А что такое брак? — задала себе вопрос Изабелл впервые за двадцать пять лет.
Она смотрела на принца и явственно ощущала, в каких уголках ее души расцветало влечение к этому мужчине. Может ли это влечение обратиться в страсть? И как эта страсть может заполнить все существо желанием? Где та любовь, о которой всегда грезилось Изабелл? И должна ли любовь предопределять брак? Девушка всего этого не знала.
Появился Дауд.
— Доброе утро, мисс Уинтерс! — сказал Дауд. — Надеюсь, вам удалось отдохнуть.
— Доброе утро, Дауд! — поприветствовала его Изабелл. — Благодарю, я отлично выспалась.
— Вынужден вас побеспокоить, но у меня срочная информация для Его Высочества. Если вы позволите... Принц, все произошло, как вы и предполагали, по наихудшему сценарию... — с мрачным видом произнес Дауд.
— Где и когда? — холодно поинтересовался принц.
— В Шакаре, менее четверти часа назад.
— Простите меня, Белль. Наш разговор слишком важен для меня, чтобы его прерывать, так и не придя к решению. Но серьезность сложившихся обстоятельств требует принять меры. Я вынужден вас покинуть, — принц встал из-за стола и с выражением глубочайшего сожаления на лице поклонился гостье. — Я вернусь, и мы продолжим нашу дискуссию. Не будете ли вы настолько любезны не удаляться из дворца до моего возвращения?
Изабелл не смогла отмолчаться на сей раз. Согласие продолжить их разговор означало целесообразность самого разговора, его обоснованность. Да и обходительность принца не позволяла ей возражать.
— Я вас дождусь...
— Благодарю. Просите моих людей обо всем, чего только пожелаете. Они позаботятся о вас.
Их шаги утонули в эхе колоннады дворца. Изабелл осталась наедине с грандиозным изображением павлина и под бдительным присмотром невидимых слуг, взор которых она повсеместно ощущала на себе. Но Белл это не беспокоило. От слуг принца веяло предупредительностью и чуткостью. Она боялась совсем другого...
Вечер Изабелл прошел беспокойно. Она исходила все садики и розарии дворца. Ее смятение не уменьшило ни благоухание роскошных соцветий, ни журчание водных струй, ни потрясающая архитектура дворца. Ничто не растворяло тревоги непонимания.
Она помнила его взгляд. Он был однозначно требовательный. Но почему же принц так ничего и не потребовал от нее?
Изабелл посетила королевскую приемную и зал аудиенций. Ее наполнило особое, неизведанное чувство. Оказавшись в этих священных для каждого жителя Карума уголках дворца, Изабелл ощутила, как ее охватил невероятный трепет, некое благоговейное чувство, не испытываемое ранее.
Дело было то ли в масштабах окружающего ее великолепия, то ли в духе многовекового страха и почтения, который пронизывал все вокруг, но Изабелл поняла главное: без этих двух эфемерных на первый взгляд составляющих невозможно было бы само царствование. Именно окружающее ее волшебство наполняло смыслом саму идею наследования не только власти над соплеменниками, но, пожалуй, и это было главное, преемственности абсолютного, непререкаемого величия крови. И Павлиний глаз был одним из таких атрибутов царствования...
Изабелл посетила арсенал, стены которого были плотно увешаны старинным холодным и огнестрельным оружием, рукоятки и чехлы которого пестрили самоцветами, драгоценными камнями, эмалями, чеканными узорами из драгоценных металлов.
Изабелл беспрепятственно гуляла по всему дворцу. Удивляясь, восхищаясь, наслаждаясь увиденным, девушка всматривалась, вникала, вдумывалась в узнанное, старалась прочувствовать эту новизну, красоту, восторг, и это ей удавалось.
Но больше прочего она осознавала явственную чуждость всего вокруг. Белл не находила себя в роскошном изобилии, она не видела свою роль в этой части человеческой истории, хоть та и казалась ей захватывающей, но и таинственной тоже. Она терялась...
