— Мы выбрали другой, окольный путь, — ответил Эллери. — Говард, я от нее просто без ума.

— А я от него, Говард.

— Знаете, а тут сейчас все кувырком. Салли, Лаура рвет и мечет по поводу обеда. Кажется, там какой-то непорядок с грибами.

— Дорогой, это катастрофа. Эллери, простите меня. Говард проводит вас в дом для гостей. А я все сама проверю и налажу, но если вам что-нибудь понадобится и вы не сможете найти, то позвоните мне по внутреннему телефону Он там, в гостиной, и подключен к кухне в особняке. Ой, мне пора бежать!

* * *

Вид Говарда вывел Эллери из равновесия. Они расстались во вторник, сегодня был только четверг, но за полтора суток Говард постарел на несколько лет. Под его здоровым глазом красовалось темное пятно с сетью морщин, рот сжался от напряжения, губы растрескались, а кожа при ярком дневном свете казалась изжелта-серой.

— Салли объяснила, почему я не встретил тебя на станции?

— Не извиняйся, Говард. Ты и так слишком возбужден.

— Тебе и правда понравилась Салли.

— Я от нее с ума схожу.

— Нам туда, Эллери.

Дом для гостей был выстроен из красного бука и напоминал драгоценную гемму на прочном каменном фундаменте. От террасы центрального особняка его отделял круглый плавательный бассейн с широкой мраморной каймой, на которой стояли легкие плетеные кресла, столы под зонтиками и переносной бар.

— Ты можешь поставить пишущую машинку на краю бассейна и прыгать в воду в перерыве между абзацами, — сказал Говард. — Или, если захочешь уединиться… Пойдем посмотрим.

Дом для гостей состоял из двух комнат и ванной. Обстановка была выдержана в стиле сельской хижины — с большими каминами, громоздкой мебелью из гикори, белыми коврами из козьей шерсти и наглухо закрытыми шторами. Стены украшали гобелены. В гостиной стоял поразительной красоты стол, от которого Эллери долго не мог отвести глаз, — царственное изделие из гикори и воловьей шкуры, а в придачу к нему — вращающееся кресло с глубоким сиденьем.

— Это мой стол, — сообщил Говард. — Я принес его сюда из моей комнаты в особняке.

— Говард, я ошеломлен. У меня просто нет слов.

— Черт, я им никогда не пользовался. — Говард направился к дальней стене. — Но я хотел показать тебе вот что. — Он отодвинул висевший там гобелен. Оказалось, что под ним не было стены, а лишь одно большое окно.

Вдали, внизу, за обширным зелено-табачным травянистым ковром у подножия горы, раскинулся Райтсвилл.

— Я понял, что ты имел в виду, — пробормотал Эллери и опустился во вращающееся кресло.

— Как по-твоему, ты сможешь здесь писать? Ведь тебе придется довольно туго. — Говард улыбнулся, и Эллери небрежно осведомился:

— С тобой все в порядке, Говард?

— Все в порядке? Да, конечно.

— Говори, не стесняйся. Приступы больше не возобновлялись?

Говард вытянул шею, высоко подняв голову.

— Почему ты спрашиваешь? Я же сказал тебе, что у меня никогда…

— По-моему, у тебя немного потемнело лицо. Вот здесь, на скулах.

— Вероятно, это реакция на удары. — Говард озабоченно отвернулся. — А теперь пройдем в спальню, сюда. В ванной есть кабинка для душа. И вот тут, в углу, стандартная портативная пишущая машинка. Рядом ты найдешь бумагу, ручки, копирку, скотч…

— Ты меня окончательно испортишь, Говард. На Восемьдесят седьмой улице я привык к спартанской жизни. Но это великолепно. Поверь мне, великолепно.

— Отец сам спроектировал дом для гостей и оборудовал его.

— Необыкновенный человек, жаль, что я его до сих пор не видел.

— Это даже к лучшему, — нервно откликнулся Говард. — Ты познакомишься с ним за обедом.

— С нетерпением жду этого момента.

— Ты даже не представляешь себе, как он хочет с тобой встретиться. Ну, мне пора…

— Не уходи от меня, ты, обезьяна.

— Но тебе же надо помыться с дороги и, быть может, немного передохнуть. Возвращайся к нам, в особняк, когда вздумаешь, и я продемонстрирую тебе окрестности.

