Кстати, когда я говорю о государственном заказе, я вовсе не утверждаю, что гражданина Погорельцева вызвали повесткой в компетентные органы и потребовали: «Напиши-ка ты нам, парень, вот такую штуку!» Сомневаюсь, хотя, отбрасывать подобное развитие событий было бы наивно. Но, думаю, все произошло самым что ни на есть естественным образом. Погорельцев написал свою повесть по велению сердца, цензор добросовестно прочитал его труд и сообщил о сочинении вышестоящим органам, а уж на самом верху решили, что публикация этого фантастического сочинения будет весьма полезной. По причинам указанным выше. И случилось чудо! Автор и заинтересованные люди нашли друг друга к общему удовольствию.

В истории фантастики подобные случаи не редки. О каждом из них можно сказать, что авторы уловили не тенденции, а потребности государственной политики. В этом нет ничего стыдного или уничижительного. Таланта и профессионального умения для такой работы требуется ничуть не меньше, чем для обычного фантазирования.

А читать интересно.

Скромный технический работник секретариата ЦК Никифор Надеждин совершенно неожиданно, так получилось, увлекся чтением художественной литературы. Ему надоело скучать во время долгих ночных дежурств, а других развлечений кроме чтения он не нашел. Занятие оказалось неимоверно увлекательным. Скорее всего, дело было в том, что у Надеждина было чрезмерно развито (или, напротив, недоразвито, это вопрос спорный) воображение — любую информацию, напечатанную в книге, Надеждин считал абсолютной истиной. Он был не в состоянии отделить реальность от выдумки писателя.

Пока в руки Надеждина попадали безобидные сочинения — «Каштанка» или «Муму» — он был тих и спокоен, более того, приятен в общении. Очень часто во время обеденных перерывов вокруг Надеждина собирались его товарищи по работе в секретариате и внимательно выслушивали его подробные отчеты о прочитанных книжках. Делал он это с неподражаемым мастерством и артистизмом, потому что всегда принимал прочитанный текст близко к сердцу.

«И тогда злая барыня грозно посмотрела на несчастного мужика и обругала его последними словами. Герасим немедленно расплакался, он не мог достойно ответить своей угнетательнице, поскольку был нем от рождения. А партячейки тогда еще не было».

Не удивительно, что послушать Надеждина собиралось все больше и больше людей, время от времени заглядывали на огонек и видные деятели коммунистического движения. В частности, Радек и Буденный. Конечно, руководство было осведомлено о самодеятельном литературном клубе и не находило ничего предосудительного в его существовании. Поговаривали, что Сталин однажды так прокомментировал сложившееся положение: «В каждой деревне, в каждом селе должен быть свой деревенский дурачок. А теперь будет колхозный».

А потом Надеждин прочитал книгу «Дон Кихот» писателя Мигеля Сервантеса. И этого оказалось достаточно, чтобы история Союза ССР круто изменилась.

Слишком многие, например Буденный, приняли пересказ Надеждина близко к сердцу. Семен Михалыч был человек увлекающийся и общительный. Вскоре все члены Политбюро были вовлечены в бесконечные разговоры о подвигах дон Кихота и его человеческих качествах. В этом не было ничего предосудительного, еще не закончились обсуждения предложения Сталина о необходимости создания в Союзе ССР Ордена меченосцев. А где меченосцы, там и рыцари. Не удалось установить, кто первый посчитал, что представления о рыцарстве, чести, бескорыстии, верности делу служения людям, а также бесстрашие в достижении поставленной светлой цели не запрещены и членам Политбюро. Но это и неважно. Важно, что в Кремле появилось тайное общество любителей дона Кихота (ОЛДК). Каждый вновь вступающий в него человек произносил клятву на верность общему делу. «Мы боремся с ветряными мельницами, потому что для свободного человека нет ничего страшнее, чем оказаться под властью проклятого черного чародея»!

Сила психологического воздействия идей любителей дон Кихота оказалась столь велика, что в короткое время членами тайного общества стали: Киров, Молотов, Артамонов, Бокий, Горький, Бухарин, Зиновьев, Каменев, Куйбышев, Тухачевский, Шапошников и многие-многие другие. Конечно, не все обращенные приняли душой идеи истинного рыцарства, были и такие, кто вступил в ряды последователей дон Кихота из корыстных соображений, безошибочно почуяв, что власть в стране неумолимо переходит в руки новой фанатичной группы. Отныне везде, в Политбюро, в ОГПУ, в министерствах, в генеральном штабе можно было встретить потрепанные томики Сервантеса.

