«То, как он называет меня Хелли».

Мэтью нажал отбой. Сердце колотилось как бешеное. Что-то случилось! Она всегда так радовалась, когда он звонил ей на Рождество! Сразу снимала трубку – как будто весь день сидела у телефона и ждала его звонка. В общем, так оно и было. И заканчивал разговор всегда он – либо звали дети, либо пора было садиться за стол, либо гости собирались играть в шарады. Хелен цеплялась за него, спрашивала, когда он перезвонит, говорила, как она несчастна, как она скучает по нему. Сегодня она не сразу подошла к телефону… Впервые в жизни Мэтью понял, что не является хозяином положения.

На Бартоломью-роуд отправились спать рано. Вечер прошел напряженно, несмотря на викторину, устроенную Софи для развлечения гостей. Оставшись одни, Мэтью и Софи снова поссорились. Мэтью целый день ждал новой ссоры; после разговора с Хелен он отчего-то злился на Софи, сам не понимая за что. Она начала первой, он только этого и ждал.

– Какая муха тебя укусила за обедом?

Софи даже не поняла, почему они дико поскандалили. Мэтью осыпал ее обвинениями; она тщетно пыталась оправдаться. Он винил ее во всех смертных грехах: она не понимает, сколько стрессов ему приходится испытывать на работе; она вообще перестала выбираться в свет и следить за собой; зачем ее мать интересуется, почему он так часто задерживается на работе…..

– Она меня оскорбила! – кричал он. – Намекала, будто я не справляюсь со своей работой, уделяю недостаточно внимания детям – и мало ли что еще!

– Ничего она тебя не оскорбляла. – Софи тоже повысила голос. – Хотела просто пообщаться с тобой. Просто неудачно выразилась, только и всего.

В пылу ссоры Мэтью обвинил жену в том, что они все реже занимаются любовью, в том, что он из сил выбивается, пытаясь продвинуться по карьерной лестнице, – а также, как ни странно, в том, что она плохо одевается.

– Это старомодно! – кричал он.

– Какое, черт побери, тебе дело до того, что я надеваю на работу? – вспылила она в ответ. – Ты и сам едва ли подойдешь для рекламы на обложке журнала для мужчин!

Софи видела мужа таким злобным всего раз в жизни – тринадцать лет назад, когда она сообщила ему, что беременна. Сбросив маску ответственного главы семьи, он вопил, что не хочет снова проходить через отцовство. Он уже все знает, черт побери! Как она посмела забеременеть, не посоветовавшись с ним? Софи обозлилась. Как он посмел сделать ей ребенка, не посоветовавшись с ней? Тогда Мэтью заявил, что мысли о ребенке стесняют и сковывают его; он устал от отношений, в результате которых чувствует себя загнанным в угол. Потом он уверял, что не намерен связывать себя какими-либо обязательствами – снова недосыпать и жертвовать свободным временем и поездками в гости. В довершение всего он заявил, что ему противно смотреть, как любимая женщина раздувается, словно воздушный шар, и у нее появляются растяжки и варикоз. Он любит ее такой, какая она сейчас; если честно, неприятно смотреть, как уходит ее красота.

– Почему же ты в таком случае на мне женился? – спросила тогда Софи.

– Потому что я люблю тебя! – воскликнул он так театрально, что Софи в ту секунду возненавидела мужа.

Всю ночь она ворочалась без сна, представляя, как разведется и будет растить ребенка одна. К утру у нее в голове сложился подробный план дальнейшей жизни: она снимет квартиру, устроится работать на неполный рабочий день. Но Мэтью извинился – как он всегда делал, излив душу и высказавшись, – и она его простила. Во время беременности она действительно очень уставала; в организме шел гормональный сбой, и Софи боялась, что не сможет одна пережить грядущие восемь месяцев. Прошло несколько недель, и Мэтью начал проявлять к ней повышенный интерес – если честно, его забота иногда даже раздражала. Он без конца спрашивал, что происходит у нее внутри, и всем рассказывал о ее беременности. Он принимал активное участие в выборе места и способа родов («Нет, Мэтью, я не хочу рожать в бассейне, я хочу рожать в нормальной больнице, причем с обезболиванием!»). Во время родов он находился рядом – держал ее за руку, дышал вместе с ней, считал схватки. Если честно, ему тогда здорово досталось. Через два года, когда Софи сообщила, что снова ждет ребенка, он завопил от радости, подхватил ее на руки и закружил по кухне.

