Бен подбежала к брату, упала на колени и проверила пульс Кена на запястье и шее.

— Ровный, но слабый.

Кен со стоном открыл глаза.

— Не заставляй Кои трогать Черную Жемчужину! Бен, она не готова.

— Поздно, — сказал Кваскви. Кен попытался сесть и застонал, сжимал запястья Бен.

— Что случилось? — осведомилась бен.

— Баку не смогла справиться с Жемчужиной. Древняя сломала Вестнику ноги, — сказал Пон-сума. — Нужно доставить его к Мидори.

— Я пригоню машину, — сказал Мурасэ и быстро побежал к полю.

— Кои? — глаза Кена были открытыми, но он был в смятении. Я опустилась с другой стороны от него.

— Я тут. Все хорошо, — я потянулась к нему, чтобы ощутить, что он реален, чтобы успокоить себя, что он дышал.

— Я нашел тебя.

— Да, — сказала я.

— Прости. У меня глупая сестра.

— Да.

— Дикая, — сказал Кваскви. Он вытянул руку и прижался головой к изгибу локтя другой руки. Дэббинг? Серьезно?

— Эй! — возмутилась Бен.

Я пронзила ее недовольным взглядом в стиле Марлин Пирс.

— Ты нас похитила.

— И все же!

Машина подпрыгивала на траве, обогнула знак «стоп» у белой ограды. Пон-сума и Мурасэ прибежали с одеялом вместо носилок. Кен сжал мой рукав.

— Она останется со мной.

— Мы все едем в одно место, — сказал Мурасэ. Мы устроили Кена на одеяле и донесли до заднего сидения машины. Я неловко втиснулась туда, голова Кена была на моих коленях. Пон-сума и Мурасэ отправились на сидения впереди.

— А я? — сказала Бен.

— Катись в ад, — сказал Кен таким голосом, словно проглотил камни.

Мурасэ опустил окно.

— Встреча в музее.

Бен посмотрела на Кваскви. Тот улыбнулся в своем стиле и помахал руками как крыльями.

— У меня все продумано.

— Вперед! — сказала я. Мы поехали, оставив Кваскви и Бен смотреть на нас. Я хотела спросить у Кена, нашел ли он мое послание на банке, как он добрался до меня и почему не сказал о Черной Жемчужине, но ему было больно, и этот разговор не нужно было слышать всем. Пон-сума и Мурасэ говорили на английском, так что у нас не было личного языка. Всю жизнь я могла говорить о тайнах с Марлин и папой на японском. И слова подступали к горлу.

— Ты в порядке? — лицо Кена выглядело непривычно на моих коленях.

— Это было как с Буревестником, — сказала я. — Я не могла вырваться. Но твой лес помог остановиться, отогнать сны Черной Жемчужины от моей сути… — я замолкла, заметив глаза Пон-сумы в зеркале заднего вида.

Кен медленно моргнул, и сила пропала с его лица, словно он сдался тревоге. Он был ослабшим, открытым.

— Не так все должно быть. Я знал, что ты сильная, — прошептал он. — Твоя способность забирать силу у бодрствующего была для меня неожиданностью. Так сильно, так быстро. Но ты в порядке. Ты вернулась.

Его палец робко замер у моего запястья. Просил позволения на прикосновения. Его способность касаться меня без фрагментов была частью нашей растущей близости. Я кивнула, разрешая ему. Вряд ли что-то передастся. Я была выжжена.

Я навредила ему, забрав фрагмент с лесом, чтобы вырваться из хватки Жемчужины. Поэтому он не хотел, чтобы я трогала его в той пещере? Я убрала влажные волосы с его лба, и он ответил лаской, губы задели мою ладонь. Теперь он не боялся.

— Тебе нужно многое объяснить, — строго сказала я, но боль в ответ поднималась во мне. Вне пещеры драконши Кен источал приятное тепло. Даже раненый и беспомощный, он пронзал меня взглядом потемневших глаз.

— Не позволяй Мурасэ-сану или Совету заставлять тебя сегодня.

— Я боюсь того, что ты можешь заставить меня сделать, — прошептала я.

Кен нахмурился сильнее.

— Да, есть такое.

Это сломало чары его взгляда. Я легонько стукнула его. Мы подъезжали к музею. Неровная дорога заставила Кена закрыть глаза и шумно дышать от боли.

Мидори открыла входную дверь. Пон-сума и Мурасэ вытащили Кена из машины, оставив холод и пустоту у моего тела. Я пошла за ними к кухне с татами. Мидори заставила их опустить Кена на низкий столик, где она уже разложила ошеломительное количество бинтов, баночек, тюбиков и шприцов.

— Вы писали про сломанные ноги? — сказала Мидори.

— Черная Жемчужина, — сказал Пон-сума.

Мурасэ помрачнел.

— Он не должен был так пострадать.

— Холод Юкико-сама в пещере Черной Жемчужины забирает энергию, — сказала Мидори поучающим тоном. И добавила мягче и тревожнее. — Ты потерял много крови, юноша.

Кен снова закрыл глаза, кожа была бледной и потной. Мидори повернулась к Мурасэ.

— Где Бен?

— Она прибудет с Сиваш Тийе.

«Стоит спросить у Кваскви, что значит Сиваш Тийе. Позже».

Пон-сума взял Кена за руку и показал Мидори.

— Посиневшие кончики пальцев.

— Опасность гиповолемического шока.

— Что с ним такое? — мой вопрос прозвучал высоко, истерично. Я не могла справиться с внутренним давлением съеденных снов. Мне нужно было кого-то или что-то побить.

— Мидори-сан и Пон-сума-сан — обучены. Кен будет в порядке.

— У тебя не первая положительная? — спросила Мидори.