Первым политическим успехом ОЛДК стало спасение Кирова. Тщательно спланированная операция по его устранению провалилась, взаимовыручка членов тайного общества оказалась непреодолимым барьером для террористов. Стало очевидно, что секретов от руководства ОЛДК (а кто конкретно были эти люди — не знал никто) больше не существует. Если после этого происшествия у последователей дон Кихота и остались недоброжелатели, то отныне они вели себя осмотрительно и покорно. Власть в стране безропотно перешла в руки не установленных лиц. На торжественных заседаниях их называли Доном и Санчо. На торжественных заседаниях их называли Доном и Санчо. Вступление на любую государственную должность отныне обязательно сопровождалось клятвой верности идеалам Дон-Кихота.

Наступили новые времена. Чиновники — удивительные существа. Как только оказалось, что их благополучие и перспективы продвижения по служебной лестнице связаны с соблюдением несложных и необременительных рыцарских обрядов, они немедленно стали самыми примерными и фанатичными рыцарями. И в самом деле, если выгодно демонстрировать честность, благородство и бескорыстие, то почему бы не смириться с таким, пусть и странным, но не слишком обременительным образом жизни. Тем более, что любое нарушение новых неписаных правил наказывалось неотвратимо и жестоко.

Вскоре ОЛДХ стало международной организацией. Во многом этому способствовали события в Испании. Опытнейшие политики предсказывали неизбежную гражданскую войну в этой стране. Но наблюдатели, направленные Союзом ССР для контроля за обстановкой, завезли с собой в Испанию томики «Дон Кихота». Через месяц вместо транспортов с оружием в порты Барселоны и Малаги отправились торговые судна с миллионами экземпляров книги М. Сервантеса на испанском языке. Лавинообразный рост числа почитателей дон Кихота по обе стороны баррикад, сделал бессмысленными любые разговоры о войне. Гражданская война между единомышленниками — вещь абсолютно невозможная.

Из многих стран в Испанию прибыли добровольцы, пожелавшие лично понять, что же предотвратило, казалось бы, неизбежную войну. Они разъезжались по своим странам несколько обескураженными, но обязательно с томиком Сервантеса в руках. Наибольший урон из-за распространения идей дон Кихота понес нарождающийся в Германии нацизм. Число сторонников Гитлера упало до катастрофически низкого уровня. По требованию высшего командования вермахта, к тому времени сплошь состоявшего из членов ОЛДК, в стране провели демократические выборы. Новые власти старались придерживаться в своей политике принципов рыцарства, так, как они их понимали, то есть считали обязательными для себя качествами: честность, благородство и бескорыстие.

Освободившиеся от неожиданной разрядки международной ситуации деньги и мощности нашли самое неожиданное применение. Крупнейшие страны мира выразили горячее желание участвовать в организации постоянных поселений на Луне и реализации совсем уж фантастического проекта создания термоядерных электростанций.

Число скептиков оказалось на удивление мало. В самом деле, если дон Кихот в одиночку бесстрашно бросился сражаться с ветряной мельницей, почему бы его последователям не подыскать себе по-настоящему достойного противника, например, почему бы объединившемуся человечеству не вызвать на бой саму Вселенную?

Я перечитал повесть Погорельцева и сообразил, что представленный текст можно рассматривать как пример советской утопии. Или советской антиутопии. Отличать эти направления современной фантастики всегда было трудно. Для меня они давно слились в единый поток придуманных миров, жить в которых или затруднительно (советские утопии), или невозможно (советские антиутопии). Это очень занятные книги, и я обязательно напишу тебе отдельное письмо. У Погорельцева можно обнаружить элементы как утопии, так и антиутопии. Как их различить? Да очень просто. Представь себе, что ты попала в этот придуманный мир. Реши для себя, хотелось бы тебе там остаться? Если неохота — это утопия. Если боязно — советская утопия. Если страшно — советская антиутопия. А если тебе бы там сразу оторвали голову — антиутопия. Напиши, пожалуйста, как бы ты оценила повесть Погорельцева по этой шкале?