- Тибериус сказал мне, что его жена умерла при родах. Что случилось с младенцем?
- Умер тоже. Почти сразу после рождения.
- Как трагично! - воскликнулa я.
- Тем более, что это был мальчик. Сын и наследник Темплтон-Вейнов. Потерял его при рождении.
- Что он будет делать без наследника? - спросилa я. - Как ты думаешь, Тибериус снова жениться?
Стокер прищурился.
- Зачем? Ты собираешься продолжать эту вашу нелепую комедию обручения? Если вы намерены довести дело до конца, не устраивайте июньскую свадьбу, прошу вас. Такое cliché.
- Не будь гадким. Отлично, я расскажу тебе простую и довольно глупую правду об этой шараде с помолвкой. Малкольм Ромилли католик и несколько консервативен. Тибериус решил, что если он представит меня невестой, я буду выглядеть респектабельнee, чем женщина, путешествующая с мужчиной, с которым никак не связана.
- Я знал это, - заявил Стокер с мягким триумфом.
- Ты не знал. Ты был явно раздражен мыслью, что я могу стать твоей невесткой.
- Память мне изменяет.
Я фыркнула.
- Признаюсь, я очень привязана к Тибериусy. Но это не разубедит меня в непоколебимой решимости не выходить замуж. Однако у Тибериуса есть титул и связанные с этим обязательства. Что с ними будет?
Он снова пожал плечами.
- Руперт следующий в очереди, и у него, к счастью, четверо сыновей. Продолжение рода обеспечено, пока Тибериус не возражает против того, чтобы все в конце концов перешло к нашему племяннику.
- Подозреваю, он не захочет еще раз жениться. Он довольно горько говорил о супружестве и о том, что его сердце разбито из-за Розамунды…
Глаза Стокера округлились от изумления.
- Его сердце разбито? Ты не можешь всерьез так думать.
- Конечно, я вполне серьезна.
- Невозможно.
- Почему же?
- Чтобы разбить Тибериусу сердце, он должен обладать им. Поверь мне, у него нет сердца.
- Чушь. Ты сам только что сказал, что Тибериус научился охранять свои чувства. Люди, вынужденные прибегать к таким уловкам, как правило, испытывают сильные эмоции, когда их чувствами пренебрегают.
- Если ты так считаешь, - ответил он с безумным спокойствием.
- Как можно быть таким безучастным? Минуту назад ты сказал, что жалеешь его, - рассердилась я.
- Мои симпатии разнообразны и скоротечны. Мне слишком досталось от Тибериусa в молодости, чтобы оплакивать его боль.
- У тебя паршивое настроение, и если ты не можешь рассуждать разумно, тебе лучше уйти.
Он закатил глаза.
- Что ты хочешь от меня, Вероника? Да, Тибериус испытал боль и потерю. Как и все мы.
- Сейчас его раны самые свежие. Быть здесь - это все пережить заново.
- Его собственная вина. Не следовало принимать приглашение Малкольма. Все, что ему нужно было сделать, это отказаться и пощадить себя от повторных переживаний величайшей трагедии в жизни. Вместо этого он приезжает и сыпет соль на раны. Не говори мне, что Тибериус заслуживает жалости. Он навлек все это на себя сам, - спокойно заключил Стокер.
Я молчала долгое время, слишком долго.
Стокер вопросительно посмотрел на меня.
- Что?
- Он навлек все это на себя сам. Но зачем? Это не имеет никакого смысла.
- О чем ты сейчас болтаешь?
- Все, что ты только что сказал. Я согласна с тобой. Постарайся не дать новизне сбить тебя с ног, но ты был прав. Тибериус самый властный и контролирующий человек, из всех, кого я знаю. Он устроил каждый аспект своей жизни к собственному удовлетворению, кроме потери Розамунды. Их переписка с Малкольмом в последнее время была непостоянной. Конечно, они были лучшими друзьями на протяжении многих лет, но затем Малкольм удалился в добровольную ссылку. Они не встречались с тех пор, как Тибериус уехал в Россию. Однако, как только Малкольм попросил его приехать, он согласился. Они оба утверждают, что это ради старой дружбы. Но достаточно ли старой дружбы, чтобы Тибериус вернулся сюда, зная, что он столкнется с воспоминаниями о Розамунде? Или у него другая цель?
Стокер вскинул руки.
- Только дьяволы в аду могут ответить на это, Вероника.
Он оставался еще час, попеременно то разглагольствуя против своего брата, то лениво угрожая вернуться в комнату Тибериуса, чтобы закончить драку. Потребовался весь мой дар убеждения, чтобы удержать его, пока он не успокоился.
- Ты не выбьешь из него правду, и мне скучно зашивать тебя снова. Кроме того, это довольно лестно, если хорошенько подумать.
- Лестно? Как, во имя семи кругов ада, ты пришла к такому выводу?
