Расстегиваю пуговицу и тяну вниз молнию на ее джинсах, распахиваю их резким движением. Наши языки переплелись, и даже через ткань моих собственных джинсов я могу чувствовать ее жар. Моя плоть готова ее принять. Все мое существо сосредоточено на ней ― на том, как она пахнет, какова на вкус, на том, как я чувствую ее под собой.
Я слегка отстраняюсь, лишь для того, чтобы стянуть с нее джинсы и трусики. Откидываюсь назад, чтобы полюбоваться ей. Ее раскинутые ноги обнажают естество, мерцающее в свете камина розоватыми отблесками. Не в силах сдержаться, я склоняюсь над ним, касаюсь влажных складок языком.
Хочу насладиться ей хотя бы немного, опасаясь слишком бурной реакции моего тела. Но лишь только мой язык касается ее, моя трепещущая плоть восстает.
Здесь она такая же сладкая. И мягкая. Шелковистая. На несколько секунд я забываю обо всем; лишь ее вкус наполняет меня. Она как наркотик, меняющий сознание. Афродизиак. Она опьяняет. Вызывает привыкание. Внезапно накрывает желание получить больше, все, что она может дать. Скользнув под нее руками, я подхватываю ее ягодицы и притягиваю средоточие сладости ко рту; пью ее, словно воду из чаши.
Мой большой палец уже внутри нее. Она такая влажная. Под молнией джинсов моя плоть подрагивает от нетерпения. Я жажду почувствовать больше, попробовать больше, взять больше. Развожу ее ноги шире; сейчас я похож на изголодавшегося зверя.
Опускаю ее бедра на пол, проникаю внутрь двумя пальцами, чувствуя тугой захват ее тела. Рыча, тянусь к собственной молнии, зная, что, если не получу ее сейчас, может случиться конфуз.
Высвободив свою дрожащую плоть, я вытягиваюсь на Иден, захватывая ее губы поцелуем, вызывающим огонь в крови. Мои бедра ― меж ее разведенных ног. Опираясь на предплечья, чтобы убрать с нее мой вес, заключаю ее тело в некое подобие клетки. Слышу ее резкое дыхание, едва удерживаясь от попытки не обрушиться на нее всем телом.
Головка моего органа находит вход с безошибочной точностью, словно я был здесь раньше. Или, может, мне предназначено быть здесь. Будто я уже знаю ее тело.
Плавно скольжу на пару дюймов вперед; ее тело немного сопротивляется, приспосабливаясь ко мне.
― О Боже, Иден. Ты такая тугая. Такая тугая…
Не знаю, как еще сдерживаюсь. Должно быть, я сильнее, чем думал. И это хорошо. Иначе я бы не почувствовал, как ее руки сжимают мне плечи. Потому что они не удерживают меня рядом с ней. Они отталкивают прочь.
И тогда я понимаю, что тихие звуки, что вырываются из ее горла ― уже не стон удовольствия. Они наполнены страхом.
Я резко отодвигаюсь, словно обжегшись. Стремительно возвращается память о ее реакции прошлой ночью. Все предельно ясно.
Я поднимаю голову, чтобы взглянуть на Иден. Испуганные, широко распахнутые глаза полны слез. Она смотрит на меня так, словно я незнакомец. Ее тело подо мной твердо, как доска.
― Иден, я сделал тебе больно? Боже, мне так жаль...
Ее дыхание прерывается, а голос дрожит, когда она произносит:
― Н-нет... М-мне жаль, Коул. Просто… я не могу. Не сейчас. Я… я не… ― Она начинает всхлипывать, и это мягкое рыдание рвет мне сердце. Что я сделал?
― Клянусь, я не хотел причинить тебе боль. Я… я… Боже, я такая задница!
Когда я отстраняюсь от нее, она стремглав отодвигается прочь, подтягивая ноги к груди в защитном жесте.
― Ты можешь уйти? Коул, пожалуйста. Мы можем поговорить завтра, но сейчас… просто прошу. Пожалуйста, уйди.
― Конечно, ― соглашаюсь я. Что еще я могу сказать? Я чувствую себя, словно дерьмо, хотя даже не знаю, что сделал. И это, вероятно, самое худшее. ― Иден, я…
― Это не ты… это я, Коул.
Привожу в порядок одежду и поднимаюсь на ноги; тянусь, чтобы взять куртку со стула. Я не могу отвести от нее глаз. Она чего-то боится; уязвимость сочится из нее, как холодный воздух, проникая в меня. Сквозь кожу, мышцы и кости. Прямо в сердце.
Больше всего на свете я хочу взять ее в объятия, сказать ей, что, что бы ни случилось, все будет хорошо. Но она этого не хочет. Я вижу это в побелевших суставах ее пальцев, в прямой спине. В непроницаемости ее лица. Она нервничает и просто хочет, чтобы я ушел.
Проходя мимо нее, я замираю. Хочу наклониться и поцеловать ее, чтобы все это могло закончиться на хорошей ноте, но не решаюсь. У меня чувство, что уже ничто не сможет спасти эту ночь. Только я не знаю причины.
Она так и не произносит ни слова. Я же иду к выходу и закрываю за собой дверь.
Глава 18
Иден
Сердце колотится о грудную клетку, словно шар для пинбола весом в восемь унций. Я едва могу вздохнуть. Воспоминания, словно демоны, атакуют, наступая со всех сторон. Снова и снова повторяю себе, что все это в прошлом, что он больше не сможет меня ранить. Внушаю себе, что Коул ― другой. Но его слова… они эхом отражаются внутри меня. Как крик, гулко звучащий в пустой пещере. Сквозь коридор времени.