Я без слов покачала головой. Кену нужно в больницу! Почему они просто стояли и смотрели на него? Он умирал! И они были беспомощной кучкой манипуляторов, которым нельзя было доверять. Им было плевать, что Кен угасал на их глазах!

— Кои, — вдруг прозвучал за мной голос. Я испуганно обернулась, все мои тревоги и страх, беспокойная энергия из сна Черной Жемчужины поднялись во мне с черным ревом эмоций, мой кулак полетел по воздуху. Он попал по лицу Бен.

Бен отлетела на татами.

— Твою мать!

— Язык, — сказала Мидори.

— Она ударила меня! По тому же глазу, то и Кен.

Мои костяшки болели. Я пыталась сменить злость на лице виноватым видом. Мидори подошла, чтобы помочь Бен встать, и сжала ее за локоть.

— Кену нужно переливание. Помой ладони и руки с антибактериальным мылом.

— Серебряная игла? — сказал Пон-сума. Мидори резко кивнула, и они вдвоем принялись открывать бутылочки, бинт и прочие орудия пыток.

Кваскви подошел от двери, подняв в воздух руки.

— Не атакуй. Тут невинный зритель.

Я пронзила его убивающим взглядом Марлин.

— Кои. Ты реагируешь от съеденного сна Черной Жемчужины. Сделай что-то с энергией, выпусти ее прогулкой, — тихий голос Кена притянул меня к нему. Я потянулась к его ладони, свисающей с края стола, где ее оставил Пон-сума.

Кен открыл глаза.

— Иди с Кваскви. Я буду в порядке. Бен и Мидори не позволят ничему случиться со мной.

«Он не включил в это Мурасэ», — я убрала руки за спину.

— Я справлюсь.

— Если уходишь, иди, — сказала Мидори. Она была в перчатках, держала шприц с прозрачной жидкостью. Пон-сума вонзил большую иглу в вену Бен и отодвинул меня в сторону костлявым бедром.

— Теперь мне можно уходить?

Пон-сума раздраженно посмотрел на меня.

— Мы могли бы сходить в пекарню за хлебом с карри или шоколадными круассанами, — сказал Кваскви. — У них может быть мокко.

Я сглотнула слюну. Нет. Я не могла убежать от этого бардака. Даже ради кофе. Я покачала головой.

Мурасэ указал на другой стол.

— Хотя бы присядь. Нам стоит обсудить произошедшее.

«Еще чего, Шерлок».

Кваскви сел возле меня на татами, Мурасэ достал маленький традиционный кюсю с длинной ручкой и чайные листья. Он налил воды на листья из электрического чайника, расставил чашки из хорошего зеленого фарфора. На той, что была возле меня, была паутина трещин, склеенная блестящим золотистым веществом.

— Мы не враги, — сказал Мурасэ.

Кваскви издал смешок.

— Вы похитили меня и сунули в ледяную пещеру с огромным драконом.

— Ей не нравится то, как вы видите дружбу, — сказал Кваскви.

Я стукнула его по плечу, его цепочки загремели.

— Ты тоже меня похищал и повел к Буревестнику, чтобы тот меня подчинил, при первой встрече.

— Верно, — Кваскви не стеснялся. Он повернулся к Мурасэ. — У вас еще есть надежда.

Я ударила его еще раз.

— Мой старший помешал в неудобный момент.

— Ваш старший? — повторила я.

— Как интересно, — добавил Кваскви.

Мурасэ напрягся и слабо кивнул. Мурасэ был отцом Бен и Кена? Он был чистокровным кицунэ. Я посмотрела на Пон-суму и Мидори, заканчивающим перевязывать левую ногу Кена, пока Бен тихо сидела на стуле, соединенная трубкой с локтем брата. На лице Кена появилось облегчение. В том шприце, видимо, было сильное обезболивающее.

Папа медленно прошел в комнату, левая сторона его лица была мятой ото сна, но глаза были ясными.

— Папа, — я придвинула к месту возле себя подушки. — Ты проснулся, — и был в порядке. Он кивнул, окинул меня взглядом.

Мурасэ предложил папе чай в чашке с золотой паутиной точными движениями церемонии. Папа взял ее обеими руками и склонился, вдыхая ароматный пар.

— Эта чашка треснула и была починена, отличается от своих собратьев. У нее уникальная история. Теперь она еще красивее, потому что была сломана.

Папа снова был не в себе? Но он только что казался собой. Уставшим, но он управлял телом с военной выдержкой, как было до Альцгеймера или, что точнее, тумана из-за отказа пожирать сны.

— Была бы у нас история такой видимой, — сказал Мурасэ.

— Вы уже знаете, что я разбит, но не думайте, что это сделало меня слабым. Если еще раз отведете ее к Черной Жемчужине, сделаете меня своим врагом.

Что-то потеплело во мне от силы в голосе папы. Он почти был решительным суши-поваром, отдающим приказы, как поступить дальше. Мурасэ напрягся, его лицо было мрачным, как у папы.

— Мы организованы куда сильнее, чем вы помните, Хераи-сан.

В спокойном тоне скрывалась угроза, и волоски на моих руках встали дыбом.

— Ваша семья достаточно навредила, — сказал папа. — Не втягивайте Кои в свои игры.

— Вы привезли Черную Жемчужину сюда, — сказал Мурасэ. — Вы дали Совету доступ к ее снам. Ваша семья создала эти игры.

— Уже нет, — мрачно сказал папа. — Я вернулся ради дочери, а не чтобы продолжать бред, который они зовут выживанием.

«Забавно, я думала, что мы прибыли сюда лечить его», — что он имел в виду насчет меня? Проблемы были не у меня. Хотя несколько проблем было. Но это было нормой в моем понимании, и я могла привести жизнь в порядок, если бы не его тайна с баку.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: