В школьном спектакле Клодия играла волхва; на ней была борода и длинный балахон с сандалиями, открывавшими пальцы. Когда она подошла, чтобы вручить Деве Марии свой подарок – мирру, – то указала на колыбельку младенца пальцем и сказала очень громко:

– Фигня!

Пятница была последним рабочим днем перед двухнедельными рождественскими каникулами. Хелен убедила себя, что Мэтью уже насытился местью, и теперь в любой момент можно ожидать, что он найдет повод заглянуть к ней в кабинет, чтобы договориться о встрече. Она собиралась подарить ему кейс вчера вечером, но теперь он стоял, завернутый в серебряную бумагу и обвязанный лентами, под ее столом. Она понимала, что сильно рискует, вручая ему подарок прямо на работе, но у нее не было выбора.

На ежегодном рождественском ленче секретарей она немного выпила, и ей стало грустно. На одну короткую секунду она подумала, не закрутить ли ей роман с Джейми, единственным помощником-мужчиной в компании, но ему едва исполнилось двадцать семь, и он даже не был хорош собой. В общем, Хелен решила, что игра не стоит свеч. Она исподволь расспрашивала всех о Мэтью, стараясь по возможности не привлекать к себе внимания, но умудрилась только узнать, что он купил Софи серьги от Тиффани на Рождество и что один раз, уезжая в командировку, он попросил Дженни купить ему трусы (Кельвин Кляйн, черные, размер 37 XXL). Кроме того, ему частенько звонит Лора – приглашает вместе пообедать. Иногда он соглашается. Новости только усугубили уныние Хелен.

Часа в четыре она все-таки набрала номер его рабочего телефона, но наткнулась на автоответчик, который сообщил, что «Мэтью Шеллкросс уехал на рождественские каникулы и будет на работе 4 января». Она позвонила ему на мобильный, но услышала, что «аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети».

В тот вечер Хелен отправилась в паб с Рейчел и Нилом. Она вынуждена была признать, что Нил на самом деле милый, с ним приятно общаться – и он явно без ума от Рейчел. Более того, когда Рейчел упоминала в разговоре названия ее любимых рок-групп или клубов, он не считал, что это повод для веселья, и не задавал издевательские вопросы типа: «Это что, новый бренд каши?» Когда Рейчел поведала, как когда-то давно танцевала брейк-данс в мини-юбке, он не сказал: «У меня была семья и ребенок, о которых я должен был заботиться, так что я пропустил все эти развлечения восьмидесятых». (Софи, между прочим, была второй женой Мэтью. Когда он с ней познакомился, у него уже был сын от первого брака с Ханной. Сейчас Лео уже тридцать девять – по возрасту, он годился в отцы своим сводным сестрам Сюзанне и Клодии. Впрочем, и сам Мэтью годится в отцы ей, Хелен. Думать о разнице в возрасте было неприятно; родной отец Хелен всего на пять лет старше Мэтью.)

Более того, Нил никуда не спешил – ведь у него не было жены. Весь вечер он находился в безраздельном владении Рейчел.

С горя Хелен здорово набралась. Вернувшись домой, она долго рыдала, а после той вылазки целых два дня не выходила из дому.

Последние несколько лет Хелен встречала Рождество одна в своей квартирке. Можно было, правда, съездить к родителям, но при одной мысли об этом ей делалось не по себе. Ей под сорок, а она по-прежнему одинока. Так что она всякий раз объясняла маме с папой, что уговорилась провести Рождество с бойфрендом – не с Мэтью, родители, наверное, отказались бы от нее, узнав, что она встречается с женатым мужчиной, – а с воображаемым бойфрендом, Карло. Хелен давным-давно придумала его. Глупость, конечно, зато вымышленный бойфренд Карло – удобный повод не ездить к родителям на Рождество. Мама, конечно, огорчалась, зато не жалела дочь за то, что та – старая дева. Однажды, придя в ужас при мысли о том, что придется провести еще одно жуткое Рождество наедине с телевизором и наггетсами из индейки, Хелен все-таки решила съездить к родителям. Она наврала, что Карло уехал навестить своих родителей в Испании. Хелен уже сама не помнила, почему вдруг решила сделать своего вымышленного приятеля испанцем. За годы вранья его образ делался все рельефнее. Он оказался не только иностранцем, но и богачом. Однажды Хелен даже намекнула, что у себя на родине он человек известный – правда, теперь она уже сама не помнила почему. Во время обеда мама удивлялась: почему Карло не позвонил, чтобы пожелать Хелен счастливого Рождества. Вечером Хелен вынуждена была набрать несуществующий номер на своем мобильнике, и, зная, что мама подслушивает из гостиной, смеялась, шутила и признавалась в любви телефонной трубке. В общем, такого Рождества врагу не пожелаешь!