Изабелл Уинтерс была простой австралийской девушкой, но никак не восточной принцессой, и ее рациональной мозг дальше девичьих детских игр эту фантазию не пускал. Она всегда адекватно оценивала свои достоинства и недостатки, спокойно сознавала свою заурядность. И с детства себя готовила к тому, что хороший человек обязан честно трудиться и что в ее силах освоить именно ту профессию, которая сделает ее короткое пребывание на этой земле менее тягостным, чем у бедолаг, что не вняли своему призванию.
Ее работа служила ей отрадой, ее друзья — отдушиной, ее семья — неугасаемым маяком, а любовь, которой суждено было когда-нибудь случиться, — заоблачным счастьем... А встреча с принцем была из чужой сказки. Благоразумие Изабелл отторгало подобное развитие событий.
Гостья Его Высочества как могла коротала время. Девушка позвонила домой и целый час разговаривала с мамой. Она вкратце описала пережитое приключение, сдабривая свой рассказ шутливыми замечаниями. Изабелл делала все, чтобы уверить маму в нелепости и, следовательно, несерьезности всего произошедшего.
Но мама, конечно, взволновалась не на шутку. Белл пришлось потратить немало времени, чтобы разуверить распереживавшуюся мамочку в необходимости немедленно лететь в Карум. Изабелл поговорила со своей сестрой, которая должна была вот-вот родить. Роза готовилась стать матерью-одиночкой, и Белл была рада услышать ее непринужденную воркотню, потому что прежде сестра находилась в горестном предвкушении тяжелой доли.
Положив трубку, Изабелл пообещала себе, что после рождения племянника обязательно выкроит время для посещения родных.
В одной из комнат Белл соблазнилась включить огромный плазменный телевизор. Она нашла интернациональный кабельный канал, по которому передавали региональные новости с английскими субтитрами. Прямой репортаж вели из Шакара, куда Рафик выехал несколько часов назад.
Посреди широкой городской улицы зияла воронка взрыва, окрестности которой были испещрены кусками, осколками, обрывками, ошметками... На экране появились двое. Один — пожилой человек в национальном тюрбане, и другой рядом с ним, в национальной одежде, — помоложе.
Операторы увеличили лица. Изабелл узнала в последнем наследного принца Карума. Они стояли перед огромной толпой собравшихся, которые на множество голосов скандировали имя принца. Телекамера пробежала по возбужденным лицам. Принц обещал этим людям сделать все, чтобы обеспечить их безопасность. Он взывал к ним голосом власти и силы. Люди слушали его, они верили своему будущему властителю или хотели верить...
Около одиннадцати Изабелл почувствовала волнение. Она услышала его приближение, его долгожданное возвращение. Долгожданное?.. Белл задумалась, и тут дверь распахнулась.
Он был таким, каким она видела его на экране телевизора, но голова была без убора. Лицо принца сохраняло выражение решительности.
— Рафик! — невольно кинулась она к нему.
— Белль. Уже поздно. Почему вы не спите? Что стряслось?
— Со мной? Ничего. Но как вы? Никто не мог мне сказать, когда вы вернетесь. Я так беспокоилась. Вас не ранили? — всплеснула Изабелл руками, когда увидела пятна крови на его одеждах.
— Нет, я не ранен. Но я был в больнице.
— Неужели много раненых?
— Вы знаете о взрыве?
— Из телевизионных новостей.
Он обнял Изабелл, и она сказала:
— Вы выглядите усталым.
Принц сел на софу.
— Расскажите мне, — попросила Белл.
— Это не для ваших ушей.
— Оттого что я женщина? — вскипела девушка.
— Вы выбрали не лучшее время для обид, — укорил ее принц усталым голосом.
— Не бойтесь, мои уши многое могут снести. Или вы не желаете говорить со мной, Ваше Высочество?
— Кто-то взорвал бомбу в центре Шакара. К счастью, никто не погиб, но несколько человек серьезно пострадали.
— Это был смертник?
— Нет. Это был трус, который, по всей видимости, использовал дистанционный взрыватель.
— Ради чего?
— Они провозглашают себя борцами за возрождение традиционных ценностей, а по сути являются преступниками, борющимися за власть. На прошлой неделе нашей службе безопасности удалось предотвратить взрыв на рыночной площади.