В Кепл-Бридж действовало тридцатимильное ограничение скорости. Из уважения к местному полицейскому и к моему огромному облегчению, Синклер сбавил скорость. «Лотус» медленно тащился по улицам города, но едва мы миновали последний дом, как кузен снова решил отвести душу. На открытом, убегающем в необозримую даль шоссе машин не просматривалось, и наш «лотус» рванул с места в карьер, словно застоявшийся конь.
Наконец мы проскочили поворот и выскочили на узкую боковую дорогу, которая, круто петляя, вела к вершине Бенгерна. За окном с калейдоскопической быстротой мелькали поля, фермы и огороженные луга. Потом все чаще стали попадаться заболоченные участки с бурой травой и зарослями вереска, где паслись стада черных овец, равнодушно поворачивающих головы в нашу сторону. Холодный воздух, врывавшийся в открытое окно, приносил с собой запах торфа. До окутанной туманом горной вершины оставалось совсем немного, когда Синклер вдруг вырулил на придорожную площадку и заглушил мотор.
Перед нами расстилалась мирно дремавшая равнина. Над ней низко нависало бледно-бирюзовое небо, скорее зеленое, чем голубое, купавшееся в розовом свете заходящего солнца. Далеко под нами лежало элвинское озеро, неподвижное и яркое, как драгоценный камень, а справа от него серебристой лентой извивался Кепл. Везде царила первозданная тишина, нарушаемая лишь криками кроншнепов да порывами ветра, бившими по корпусу машины.
Синклер отстегнул свой ремень и, видя, что я не следую его примеру, нагнулся ко мне. Я повернулась к нему, и он, не говоря ни слова, взял мое лицо в руки и поцеловал. Я мягко оттолкнула его и напомнила:
– Ты о чем-то хотел поговорить?
Кузен улыбнулся и, ничуть не смущаясь, немного приподнялся. Зачем он полез в карман?
– Я приготовил подарок. – Синклер вытащил футляр и раскрыл его. Мне показалось, что я вижу кусочек неба, расцвеченный сверкающими звездами.
На миг у меня закружилась голова, я словно стала куда-то проваливаться. Сделав над собой усилие, я с трудом произнесла:
– Но, Синклер, оно предназначается не мне!
– Конечно тебе. Смотри! – С этими словами кузен вынул кольцо, небрежно бросив футляр на приборную доску, и, прежде чем я смогла остановить его, взял мою левую руку и уверенно надел кольцо на безымянный палец. Я попыталась было снять его, но Синклер сжал мои пальцы, так что камни больно врезались в кожу.
– Оно не может быть моим...
– Оно твое, и только твое.
– Синклер, нам надо поговорить.
– Поэтому я привез тебя сюда.
– Нет, я не об этом. О Тессе Фарадей.
Если я рассчитывала, что шокирую его, то ошибалась.
– Что тебе известно о Тессе Фарадей? – В его словах я услышала скорее снисхождение, чем огорчение.
– Мне известно, что у нее будет ребенок. Твой ребенок.
– И как ты это узнала?
– Когда раздался тот ночной звонок, я решила снять трубку, но ты опередил меня. Я услышала по параллельному аппарату... как она... сказала тебе...
– Так это была ты? – с облегчением выдохнул он, видимо разрешив для себя какую-то дилемму. – Я подумал, что это помехи на линии. Очень тактично с твоей стороны, что ты не стала слушать дальше.
– И как ты собираешься поступить?
– Как? Да никак.
– Но у этой Девушки будет ребенок!
– Дорогая Дженни, мы не знаем, чей это ребенок.
– Но он может быть твоим.
– О да, может. Но это еще ничего не значит. Я не собираюсь расплачиваться за чужие ошибки.
Я вспомнила Тессу Фарадей, веселую симпатичную девушку, доверчиво прижимающуюся к Синклеру. Удачливая спортсменка, покорившая весь горнолыжный мир. Молодая особа, которую восторженно приняла моя бабушка. «Прелестная девушка» – так бабушка отозвалась о Тессе, а она редко ошибается в людях. Это никак не вязалось с тем образом, который Синклер пытался мне навязать.
– Ты говорил с ней? – осторожно спросила я.
– Как не говорить, говорил, конечно.
– И что она ответила?
– Она ответила, – пожал он плечами, – что если я так считаю, то она примет меры.
– Неужели ты так все и оставил?
– Да. Мы так все и оставили. Не будь наивной, Джейн. У нее довольно богатый сексуальный опыт. Она разумная девушка. – Все это время Синклер не отпускал мою ладонь, но вот его хватка ослабла, я принялась сжимать и разжимать затекшие пальцы, а он поглаживал указательным пальцем кольцо, словно желая поплотнее насадить его. – Как бы там ни было, я сообщил ей, что женюсь на тебе.
– Что ты сказал?
– Дорогая, сообщил Тессе, что женюсь на тебе.
– Ты не имел права так поступать... ты даже не спросил меня!
– Конечно, я спросил тебя. О чем, по-твоему, мы говорили на днях? Что, по-твоему, я делал?
– Прикидывался.
– Нет... я не шутил. Ты сама это прекрасно знаешь.
– Ты не любишь меня.
– Нет, я люблю тебя, – заверил он, стараясь придавать голосу убежденность. – Находиться возле тебя, после того как ты вернулась в «Элви», – это самое лучшее чувство, которое я когда-либо испытывал. Ты такая непосредственная, Дженни. Иногда ты наивна, как ребенок, но временами изрекаешь удивительно мудрые вещи. Когда ты рядом, у меня душа поет. И ты очень симпатичная. Еще ты понимаешь меня лучше, чем я сам. Разве все это не важнее любви?
– Но если ты женишься, то это на всю жизнь.
– Что из того?
– Ты, должно быть, любил Тессу Фарадей, а теперь не хочешь иметь с ней ничего общего...
– Дженни, ты не права.
– Почему это? Объясни, в чем я не права?
– Тесса хорошенькая, веселая, с ней всегда легко. Мне было приятно в ее обществе... но на всю жизнь... нет.
– Зато ребенок останется с ней всю жизнь.
– Я уже сказал тебе, что, скорее всего, он не мой.
Было очевидно, что Синклер считал себя неуязвимым. Я решила действовать по-другому:
– Допустим, Синклер, просто допустим, что я не захочу выйти за тебя. Как я недавно говорила, мы же двоюродные брат с сестрой!
– Прецеденты имеются... – упрямо возразил он.
– Мы слишком близкие родственники... Я боюсь рисковать.
– Я люблю тебя! – крикнул Синклер.
Мне еще никто никогда не признавался в любви. Раз сто в самых тайных мечтах я представляла, как это произойдет, но на подобное не рассчитывала.
– Но... но я тебя не люблю.
– Звучит не очень убедительно, – улыбнулся он.
– Тем не менее это так. Можешь не сомневаться.
– Неужели ты не поможешь мне?
– О, Синклер, помощь нужна не тебе.
– Вот здесь ты ошибаешься. Мне она еще как нужна. Если ты не выйдешь за меня, мир рассыплется на тысячу кусочков.
Эти слова гораздо больше походили на выражение любви, но я уже не верила, что они идут от чистого сердца.
– Ты говоришь это в буквальном смысле, так?
– Какая ты проницательная, Джейн. Да, я говорю буквально.
– Почему?
Внезапно Синклер смешался, отпустил мою руку, словно ему наскучило держать ее, и принялся искать сигарету. Наконец он нашарил пачку в кармане пальто и, прикурив, коротко бросил:
– Потому.
Устав ждать разъяснений, я повторила вопрос:
– Почему «потому»?
Синклер глубоко вздохнул:
– Потому что я по уши в долгах. Потому что я обязан найти деньги и рассчитаться с кредиторами или погасить долг ценными бумагами, которых у меня нет. Если эта история всплывет наружу, а она всплывет как пить дать, то шеф вызовет меня на ковер и печально сообщит, что в моих услугах больше не нуждаются. Вот и все.
– Ты даешь понять, что окажешься без работы?
– Ты не только проницательная, но и сообразительная.
– Но... откуда у тебя долги?
– Сама-то как думаешь? Ипподром... карточные игры...
Его слова звучали довольно невинно, но я решила докопаться до истины:
– И сколько ты просадил?
Он назвал цифру, от которой у меня волосы встали дыбом.
– Да ты сошел с ума! Проиграть в карты...
– О, Джейн, умоляю тебя. За один вечер столько проиграть в лондонских казино невозможно. На это ушло почти три года.