Сколько Хелен себя помнила, Рождество для нее всегда было связано с огорчением. Она любила атмосферу праздника – нарядные витрины, и разноцветные огни, и сентиментальные фильмы по телевизору, – но сам по себе день всегда разочаровывал ее. Так как ни братьев, ни сестер у нее не было, она была лишена рождественских забав – шумных игр, веселья, смеха до истерики. Ничего похожего на рассказы друзей. День казался бесконечным – сначала долгий чинный обед, потом нельзя смотреть телевизор, пока родители не проснутся после дневного сна. Потом они садились к телевизору, закусывали сандвичами с индейкой и смотрели какую-нибудь телеигру. Когда она стала старше, перспектива длинного, скучного дня начала омрачать любые радости, которые она испытывала, готовясь к празднику. Постепенно Хелен начала испытывать неприязнь к рождественским каникулам.

Раньше они с Рейчел в канун Рождества закатывались на какую-нибудь шумную вечеринку; на следующий день Хелен отсыпалась. Но сейчас ни о чем подобном не могло быть и речи, потому что у Рейчел появился Нил. Они, конечно, пригласили ее из вежливости, но Хелен отказалась, соврав, что ее уже пригласили друзья – разумеется, вымышленные. После этого она улеглась в постель с бутылкой водки.

Как и предчувствовала Софи, канун Рождества у Шеллкроссов прошел не лучше обычного. Вместе с Амандой, Эдвином и их отпрысками заявилась Шила, мать Мэтью; все они только и делали, что критиковали все подряд – от прошедшего года в целом до вина, которым их угощали, и бокалов, в которые им его налили. Луиза и Джейсон приехали поздно – судя по всему, после семейной ссоры. Луиза потребовала стакан водки и выплеснула его в лицо новообращенному трезвеннику Джейсону. Видимо, она решила по-настоящему достать мужа, так как заявила: теперь, когда он завязал, он стал просто невыносимым занудой. Видимо, Джейсону было не слишком приятно слушать жену – в конце концов, он бросил пить после того, как попал в участок за то, что в пьяном виде дал ей по физиономии.

– Помнишь, как Луиза пригласила к ужину своего первого бойфренда – кажется, его звали Уилсон, – а он притащил каталонское игристое вино «Кава»? – Шила с Амандой обсуждали события, неизвестные Софи, и смеялись от души.

– Да, и он сказал: «Оно должно быть хорошим, потому что стоит целых шесть фунтов». – Аманда вытерла подступившие слезы.

Софи отметила про себя: не забыть поставить охлаждаться шесть бутылок «Кавы», которые она купила в фирменном винном магазине «Оддбинз». Они стояли в кухне за ящиком шампанского «Лорен Перье». Хотя они с Мэтью прожили вместе не один год, Софи все никак не могла привыкнуть к специфическому чувству юмора его мамаши и сестер.

Никаких иллюзий на их счет она уже не испытывала. И Аманда, и ее мать ясно давали понять, что Мэтью совершил мезальянс, женившись на ней. Они считали себя значительно выше ее по положению. Аманде нравилось считать, будто она удивительно похожа на жену двоюродного брата королевы Майкла Кентского. Отдаленно она действительно была похожа на красавицу австриячку Мари-Кристин и даже специально говорила иногда с акцентом – откровенно говоря, слушая Аманду, Софи представляла, как режут хлеб куском толстого стекла. Шила, хотя внешне совсем не была похожа на леди Тэтчер, надевала по воскресеньям в церковь белые перчатки. Кроме того, среди всех знакомых Софи Шила была единственной, кто регулярно читал конноспортивный журнал «Horse&Hound», – несмотря на то, что она ненавидела всех животных без исключения. Они обе бывали просто смехотворны. Софи часто ловила себя на жалости к свекрови и золовке, несмотря на то что те временами вели себя с ней на удивление враждебно. Луиза тоже не особенно любила Софи, но в ее случае все объяснялось по-другому. Редкая младшая сестра любит своего старшего брата. Софи часто недоумевала: отчего у такого обаятельного и веселого парня, каким был Мэтью, настолько неприятные родственницы.