытался меня о чем-то спрашивать. Я смотрела на него, но не понимала ни единого слова. Через некоторое время, не добившись от меня никакой реакции, мужчина оставил меня одну.
Я не знаю, сколько я так пролежала. Совершенно одна. Узор свода палатки, его цвет, текстура, краска, заполняла пустоту в голове. Я очень долго вглядывалась в брак, сделанный при изготовлении ткани: кое-где нити имели ассиметричное плетение. Взгляд будто цеплялся за неправильные петли, все время, возвращая к мысли о несовершенстве всего мироздания. Хаос в том или ином виде всегда врывается в точно выверенную структуру, то привнося в нее красок, неожиданную особенность, порою даже осмысленность, то полностью разрушая ее.
Есть не хотелось. Ничего не хотелось. Я только заставила себя выпить воду. Мужчина еще пару раз приходил, но теперь я его игнорировала осмысленно, не в силах заговорить, так как чувствовала, что если выдавлю, хотя бы звук, у меня случится истерика.
Наследующий день пришел другой мужчина: молодой, высокий, со знакомыми серо-зелеными глазами на незнакомом лице. Он был темноволос, смугл и широкоплеч. В руках у мужчины был какой-то сверток и поднос с едой.
- Здравствуйте, Ольга Николаевна. - Сказал незнакомец, присаживаясь рядом. - Позвольте представиться. Игорь Дмитриевич Шуйский, заместитель руководителя поисковой группы. Ольга Николаевна, мы понимаем, что вы пережили огромное потрясение, но нам пора отправляться. Мы не можем больше задерживаться в лесу. Еще немного и уже за нами самими будут снаряжать поисковую группу. - Криво улыбнулся мужчина. - От вас нам только нужно узнать, как распорядится с останками вашего мужа?
- Я не знаю. - Прошептала я.
Игорь Дмитриевич мягко взял меня за руку и сочувственно сжал пальцы.
- Я все понимаю. - Сказал мужчина. - Предлагаю, кремировать тело. А уже прах доставить в столицу и захоронить по всем правилам. Другого выхода не вижу.
- Хорошо. - Отозвалась я еле слышно.
- Я принес вам вещи. - Положил рядом старший брат Павла сверток, что все это время держал в руках. - А еще, я настоятельно прошу вас поесть.
Мужчина сгрузил рядом с моим ложем поднос и, раскланявшись, удалился. Я развернула сверток с вещами. Здесь была юбка, чем-то похожая на ту, что была сейчас на мне, только до того как над ней поработали братья "медведи", одним из которых кстати был Игорь Шуйский. Также здесь находилась блузка с длинным рукавом из плотной ткани темно-зеленого цвета, кожаная жилетка, нижняя рубашка, бриджи и высокие гольфы. Единственное чего не хватало - это обуви.
В этот же вечер останки графа Юрия Ранского кремировали. Я стояла немного в стороне и заворожено наблюдала за буйством огня. Разыгрывать на публику убитую горем жену, я не собиралась. Никакого отблеска сочувствия или жалости к этому человеку у меня не было.
Погребальный костер устроили на том же берегу, где и произошла бойня. Я ежилась, оглядывалась, но тел медведей нигде видно не было. От них явно уже избавились.
Всю следующую ночь я проревела, зажав зубами угол спальника, чтобы приглушать звук. И причиной тому был не мужчина, тело которого сожгли накануне. Я оплакивала серо-бурого медведя, что так внезапно ворвался в мою жизнь, осветив ее своим светом души. Вся тяжесть потери обрушилась на меня раскаленной лавиной.
На рассвете лагерь снялся со стоянки и отправился в путь. Нам предстояло трое суток перехода по лесу до Вешенок.
Все три дня похода, как смазанное пятно, совершенно не отложились у меня в голове. Я, молча, шла за впереди идущими мужчинами, ела, когда предлагали поесть, пила, когда давали воду, но находилась, словно в вакууме, полностью не воспринимая действительность. Несколько раз со мной пытались заговаривать какие-то люди, но я отвечала кратко и односложно, и вскоре меня оставили в покое.
Вешенки встретили нас моросью дождя и шквальным, порывистым ветром. Меня почти сразу проводили в огромный деревянный дом какой-то пожилой, но явно зажиточной женщины. С ее морщинистого лица на меня сочувственно смотрели умные грустные глаза. Игорь Дмитриевич, называл ее - матушка Пещан.
Мужчина почти с порога заявил старушке, что я потеряла мужа, что его разорвал медведь на моих глазах, а затем еще и полушепотом добавил, что я явно не в себе. Далее мне был вручен мешочек с прахом Юрия, и Игорь Дмитриевич с большим облегчением покинул нас, перепоручив меня старушке и ее помощницам.
Охающие и ахающие женщины развели бурную деятельность буквально с порога. Меня сразу окружили заботой, вниманием и добротой. Впервые за столько время, я приняла настоящую ванную. Меня мыли, расчесывали, одевали. Если честно, я уже совсем отвыкла от этого. Казалось, что в лесу я прожила не месяц, а целую жизнь. Хотя, сейчас я бы сама не справилась с такими простыми процедурами. К уже привычной апатии, наступившей после ночи, которую я прорыдала, прибавилась еще и непреодолимая слабость. Все просто валилось из рук.
Дом матушки Пещан был добротным и большим. Двух этажное строение, сложенное из деревянных брусьев, вполне могло потягаться в своей красоте и практичности с не большой усадьбой. На первом этаже здания находились помещения для слуг, кухня, столовая и огромная гостиная, которая при большой нужде могла сыграть роль и бальной залы. Шесть комнат на втором этаже предназначались для самой хозяйки дома и ее гостей. Здесь было три гостевых спален, кабинет, хозяйская опочивальня и уютная маленькая гостиная, в которой матушка Пещан предпочитала пить чай по утрам и вечерам.
Поисковая группа оставила меня в Вешенках. Игорь Шуйский посчитал, что мне нужно для начала окрепнуть и поправить здоровье, а уже потом отправляться в долгое путешествие до своего имения и родителей.
Валентина Борисовна Пещан, у которой меня поселили, была женщиной не робкого десятка. Она сразу же взяла меня в оборот, загружая досуг до отказа, что бы даже мысли не возникало об упадничестве. Я помогала по хозяйству, ухаживала за лошадьми, копалась в саду и огороде, шила, стирала, участвовала в массовых посиделках и мероприятиях. Еду в меня тоже запихивали, чуть ли не силком. Валентина Борисовна строго следила за мной и моим рационом. Поэтому после двух недельного пребывания у женщины, я вновь набрала вес и посвежела, но на душе все равно было пусто и уныло. Но как бы, ни старалась старушка, она не могла мне вернуть покой в душу. Ей оставалось лишь тяжко вздыхать и сочувственно на меня погладывать.
На пятнадцатый день пребывания в Вешенках, в деревню въехала небольшая черная карета без опознавательных знаков с чуть ли не загнанными лошадьми. Бедные животные были измучены и истощены. Они гарцевали на месте, до сих пор не веря, что гонка со временем закончена и все их страдания подошли к концу.
Изящная дверца кареты резко распахнулась и оттуда выпорхнула мама. Елена Алексеевна Милавская была очень сильной и волевой женщиной, но увидев меня она, просто расплакалась. Я впервые в жизни видела ее такой, поэтому растерялась, совершенно не представляя, что мне делать. Но мама, есть мама, и уже через пару мгновений я была заключена в такие родные, крепкие объятия.
- Дуреха моя... - Завывала Елена Алексеевна, не выпуская меня из рук. - Живая.
Мама стала шарить по моему телу, поворачивать из стороны в сторону мое лицо, вглядываться в глаза.
- Мам, все хорошо. - Улыбнулась я ей.
- Неправда. - Выдала родительница. - Я же вижу. Глаза совсем потухли.
- Мам, все хорошо. - Повторила я. - Правда.
- Елена Алексеевна, рада видеть вас в моем скромном жилище. - Вдруг рядом оказалась хозяйка дома.
- Валентина Борисовна, спасибо вам. - Ответила мама, оборачиваясь к женщине, что меня приютила. - За то, что позаботились о моей девочке.
- Не за что. - Мягко улыбнулась пожилая женщина. - Не могла же я бросить столь чудное создание в беде.
- Вы знакомы? - Спросила я, озадаченно разглядывая двух женщин.
- Да, дорогая. - Мягко приобняла меня родительница. - Валентина Борисовна долгие годы жила в столице, перед тем, как перебралась сюда. Мы пересекались.
- Не скромничай, Лена. - Озорно подмигнула моей матери пожилая женщина. - Были времена, Оленька, когда твоя мать грозилась мне все лохмы повыдергивать.
- Что? - Изумилась я.
- Не слушай эту старую перечницу, дорогая. - Рассмеялась мама. - Она тебе сейчас наговорит.
- Ой, прямо-таки наговорю! - Всплеснула руками Валентина Борисовна. - Это надо же было Петю променять на...
- На отца Оли. - Перебила Елена Алексеевна. - И весьма этим счастлива. Заметьте, Валентина Борисовна, ни разу не пожалела.
- А мальчик сейчас мучается. - Наигранно возмущенно выдала женщина, что меня приютила.
- Это Петр, то мучается?! - Вскрикнула мама. - Право, даже не смешно!
Женщины еще долго перепирались, но я совершенно не видела смысла и логики в их разговоре. Так я и не поняла, зачем мама хотела лишить Валентину Борисовну волос, и кто такой Петр. Одно понятно, что эти две сильных женщины, хоть и не являлись подругами, но очень друг друга уважали. А еще , что моя мама в молодости была еще той "сердцеедкой".
Через два дня мы с мамой отправились в столицу, а уже оттуда было решено ехать в родовое гнездо Ранских, дабы придать захоронению останков Юрия.
Примерно на полпути к столице к нам присоединился отец. Обычно мягкий и молчаливый борон Николай Терентьевич Милавский был мрачен и явно зол. Крепко обняв меня, отец устроил матери такой разнос, что я просто выпала в астрал. Что бы отец попрекал в чем-то мать, да еще кричал при этом?! Не было такого никогда! Да, он и голоса-то на нее ни разу не повышал!