С этими словами Говард удалился.

Какое-то время Эллери легонько раскачивался во вращающемся кресле.

За полтора суток — от вторника до четверга — с Говардом случилось что-то неладное. И он пытается скрыть это от Эллери.

Интересно, знает ли Салли Ван Хорн, в чем тут дело, принялся прикидывать Эллери.

И решил, что знает.

* * *

Его не удивило, когда он увидел, что не Говард, а Салли ждет его в гостиной центрального особняка.

Салли неузнаваемо изменилась. Она переоделась в черное платье от «Вог» для торжественного обеда, с кружевами из черного шифона над глубоким декольте. Еще одно противоречие, подметил он, но до чего же привлекательное.

— О, я поняла, — проговорила она и покраснела. — Мой наряд слишком смел и далек от благородной сдержанности.

— Я разрываюсь между восхищением и раскаянием, — воскликнул Эллери. — Должен ли и я переодеться к обеду? Говард об этом не упоминал. И, честно признаюсь, я не привез с собой костюмы для обеда.

— Дидс бросится вам на шею и расцелует. Он терпеть не может костюмы для обеда. А Говард никогда не переодевается, если позволяют обстоятельства. Я надела это платье лишь потому, что оно новое и мне хотелось произвести на вас впечатление.

— И вы его произвели. Уверяю вас!

Салли засмеялась.

— Но что подумает ваш муж?

— Дидс? Господи, да он сам мне его купил.

— Великий человек, — почтительно отозвался Эллери, и Салли снова рассмеялась. Похоже, она позволяла ему продолжать светский разговор и делала вид, будто ее не волнует основная тема.

— А где Говард?

— Наверху, у себя в студии. — Салли скорчила гримасу. — У Говарда неважное настроение, и в таких случаях я всегда отправляю его наверх, в его комнаты, словно испорченного мальчишку. У него там целый этаж. Пусть сидит у себя и дуется, сколько его душе угодно. — Она небрежно добавила: — Боюсь, что вам еще не раз придется столкнуться с его вывертами.

— Ерунда. Я тоже веду себя не по правилам хорошего тона Эмили Пост, особенно когда работаю. Вероятно, через несколько дней вы сами попросите меня уехать. Но как бы то ни было, я ему благодарен. Он дал мне возможность безраздельно завладеть вашим обществом.

Эллери сказал это намеренно и окинул ее восторженным взглядом.

С момента их встречи на станции он чувствовал, что Салли сыграла важную роль в приступах амнезии Говарда, во всей его сложной психологической проблеме. Ведь Говард всегда был эмоционально связан со своим отцом. И внезапное вторжение этой желанной женщины вбило между ними клин, потому что теперь она стала для старшего Ван Хорна центром притяжения, главным интересом в жизни и объектом неослабевающей страсти. Несомненно, все это глубоко травмировало сына и вызвало у него болезненную реакцию. Характерно, что, судя по словам Говарда, приступы начались у него сразу после свадьбы отца, в первую брачную ночь Дидриха и Салли. Эллери внимательно наблюдал за отношениями Говарда и Салли с тех пор, как они подошли друг к другу у входа в центральный особняк и остановились под навесом.

Он заметил явную напряженность их обоих. Волнение Говарда, его бесцеремонное обращение с Салли в присутствии Эллери, нежелание смотреть ей в глаза свидетельствовали о серьезном внутреннем конфликте. Салли, как женщина, вела себя более осторожно, но Эллери не сомневался, что и она сознавала враждебность Говарда, направленную против нее. Эллери решил, что, будь она женщиной определенного сорта, приезд непричастного к их отношениям мужчины не только обрадовал бы ее, но и позволил бы Салли испытать облегчение. Любопытно, а вдруг она женщина того самого сорта?

Он вновь смерил ее долгим, пристальным взглядом. Однако Салли ответила:

— Безраздельно завладеть моим обществом? О, мой дорогой, боюсь, оно вам скоро наскучит, — и засмеялась.

— Боитесь? — пробормотал Эллери и тоже улыбнулся.

Потом она сообщила ровным, спокойным голосом:

— Дидс только что вернулся домой. Он наверху, приводит себя в порядок и, конечно, немного волнуется, не зная, как пройдет ваша встреча. Вы не хотите попробовать коктейль, Эллери?


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: