Много лет назад, когда я только учился писать в газете свои заметки, я познакомился с прекрасным человеком — Евгением Ивановичем Кюном.

Он был достаточно известным московским очеркистом. Очерк в те годы считался наиболее сложной и престижной журналистской работой.

Как-то я зашел к нему и застал большую компанию моих старших коллег из нашего газетного комбината — они все собирались на Чистые пруды, в ресторан, отметить выход очередной книжки Евгения Ивановича.

Меня, естественно, пригласили принять участие в этом «шумстве» как представителя молодежи.

Мало кто помнит, что в 50-е годы на прудах был прелестный зеленый деревянный ресторан с огромной террасой, повисшей над прудом, на ней мы и расположились. Виновник торжества одарил каждого из нас своей книгой, а мне он написал: «Эдику — с вызовом. Помните, что первая книга — это экзамен, сданный на многотрудное звание литератора».

Сегодня, стоя у книжной полки, я беру книги моих товарищей-очеркистов с добрыми посвящениями, просматриваю их и поражаюсь, как мы, в общем-то совсем неглупые люди, вынуждены были писать в своих очерках об одном конфликте — хорошего с прекрасным. Выход в свет искореженных цензурой и приглаженных редакторами острых по тому времени очерковых книг Аркадия Ваксберга или Аркадия Сохнина воспринимался в литературной среде как некий Аустерлиц либерализма в России.

Изъездив страну вдоль и поперек, мы многое знали о хищениях, коррупции, о связях партийного руководства с теневой экономикой и воровскими кланами.

Да, я знал это, даже пытался писать, но огромная партийно-государственная машина не пропускала ни одной строчки критики в свой адрес,

А возможно, если бы мы тогда сумели прорваться через цензурно-редакционную линию обороны, сегодня Саше Хинштейну не пришлось бы писать эту горькую и страшную книгу.

Покойный Евгений Иванович считал, что первая книга — это сданный экзамен на многотрудное звание литератора. Все правильно.

Но Александр Хинштейн, работая над своей книгой, сдал ещё один экзамен — на звание гражданина. А это значительно труднее.

Несколько лет назад я познакомился с этим молодым журналистом. До этого я знал Сашу заочно, по публикациям в «Московском комсомольце».

С некоторым душевным трепетом я следил за борьбой, вернее, войной, начатой молодым журналистом против одного из столпов наших спецслужб — генерала Старовойтова. Войну Хинштейн выиграл.

Но эта победа не была знаком обновления или демократизации общества. Нет. Тем, кто на самом верху поддерживал могущественного генерала, показалось, что нахальный журналист от Старовойтова перейдет непосредственно к ним. И они, как говорят оперативники, «начали рубить концы». Когда вы прочтете главу «Дело № 3», вы поймете меня.

Как можно определить жанр книги Александра Хинштейна? Мне кажется — хроника. Хроника нашего страшного времени, безумного времени.

Давайте откроем главу о советнике министра внутренних дел генерале Орлове. Прочтем и ужаснемся. Нам станет страшно потому, что в нашей стране закон давно подменен бандитскими понятиями.

Александр Хинштейн в своей книге спрашивает нас, как мы хотим жить: по закону или по понятиям?

Он имеет право задать нам этот вопрос. За свои публикации он сидел в тюрьме, чуть не был отправлен в спецпсихбольницу, несколько месяцев вынужден был жить, скрываясь.

Я был участником митинга в его защиту, который проходил у здания МВД России.

Я слушал выступающих, смотрел на каменные лица милиционеров, окруживших площадь, и вспоминал первые дни «колбасной революции». Ельцин на каком-то подобии броневика, орущая толпа, сведение счетов с памятниками, газетные разоблачения кумиров прошлого.

Именно под этой «дымовой завесой» боевые партаппаратчики средней руки, нахальные кандидаты малооплачиваемых наук, а вслед за ними ворье и теневики пришли к власти.