Впрочем, он больше не подавал ей чай в постель и не извинялся после ссор. Теперь он все больше молчал. А еще – Софи все чаще украдкой ловила на себе его странные, тревожно-виноватые взгляды, когда Мэтью думал, что она на него не смотрит.

Следующие несколько дней Хелен нарочно не снимала трубку. Мэтью без конца звонил ей – целых восемь раз – и оставил три голосовых сообщения. Список «Почему я должна бросить Мэтью» растянулся на три с половиной страницы; список «Почему мне нужно остаться с Мэтью» был удручающе коротким. Откровенно говоря, он состоял всего из трех пунктов:

Он говорит, что любит меня;

Он может быть забавным;

С кем еще мне выходить в свет?

Написав третий пункт, она разразилась слезами, потому что ей вдруг стало ужасно жаль себя.

Рейчел и Нил пригласили ее на вечеринку; как ни странно, она хорошо провела там время. Для нее тоже пригласили кавалера – Джеймса, приятеля Нила, и она флиртовала с ним, хотя он ей ни капельки не нравился. Все равно, его внимание ей льстило, и они здорово повеселились. Джеймс был холост, к тому же внешне вполне ничего – не косолапый, не прыщавый. Уже кое-что! За весь вечер Хелен ни разу не вспомнила о Мэтью. Когда она вернулась, на ее автоответчике мигали два сообщения. Она даже не стала их слушать.

В следующий раз она познакомилась с еще одним другом Нила – Крисом (только что развелся, трое детей). Когда Крис спросил, есть ли у нее кто-нибудь, она ответила «нет». Он предложил как-нибудь выпить вместе; хотя Хелен отказалась – трое детей достаточно большая обуза, – она задумалась. Придя, домой, она проверила автоответчик. Два сообщения от Мэтью. Она прослушала их: Мэтью буквально был вне себя. «Я с ума схожу, когда не слышу твоего голоса, перезвони!» Она не перезвонила.

Хелен проснулась среди ночи; верхние соседи снова шумно занимались сексом. Жена (Хелен понятия не имела, как ее зовут – в Лондоне не принято знакомиться с соседями) устроила целое представление. Говорила она мало, в основном стонала: «О!», «Ах!». Хелен так и подмывало крикнуть: «Да заткнись ты и кончай скорее!» Интересно, по-настоящему ли соседи любят друг друга? Понравились бы ей самой такие отношения? Раздумья нагнали на нее тоску. Она заставила себя встать и вышла, чтобы купить газету.

Район Камден-Таун, где она жила, поутру всегда бодрил. Именно за это Хелен его и любила – за неугомонность, за нежелание жить чинно и тихо. Она протолкалась сквозь толпу у рынка на Инвернесс-стрит и протиснулась к угловому магазинчику, стараясь не смотреть встречным в глаза. Когда Хелен отперла парадную дверь, стараясь не выронить покупки – газету, литр молока и пакет растворимой лапши, – дверь верхней квартиры вдруг отворилась, и на пороге показались соседи. Оба широко улыбнулись ей, и женщина тихо поздоровалась. На ней, как всегда, была бесформенная флисовая куртка с начесом и мешковатые брюки. Хелен поискала на их лицах предательские признаки недавнего греха – в конце концов, уж ей-то известно, что они трахались всего четверть часа назад! – но не тут-то было. Лица соседей были, как всегда, застенчивыми и унылыми. Бывают такого сорта люди – в компании всегда теряются, зато, оставшись наедине, наверстывают упущенное.

– Счастливого Рождества, – сказал похожий на крысу мужчина, когда они проходили мимо.

– Спасибо, – ответила Хелен, протискиваясь в свою квартиру. Затевать долгий разговор не хотелось. – Вам тоже. – Она не знала, почему тайная жизнь соседей так ее раздражает, и тем не менее… Как будто ее насильно втянули в чужую тайну.

На следующий вечер Хелен осталась дома, налила себе большой бокал вина и принялась обдумывать свою ситуацию. За все время, что они знакомы с Мэтью, она никогда еще не игнорировала его так долго. Теперь их отношения показались ей натянутыми, надуманными. Он аккуратно являлся к ней по расписанию, она послушно ждала, подстраивалась под него. Он руководил – она уступала; он бесился – она соглашалась.