— Растворяют? — вспомнила я определение, примененное самим Ильей после происшествия в ванной.

Ольга кивнула.

Сергей толкнул меня в плечо.

— Просвещаться будешь потом. Бери Танюху и бегите к воротам, там за поворотом метрах в тридцати в кустах мопед, разберетесь, садитесь и чешите, а я за Ильей.

С этими словами Перов проскользнул во входную дверь, Ольга последовала за ним.

— Танюш, слышала? Беги.

Я нырнула за Ольгой.

— Я тебя не брошу, — раздался Танькин шепот за спиной. — Кто такой Илья?

Перов обернулся и окинул нас свирепым взглядом. Я плотно сжала губы и побежала следом. Мы спустились по лестнице. Ольга указала на уже знакомую мне правую крайнюю дверь. Мы нырнули туда. Это было узкое длинное помещение, предназначение которого я не смогла определить. Ольга кивнула на низенький проходик почти в самом конце помещения.

— Души сейчас слишком заняты Ильей, чтобы обращать внимания на окружающих. Он легенда. Маш, когда ты назвала их масонами, ты почти угадала. У них есть совершенно глупые ритуалы. Один из них, передавать якорь вновь приобретенной души из рук в руки по кругу, через весь зал.

— И? — не поняла я.

Перов задергал на меня рукой.

— Сергей запомнил? Возьмешь кольцо во время передачи. Это правая сторона. Они уже начали. Ведут всегда слева направо. Давай следом за мной.

Женщина проникла в зал сквозь стену. Перов осторожно приоткрыл дверь и исчез за ней. Танька дернула меня за рукав и вопрошающе уставилась. Я ничего не ответила. Да и что мне было говорить?

Тянулись долгие минуты, я, приложив ухо к двери, пыталась услышать хоть что-то, но тщетно, лишь гробовая тишина и шорох. Затем раздался вскрик. Наверное, пора. Я распахнула дверку и высунулась в зал. Помещение гудело как растревоженный улей. Люди громко переговаривались, переходили с места на место, бледный Антон стоял на своем возвышении и смотрел наверх, а там под потолком летал слегка ошарашенный Сергей, на его пальце поблескивало знакомое украшение. Я улыбнулась. У него получилось. Чуть ниже под Перовым парил Илья и лицо его исказила… Нет. Не ярость. Ярость — слишком мягкое определение. Названия тому, что я увидела, подобрать не получилось. Антон пришел в себя.

— Медведь! — крикнул он. — Ольга!

Медведь среагировал тут же. Он встал перед хозяином, потом размытым пятном пролетел сквозь Илью, но последний лишь слегка пошатнулся.

Люди расступились от центра и прижались к стенам. Более всего меня поразило, что никто из них не стремиться уйти, убежать. Они, с каким то жадным интересом, вытягивали шеи. Многочисленные души закружились под потолком, но в бой не вмешивались. Я протиснулась вперед, за мной Танька.

— Ольга!

Женщина выплыла к Илье, улыбнулась ему, помахала нам с сестренкой, и от этого ее жеста мне стало не по себе.

— Ольга? — бровь Антона надменно поползла вверх. — Ты сама захотела. — Он мягко прикоснулся с своему запястью и женщина начала пропадать, рассеиваться, распадаясь на блестящую пыль, подобно снегопаду в солнечный день.

Меня затошнило. Так вот как умирают души? Умирают повторно.

Илья меж тем отшвырнул в сторону Медведя и перевел холодные черные глаза на Антона. Всемогущий глава ОСО схватился за горло, его лицо покраснело. Поняв, что именно делает хранитель, я зажмурила глаза, заткнула уши руками, досчитала до двадцати и осторожно взглянула. Антон валялся в стороне от своего помоста. Я открыла уши. Таня не сводила перепуганного взгляда с медленно спускающегося на землю Сергея. По толпе шел волнами пораженный шорох. Я сорвалась с места и кинулась к Илье.

Он обнял меня, прижал к себе и зашептал в ухо что-то неразборчивое, а я всхлипывала. Да, я плакса, ну и ладно! В конце концов, я просто человек, а не всемогущая душа знахаря.

— Берегись! — услышала я крик Сергея. Илья рывком оторвался от меня, однако было слишком поздно. Перов лежал на полу, прижимая к себе обожженную руку, над ним склонилась сестренка, Медведь же стоял посреди залы с кольцом, оно лежало на его ладони в самом центре белого пламени и медленно капля за каплей стекало на ковер, прожигая в нем дыры. Я с ужасом обернулась к своему хранителю. Его глаза излучали ледяную решимость. Он развел руки в стороны, взглянул на Медведя исподлобья и сделал один единственный шаг навстречу, точно так же он испугал молодого ученика Носика, только сейчас Медведь не испугался, он просто рассыпался в воздухе тысячами пылинок.

— Он растворил его без якоря! — неслось по залу, но мне не было никакого дела до этих слов. Илья застонал, скорчился, словно от нестерпимой боли, и упал на пол. Я рухнула рядом с ним на колени.

— Нет. Нет. Нет… — это единственное, что я могла повторять сейчас. Он взял мою ладонь и прижал к губам. Я все еще ощущала его кожу, сейчас она была неестественно ледяной. Он умирал иначе, не так как Медведь или Ольга. Губы его посинели, глаза потускнели, вокруг носа появились разводы, на ковре под Ильей стало расходиться огромное водяное пятно. Запахло тиной.

Мои слезы капали на вымокшие черные волосы.

— Я люблю тебя, — шептала я. — Люблю, люблю, люблю… — Мне казалось, эти слова сродни заклятию вернут мне его. — Не уходи!

Я обняла его шею, промокая от одежды. Илья больше не дышал и не шевелился. Мой любимый хранитель не растворился, он просто умер так, как умер когда-то давно. Я услышала странный приглушенный писк и поняла, что сама и есть источник этого противного звука. Я зажмурилась, где-то в груди зародился до странного горячий клубок, сотканный из любви, отчаяния, боли и желания быть рядом с ним. Клубок рос и разрастался, становясь все горячее и горячее, пока не распространился по всему телу ярким пламенем. Огонь подступил к подушечкам пальцев на руках и постепенно потух, будто выйдя из меня наружу, покинув так же, как только что безгранично любимый призрак.

А потом Илья вздохнул.

Один раз, второй, третий…

Я замолкла, отодвинулась и уставилась на него во все глаза.

…четвертый, пятый…

Его кожа приобрела нормальный цвет. Он осторожно пошевелился, перевернулся на бок, приподнялся на руках, из его горла вытекло нестерпимое количество воды. Пошатываясь, он встал на четвереньки.

Я спохватилась и, взяв его за талию, помогла подняться на ноги. Он с трудом улыбнулся мне и вытер с щек слезы.

— Я тоже люблю тебя, милая.

— Дурак! — в сердцах брякнула я.

Он хмыкнул и тут же сморщился от боли.

— Я забыл, как паршиво быть человеком.

— Чертовски паршиво, — подтвердила я.

Он ласково изучал мое лицо, потом перевел взгляд куда-то за мою спину и нахмурился. Я тоже обернулась. Неподалеку почти в той же позе что и мы стояли Сергей и Таня. Души парили где-то под потолком. Люди, что только недавно радовались Илье как новому приобретению, рассеялись по залу и не сводили с нас глаз. Мой оживший хранитель обвел их угрюмым взглядом, и каждый из них, попадая под этот взгляд, прикладывал руку к сердцу и склонял голову, давая понять кого отныне они избирают новым хозяином.

Моему единственному герою

…капитану, волкодлаку, хранителю…

Как бы я тебя не называла.