- Ну, Тибериус, мог бы поручить дело профессиональному детективу. Он мог нанять частного сыщика, чтобы провести расследование. Вместо этого он полагается на нас.
- Не сообщив нам, - штурмовал Стокер. - В этом разница между работой с нами и использованием нас. Он подверг тебя риску, не задумываясь о твоей безопасности.
Этим аргументом давалось понять, что Стокер больше заботится о моей безопасности, чем о своей. Я снисходительно улыбнулась.
- Не беспокойся обо мне. Я привезла свои ножи, - весело сказала я.
Oн удивился.
- Ножи? Множественное число? Я дал тебе только один, нож-малыш, чтобы привязать его к голени.
- И я ношу его, могу тебя заверить. Но леди нравится иметь и другие варианты.
Я подошла к своему саквояжу и вытащила ложное дно, открывая отсек, который Дейзи-горничная не обнаружила. Я начала извлекать оружие, передавая Стокеру.
- Вот шляпная булавка, которую я сделала, тонкий стальной стилет с очень острым концом. Я ведь предупредила тебя, что он острый! - Я протянула Стокеру носовой платок промокнуть яркую каплю крови, выступившую на большом пальце.
- Вот булавки для манжет, - приплюсовала я, передавая пакет булавок без головок, используемых лепидоптерологами, чтобы прикреплять образцы к карточкам. Я часто накалывала их на манжеты, когда хотела немного дополнительной защиты.
Я достала тонкий фиолетовый шелковый корсет, и Стокер покраснел.
- Это мой любимый. Каждая косточка на самом деле является тонким лезвием из превосходной итальянской стали, - я продемонстрировала, как быстро могу снять лезвие с лифа.
- Что-нибудь еще? - съехидничал Стокер. - Улей, чтобы спрятаться в суете расследования? Перстень с мышьяком, чтобы подсыпать яд в чей-то чай?
Я всплеснула руками.
- Не груби. Яд - самый неоригинальный метод.
Он с любопытством покачал головой.
- Как бы ты поступила, если бы хотела прикончить кого-то?
- У меня уже есть девятнадцать стратегий, и я разрабатываю двадцатую. Не волнуйся, - приободрила его я. - Если я когда-нибудь решу убить тебя, я сделаю это быстро и творчески. Ты никогда не догадаешься.
- Моя дорогая Вероника, как раз этого я и боюсь.
Он прервал себя, и с той специфической телепатией, которую мы иногда разделяли, я догадалась, что он скажет дальше.
- Я знаю, что ты не хочешь говорить о Мадейре, - начал он ворчливым голосом, - но думаю, мы должны расставить точки над «i».
- Нечего рассказывать, - буркнула я.
Он повернулся ко мне, его сапфировые глаза сияли от эмоций. Злость? Вызов? Я не могла определить. - Уверен, что есть. Я был с лордом Роузморраном, когда пришли счета, Вероника. Врач. Кормилица. Швея по пошиву одежды для младенца.
Он сделал паузу. Момент растянулся между нами тугой тишиной, ожидающей разрушения.Я вскинула подбородок.
- Да. Все так. Желаешь, чтоб я отчитывалась перед тобой?
- Считаю, что наша дружба требует этого, - просто сказал он.
- Я ни перед кем не отчитываюсь, - яростно ответила я.
- А я - никто? - спросил он. В его голосе звучало какое-то темное чувство, которого я никогда раньше не слышала.
Мой голос стал резким.
- Конечно, нет!
Я поспешно добавила, буквально вытaлкивая из себя:
- Но я не могу дать тебе объяснения.
- Понятно, - сказал он, снова поворачиваясь к огню.
Стокер замолчал. Я поднялась, мои руки сжались в кулаки.
- Знаю, это выглядит, будто я поехала на Мадейру, чтобы родить ребенка, - начала я.
Он тоже осторожно поднялся, оберегая только что перевязанную руку. Синяк на его лице медлено наливался пурпурным цветом, пышным и глубоким. Стокер подошел ко мне, отчетливо выговаривая каждое слово:
- Я не тот человек, которого ты знала раньше.
- Пора нам прочистить воздух, - я твердо встала перед ним. - Мне пришлось принять решение. И хотя я не нарушаю обещаний легко, но в долгу перед тобой.
- Леди Корделия отправилась на Мадейру, чтобы родить внебрачного ребенка? - рискнул предположить он.
- Как ты...
Стокер вздохнул.
- Вероника, помилуй. Я, конечно, мужчина, но все-таки доктор и видел признаки. Уверен, что она заставила тебя поклясться хранить все в секрете, и ты чувствовала себя обязанной сдержать обещание. Поэтому я ничего не буду спрашивать о ребенке или его отце. Если леди К пожелает, чтобы я знал, она сама мне расскажет.
- Спасибо.
Oн поднял брови в вопросе.