Я даже не беспокоюсь о том, чтобы одеться. Просто перекатываюсь на бок и сжимаюсь в тугой клубок. Закрываю глаза, концентрируясь на жаре пламени. Представляю, как его утешающие руки тянутся ко мне, чтобы мягко коснуться лица. Как они согревают меня, прогоняя прочь холод, рассеивая страх. И тьму. И демонов.
Я не знаю, сколько времени прошло, прежде чем я, наконец, задремала. Час. Три. Неделя. Целая жизнь…
Я просыпаюсь словно от толчка. Лежу на животе, лицом к угасающему пламени, а пульс бешено колотится. Как будто кто-то шепнул прямо в ухо, что пора просыпаться. И я кристально ясно осознаю, что позволила чему-то удивительному выскользнуть у меня из рук. А все потому, что нечто ужасное случилось в прошлом. Сколько еще я буду позволять Райану охотиться за мной? Решать мое будущее? Как долго буду узницей вчерашнего дня? И сколько «завтра» из-за этого пострадает?
Я думаю о дочери, крепко спящей в своей кроватке. О ее недавних вопросах, ее страхах, что мое счастье ― ее бремя. Ни один ребенок не должен чувствовать подобную ответственность. Тем более, имея за плечами груз плохих воспоминаний, давящих на хрупкие плечи.
Коул подошел бы в этом плане. Мне. Нам. Я это чувствую. Всем своим естеством. Он сломлен, да, но не порочен. Не как Райан. Даже не так, как я. Он сломлен, но благороден.
И из страха я оттолкнула его. Лишь на мгновение позволила воспоминаниям захватить себя. И провалилась во тьму, в глубокую пропасть, где прячутся монстры. И они пресекли единственную попытку быть нормальной, стремиться к счастью. Вероятно, даже к любви. К малейшей надежде на любовь.
⌘⌘⌘⌘
Демоны прошлого охотятся за мной. Прошлой ночью они бежали, свирепствуя, сквозь мои сны, превращая их в ночные кошмары, заставляющие проснуться в луже холодного пота. Сегодня они шептались в углах. Это повторяется уже несколько лет. Они уверяют меня, что я ненормальная, «испорченный товар», что никто даже не захочет меня. И я им верила.
До этого момента.
До Коула.
Весь день я наблюдала за ним. Я видела его в доме через улицу, ждала, когда он соберется уйти. Но он так и не ушел. Во тьме видно, как изнутри струится свет.
Я возвращаюсь в гостиную, прочь от окна. Подальше от Коула. Но не покидаю его. Я беру его с собой. Думаю о нем, устраиваясь перед камином и глядя в огонь, о котором заботилась с тех пор, как он его создал. Каким-то образом я связала его с тем пламенем, что горит между нами; будто бы, если я позволю огню умереть, между нами исчезнет притяжение. Возможность. Надежда.
«Надежда Коула».
Меня никогда так не влекло к другому человеку. Я не желала кого-то подобным образом. Но, Боже, как же я его хочу! Еще прежде, чем он произнес те слова, чем заключил меня в клетку своих рук, я уже была потеряна. Исступленно, восторженно.
И я позволила это разрушить. Монстру, что живет лишь у меня в голове, ведь он за тысячи миль отсюда. Все, чего я когда-либо хотела, ― быть нормальной, счастливой, здоровой, целостной… И часть меня верит, что с Коулом бы это получилось. Лишь ему предназначено вырвать меня из прошлого. Но я не думаю, что он способен настоять, если я буду против. Прошлой ночью он остановился сразу же, как почувствовал мое сопротивление. И это ранило его. Я видела. Он пытался притворяться, но я видела его замешательство и боль.
Что, если это полностью опустошило его? Если он не захочет попытаться снова? Вдруг он думает, что я «испорченный товар», и не захочет иметь со мной дел? Что, если я не получу второго шанса? Если смотрела в его красивые, глубокие голубые глаза в последний раз?
Я представляю свою жизнь, как череду пустых, повторяющихся дней. Я люблю свою дочь и живу для нее, но Коул… он словно часть чего-то еще, одна половинка целого… я никогда не понимала, что может так быть. Что я могу чувствовать подобное.
Но, может, все кончено. И до конца своей жизни я больше этого не испытаю. Не будет бабочек возбуждения. Я не буду таять от взгляда, гореть от прикосновения, страстно желать кого-то. И все потому, что я испугалась. Позволила тому, кто больше не может причинить вред, ранить меня. Так и будет, если я с этим не покончу.
Сейчас.
Я вглядываюсь в пальцы света, протянувшиеся к темным теням в углах комнаты. Или, может, это темные тени вторгаются в свет? Подобно силам, что сражаются во мне. Мое прошлое ― черное небытие, что затаилось и тихо подкрадывается, насмехаясь. Мое настоящее ― теплое золото обещаний. Живое.
Не думая о том, что делаю, я впихиваю ноги в ботинки, подкрадываюсь к спальне Эмми ― проверить ее — и направляюсь прямиком к двери. Даже куртку не беру. Просто вываливаюсь в холодную снежную ночь и направляюсь к дому через улицу.
Я шлепаю через сугробы, не замечая ни ветра, дергающего меня за волосы, ни снежинок, увлажняющих щеки. В мыслях только одно ― Коул. Я нуждаюсь в нем. Мне нужно, чтобы он вернулся. Чтобы заставил меня забыть и не вспоминать. Чтобы заменить уродство красотой.