Пришли и построили в нашей стране новую, никому не ведомую формацию — криминальный социализм.

Я часто спорю со своими друзьями, прочитав очередную статью Александра Хинштейна. Они говорят: «Ну разоблачил он ещё одного негодяя, а что меняется?» Да, действительно, все остались на своих местах, никого не сняли, не посадили за решетку.

И все-таки Борис Березовский бежал на Запад, подполковник Литвиненко разносит почту в Лондоне, а против генерала Орлова возбудили уголовное дело.

Конечно, это не так много. Но главное в другом. Мы узнаем об этих людях, об их грязных и кровавых делах, читая статьи Александра Хинштейна. Нам всегда говорили: «Газета живет один день». Это правда, но очерки, собранные в книгу, становятся хроникой страшного времени.

А в этом и есть победа литератора и гражданина Александра Хинштейна.

Эдуард Хруцкий

Откровенно говоря, это не совсем книга в том понимании, в каком мы привыкли воспринимать это слово. Точнее, совсем не книга.

Скорее, это некое подобие дневника наблюдений: заметок фенолога, следящего за изменениями политического климата в стране.

Журналистика так же отличается от литературы, как оформитель, расписывающий рекламные щиты типа «Свежие раки», отличается от художника.

Дело не столько даже в профессионализме или мастерстве, сколько в скоротечности, ведь как только раки в магазине закончатся, щит этот с витрины снимут.

То же самое и журналистика. Как известно, газета живет один день, а вместе с ней живет один день и газетная заметка (все, что выходит в газете, вне зависимости от объема и темы, скромно именуется заметкой).

По-моему, это несправедливо. Ничто не отражает ход жизни в стране так точно, как газеты. Это своего рода современные летописи — повести временных лет, задонщина и пр. И если представление о своем былинном прошлом мы строим на основе летописей, значит, и новейшая история вполне может основываться на журналистских материалах.

В этот сборник вошли некоторые заметки из опубликованных на протяжении последних лет в «Московском комсомольце». В основном это журналистские расследования, которые я вел.

К жанру этому в нашем обществе относятся двояко. Зачастую превалирует точка зрения, что все журналисты, словно закройщики, работают на «заказ» и независимых объективных расследований проводить не могут.

Очень удобная позиция. Особенно для тех, кто хотел бы заткнуть журналистам рот, потому что орудовать в темноте им намного приятнее.

Мы живем в мафиозной стране, где все без исключения государственные ведомства действуют на коммерческой основе. За десять с лишним лет реформ ни одно громкое коррупционное дело не было доведено до суда (апофеоз «торжества закона» — семь лет, которые условно получил экс-министр юстиции Валентин Ковалев). Это при том, что и прокуратура, и МВД, и ФСБ рискнули подобраться лишь к единицам. Основные коррупционеры ходят на свободе, ничуть не тревожась за свое будущее.

Раньше говорили: кадры решают все. Теперь в ходу новый лозунг: деньги решают все. И единственные, кто пытается хоть как-то этому противостоять, — журналисты.

Я ни в коей мере не идеализирую людей своей профессии. «Золотая лихорадка» в полной мере коснулась и нашего цеха. Но журналисты выгодно отличаются от людей в погонах, ибо над нами не довлеют уставы и табели о рангах. (Впрочем, свобода — вещь вообще довольно призрачная, ибо человек несвободен уже с рождения.)

Потому-то журналистика и превратилась сегодня в одну из самых опасных профессий. И до тех пор пока мы гибнем, это будет означать, что бандиты и казнокрады по-прежнему боятся печатного слова. Боятся правды, не возмездия, не закона — именно правды.

Я окончательно понял это, сидя в тюремной камере или, как говорят опера и уголовники, в «крытке». Именно там — на жесткой шконке — и пришла мне в голову идея продлить жизнь опубликованных ранее заметок, собрав их в отдельной книге.