- Что означает слово "Исповедник"? - спросила Дамура.

- Это сокращенное название "Исследователь поведения нейронно-импульсный компьютерный", - расшифровал Булиш.

- Ясно... Так что с ним случилось, с этим... Исповедником?

- Не могу понять: ни с того, ни с сего сгорел!

- Вы же консультант-регулировщик мыслящих компьютеров!

- А вы, насколько мне известно, интеллектолог? - обиделся Булиш. - И, конечно, знаете, почему одновременно с самоуничтожением Исповедника, да-да, самоуничтожением, ушел Ивари?

- Я не занимаюсь патологическими состояниями, - сухо ответила Дамура. - Сантименты не мое амплуа, это по части машин. Коэффициент интеллектуальности Ивари превышал норму. Ненамного, но превышал. Остальное меня не касается.

- Еще бы... Копаться в человеческих душах способны только компьютеры. Их терпение безгранично. Не так ли?

- А в памяти Исповедника что-нибудь сохранилось?

- Не думаю. Тайна исповеди соблюдается строго.

- Предки передали компьютерам свои предрассудки. И все же проверьте блок памяти.

- Хорошо, - согласился Булиш. - Гм-м, странно... На сей раз компьютер стер не все. И думаю, сделал это сознательно.

- Скажите еще, в назидание нам с вами!

- Возможно.

- Ерунда! Ну-ка, дайте взглянуть! Поцелуй... Любовь... Странные слова, никогда не слышала. Видимо, архаизмы, язык отторгает все отжившее!

- Сейчас включу энциклодешифратор.

Бросив взгляд на дисплей, Дамура отшатнулась.

- Какой ужас! Наверное, это очень противно...

Странная мысль пришла в голову Булиша.

- Вы так думаете? - сказал он, растягивая слоги. - Давайте убедимся!

Он шагнул к Дамуре, привлек ее к себе и неумело, но очень старательно, словно исполняя урок, поцеловал в губы. Дамура не шелохнулась.

- Простите меня, - опомнившись, пробормотал Булиш. - Сам не знаю, как это получилось...

- Машинные штучки... - с неожиданной нежностью проговорила Дамура. Ах вы, негодник этакий, научились у своих компьютеров!

- Простите...

- Знаете, что? Попробуем еще раз. Только не торопитесь, должна же я как следует разобраться. Возможно, я вас и прощу...

ВСЁ ДЛЯ СЧАСТЬЯ

В вестибюле института висит плакат: "Поздравляем аспиранта Иванчика с успешной защитой кандидатской диссертации!"

Алексей Федорович остановился, прочитал, поморщился. Почему - и сам не смог бы сказать.

Защита прошла как по заранее проложенным рельсам. Сухонький профессор-механик был первым оппонентом - его пригласил Иванчик, несмотря на вялое сопротивление шефа ("Ну какой он оппонент, ведь ничего не смыслит в вашей тематике..."). Прочитанный им с подвыванием отзыв напомнил Алексею Федоровичу здравицу.

Выступавшие больше говорили о заслугах Плотникова и его школы, чем о достоинствах диссертации. Один так и сказал:

- Мы все знаем Алексея Федоровича, он не выпустит на защиту слабого диссертанта!

"Ой ли..." - подумал Плотников с ощущением неловкости, даже какого-то странного недовольства собой, словно именно им затеян весь этот ненужный спектакль.

Он отчего-то вспомнил Стрельцова.

"Интересно, как там "Перпетуум-мобиле" со своими возвратно-временными перемещениями? Ишь на что замахнулся! А теперь небось забросил науку: непросто подняться после такого удара. Впрочем, я-то поднялся, а удар был посильнее..."

Тернист был его путь в большую науку, хотя многим представлялось обратное.

Плотникову не исполнилось и двадцати пяти, а одно из центральных издательств уже выпустило его книгу. История ее возникновения такова. В лаборатории научно-исследовательского института, где началась деятельность будущего профессора, работал старшим инженером некий специалист с образованием в объеме начальной школы - Зиновий Эммануилович Херец (такие парадоксы в то время были еще возможны).

Мастер - золотые руки, шлифовщик кварцевых пластин высшей квалификации, Зяма (так все его называли за глаза) отличался нетерпимостью к молодым инженерам. В лаборатории установил жесткую монополию на изготовление кварцев, да и кто мог с ним соревноваться в этом деле? Сам Николай Михайлович Ковалев, начальник лаборатории, был вынужден считаться с его капризами: Зяма умел и за горло взять, сказавшись больным, когда позарез требовалось изготовить что-то уникальное.

У него накопилось множество секретов, хитрых приемов, которые он тщательно оберегал от постороннего глаза.

Внешне Зиновий Эммануилович вылитый рубаха-парень. Лицо простецкое, ухмылка во весь рот, глаза с хитрецой, на лбу жировик размером с грецкий орех. Но Плотникову доводилось видеть его и другим: взгляд колючий, глаза-щелочки чуть ли не выше бровей, брови в гармошке лба, шишка подпирает макушку...

Любимое развлечение Зямы - ставить на колени инженеров с дипломами, в основном неоперившихся выпускников. Выбрав жертву, он не спешит насладиться, обхаживает:

- Как ваше мнение, коллега? Не подскажете ли...

Положит в корпус резонатора вместо кварцевой пластинки ломтик сырой картошки и - созрела жертва - подкатывается, лучась доброжелательностью:

- Выручайте, дружище. Срочное дело, а я, сами знаете, в электронике ни бум-бум! Там ждут, - показывает пальцем вверх.

И трудится с утра до вечера начинающий инженер, оправдывает доверие. А генератор с Зяминым "кварцем" не возбуждается. Но радиотехника тем и хороша, что, если постараться, рано или поздно обязательно получится.

Смотрит на экран осциллографа инженер, любуется синусоидой, радуется: заработала схема! Бежит он за Зямой. Тот приходит, смотрит, хвалит:

- Ай, молодец! Вот что значит образование.

Инженер скромно млеет:

- Ну, что вы... Это такие пустяки... Если надо...

Брови Зиновия Эммануиловича озабоченно складываются в гармошку.

- Постойте... Что-то мне не нравится осциллограмма. Синусоида какая-то не такая... Да не расстраивайтесь, ради бога, это не от вас зависит. Я, видать, обмишулился, плохой кварц вам подсунул!

- Кварц хороший, - неуверенно возражает инженер.

- Хороший, говорите? - глаза Зямы вожделенно сверкают. - А вот мы сейчас посмотрим, какой он!

Зиновий Эммануилович ловко разбирает резонатор.