— Я думал, что сошел с ума. Может, какой-то  странный эффект ПТСР. Он не мог быть менее честным с ней. Если она примет его так, как он знал, что принял ее, нужно было сообщить ей, что внутри он был поврежден, со сломанным стержнем. Возможно, он никогда не станет тем, кем был раньше, но все равно будет любить ее. Он искал слова в своем мятущемся разуме, как человек в метели искал дом.

Она покачала головой.

— Меня зовут Патч. Я знаю, что не обязана тебе говорить. И я сказала, что не снимаю маску, так что я нарушаю наш договор. Но мы не в клубе, так что...

Она заправила прядь волос за ухо, ожидая его порицания.

Закусившая свои припухшие покрасневшие губы, она выглядела такой хрупкой для женщины, которая несколько мгновений назад ходила на четырех лапах в виде смертельно опасного хищника. Он боролся со стремлением прижать ее к себе, защитить от всего, что ее беспокоило. Облизать отпечатки зубов на ее нижней губе. Уложить ее на землю и взять ее — проклятое наваждение.

— Значит, ты был в армии? В каких войсках?

Ее вопрос не был отмечен как важный. Не тогда, когда он еще пытался разобраться в том, чему был свидетелем.

— Я видел...

— Я волк. Я всегда была волком, и я надеюсь, что это тебя не отталкивает. Наш род ... мы иногда находим пару. Мы заявляем на них права. Секс между нами ... Ух, мне трудно сопротивляться желанию заклеймить тебя, потому что мы вроде как должны поговорить сейчас, прежде чем сделать что-то, чего я не смогу исправить. Мое желание заявить права на тебя — это несправедливо, потому что ты вообще-то человек и не знаешь о чем я говорю. У тебя должен быть выбор, так что... — Она накручивала волосы на палец, не встречаясь с ним глазами. Она по очереди то скрывала грудь, то убирала руки, колеблясь между тем, чтобы набросится на него и почти съеживаясь прежде чем снова изменить поведение. Из-за ее незащищенности что-то теплое, что-то мягкое прорастало в его груди и он прижал к ней кулак, как если бы мог физически удержать эмоции.

— Если предположить, что это не сон, и у нас действительно происходит этот разговор, если ты меня заклеймишь, то я стану волком? — Услышав свой вопрос, он понял его абсурдность, его разум еще пытался найти рациональное объяснение, в то время как его сердце знало, кем она была и что она имела в виду.

Она покачала головой, осмелившись взглянуть на него. Явная красота ее лица ударила его, будто кулаком в живот. Не в силах больше сопротивляться, он встал и намотал ее волосы на кулак. Грубо схватив, он наклонил ее голову так, чтобы она больше не смогла избегать его взгляд.

— Будет больно? Если ты меня заклеймишь?

Она моргнула, казалось, шокированная его вопросом.

— Я бы никогда не... Нет, но это навсегда. Я знаю людей, которые погибли, когда их пара умерла. Это нерушимая связь. Я не смогу все отменить. Мы будем парой на всю оставшуюся жизнь. И ты не должен никому рассказывать обо мне и о моем виде.

— Значит ли это, что я смогу трахать тебя, пока тебя ноги не перестанут носить? Значит ли это что я смогу просыпаться в твоих объятьях, узнавать тебя, пробовать тебя, шлепать тебя или другим способом затрахать нас обоих до смерти? — Он не хотел, чтобы его список требований вышел настолько грубым, но он хотел быть честным и поэтому не откажется от своих слов, даже если они не были слишком романтичными или сентиментальными.

Ее тело затряслось от смеха и жар ее наготы оказался еще ближе к нему. Будто ей хотелось касаться его так же сильно, как ему хотелось чувствовать ее.

— Уверена в каждом пункте, — прошептала она, опьяняющий трепет ее голоса песней сирены взывал к его разгоряченному телу.

— Тогда заклейми меня, мой волчонок, потому что ничего в этом мире я не хочу больше, чем тебя. И если это безумие, я рад сойти с ума в твоих объятьях. И если это сон, я надеюсь никогда не проснуться.

С этими словами он наклонил губы к ее губам и притянул ее к себе, ухватившись за талию. Ее зубы коснулись его губ, и он вздрогнул, нуждаясь в том, чтобы найти толику здравомыслия в водовороте эмоций, захлестывающих его. Он жаждал ее, никогда не хотел ничего так же сильно, как он хотел покусывать ее ногти и слышать звуки ее освобождения. Он провел рукой по ее бокам, какой-то инстинкт толкнул его покрыть ее тело своими прикосновениями, своим запахом, объявить своей собственностью.

Радуясь, что они находились на расстоянии от темницы и вдалеке от протоптанных троп, он отступил от нее, сожалея о том, что приходится отпустить ее руку, чтобы не дать ей следовать за ним. В мгновение ока он сбросил одежду, желая быть с ней голым. Ее голодные глаза смотрели не мигая, казалось, стремясь охватить каждый дюйм кожи, которую он обнажал и заклеймить хотя бы взглядом, если уж не прикосновением. Он стоял перед ней, в кои то веки гордясь собой и своим телом, его член дергался и утыкался в живот похотливо стремясь к ней и только к ней. Казалось, что война не выскоблила каждую унцию доверия, которой он обладал до того, как отправился в армию, и он был рад предложить ей свое тело, если  это заставит ее глаза сиять  обещанием.

Когда их взгляды встретились, он стал пристально смотреть на нее, ожидая, когда она опустит глаза. Она сделала это, радуя его на каком-то первобытном уровне своей уступчивостью и принятием его воли.  

 — Итак, если ты волк, ты все еще моя шаловливая маленькая саба, желающая позволить мне доминировать и заботиться о ней? Или из-за того, что ты покрываешься мехом, все наши планы летят к чертям?

Она склонила голову, признавая его власть, но уголки ее рта приподнялись. Когда она играла роль маленькой мятежницы, ему тоже нравилось. Что-то похожее на радость выплеснулось в его кровь.

— Если ты, Минотавр, думаешь, что сможешь контролировать меня, сделай это, - предложила она, распахивая ему свои объятья.

Это его маленькая волчица — всегда сочетание идеального подчинения и хитрожопого непослушания. Захватив снова ее волосы, он намотал их вокруг запястья, прежде чем  использовать шелковый захват, чтобы заставить ее встать на колени. Она подчинилась со вздохом, не отшатнувшись от его прикосновения.

— Кеннеди или сэр. Пока мы не в клубе, мы не используем прозвище Минотавр. Когда мы там, ты все равно принадлежишь мне, и нам все равно придется следовать правилам клуба.

Смотревшие на него желтые глаза принадлежали больше волчице чем женщине. Он почти видел там вопросы — она предполагала, что он захочет изгнать ее из их театра наслаждений, что вовсе не входило в его планы, когда он только начал исследовать ее и то, что заставляло ее кричать для него.

— Да, сэр.

— Как обычно, испытываешь мое терпение. Думаю, ты должна взять меня в рот, чтобы заплатить за то, что смотрела на меня, когда я не давал тебе такого права. Возможно, я прощу твою ошибку, если ты хорошо поработаешь, радуя меня.

Поскольку Патч не могла придумать ничего, чего она желала больше, чем почувствовать его вкус на губах, она облизала их от предложения взять его в рот. Некоторые мужчины  опасались бы вложить свой самый чувствительный орган между волчьими зубами...

Но не ее солдат.

Когда она наклонилась, чтобы выполнить свою задачу, вкус его кожи взорвал ее рецепторы.  Она признавала пару и ее волчица почти застонала от удовольствия быть рядом с ним. Ее волчица стремилась тереться об него, кусать его и клеймить его, но женщина наслаждалась своей властью над мужчиной. Пока она втягивала щеки, чтобы как можно глубже взять его в свой рот -  она держала руль, и она собиралась довезти его до его пределов. Посасывая и потирая языком по всей длине горячего члена, она закрыла глаза, чтобы лучше сосредоточиться на задаче. Сделав несколько энергичных движений, она подняла взгляд вверх по золотистой коже его груди, пока не увидела, что его челюсть крепко сжата от ее натиска на его чувства. Сжав кулаком основание его члена, она сосредоточилась на головке, быстро двигая языком, пока его руки не дрогнули. Одна ладонь зарылась в ее волосы, царапнув кожу, и она ахнула, прежде чем удвоить усилия.