– Понимаешь, Валентин, я сделал вывод, что мы можем с тобой в паре работать. И дружить можем и работать. Контрольный срок кончился. Так что ты меня уж извини за то, что я к тебе так относился, требовал постоянно. Пойми меня правильно. У меня был хороший друг. Его за пьянку разжаловали. Я пришел к нему и сказал, что похлопочу, верну звание, верну все. Только дай слово, что заканчиваешь пить. Потому что иначе ты потерянный человек. Он мне говорит: Анатолий, все! Я твой до гробовой доски…

А через некоторое время Сысоев, завотделом ЦК партии, хороший товарищ Тарасова, приглашает его к себе и дает почитать пасквиль. Этот его «помощник» пишет не анонимку, а от своего лица, что Тарасов нарушает режим и вообще ведет себя не так, как подобает советскому тренеру.

– Видишь, – говорит мне Тарасов, – спас, по существу, человека, все сделал – и такой нож в спину. Так что, я без испытания теперь не могу. Сейчас я вижу, что у нас совсем другая картина.

И с этого дня мы с ним стали близкими друзьями. Он, что называется, «пустил меня в душу». И там, в душе, оказался очень искренним и добрым человеком, кстати, с тонким чувством юмора. Даже много лет спустя, когда ему бывало плохо, позвонит с дачи, попросит Зою к телефону:

– Зой, Вальку с ночевкой отпустишь? Настроение плохое, баньку натопил.

Она: пускай едет. Я ему:

– Анатолий Владимирович, что с собой взять?

– Да вроде ничего не надо. Возьми водку, закуску, баб – остальное все есть.

Много рассказывал про хоккей. Любил Толю Фирсова. Говорил:

– Валь, вот ты все тактика, тактика. А ведь я ж придумал полузащитника, хавбека, в хоккее. Когда у Толи не стало хватать скорости, я долго ломал голову, мне жалко было отправлять его на пенсию. И я его из нападения оттянул в среднюю линию, продлил ему хоккейную жизнь еще года на два. Крайние въезжали в зону, там закреплялись, а тут Толя поспевал со своим щелчком.

Они у Фирсова на-даче всегда отмечали чемпионское окончание сезона. Тарасов был «председателем женсовета». Все жены игроков за что-нибудь отвечали. Кто за салат, кто за колбасу, кто за что. А мужики – за пиво, за водку. Тарасов, как обычно, распишет все обязанности, и они там дня на два закрываются, гуляют. Бывал там и Юрий Гагарин, преданный болельщик ЦСКА. С его помощью Анатолий Владимирович мечтал договориться о встречах с канадцами. На одном из праздничных приемов в Кремле Гагарин подвел Тарасова к Хрущеву.

– Я хотел вас, Никита Сергеевич, познакомить с нашим выдающимся тренером Анатолием Владимировичем Тарасовым.

– А-а-а! Хоккей! Смотрю, смотрю, иногда. Что вы хотели?

– Мы хотели проверить свои силы. Наши хоккеисты – и чемпионы мира, и олимпийские чемпионы. Хотели встретиться с канадскими профессионалами.

Хрущев так заинтересованно:

– Просрёте, наверное?

Тарасов начал объяснять: для того, чтобы с врагом бороться, надо его знать. Может быть, сначала и проиграем, но зато узнаем сильные их стороны, поймем, над чем нам работать. Хрущев спросил:

– А что сказал председатель Верховного Совета Брежнев?

– Он сказал, что этот вопрос может решить только премьер. Хрущев:

– Ну, ладно, играйте. Юр, давай выпьем по рюмке…

Одним словом, раскрылся передо мной Анатолий Владимирович во всей красе. Жесткий диктатор, бесстрашный борец за свои убеждения с любыми авторитетами и в то же время чрезвычайно непосредственный человек.

Уже в восьмидесятых звонит мне как-то Нина Григорьевна, жена Тарасова:

– Валь, Толя просил тебя встретить его в аэропорту, он там с вещами.

Нет проблем. Они с Фирсовым и Кузькиным возвращались из Финляндии. Снимали фильм о нашем хоккее. Приезжаю в Шереметьево, а Тарасова таможня задержала. Их в Финляндии поселили в отдельном домике в лесу, с баней, парилкой. Он рассказывал: «Валь, грибов там – косой коси!» Затребовал он у финнов соли, лаврушки и других специй и засолил ведро грибов. Таможенники в ужасе. Сходит с самолета массивный Тарасов с ведром. Они рукава засучивают, лезут туда, ищут контрабанду.

Вообще он очень любил готовить, ну и есть, конечно, тоже. Даже в специальном институте лежал на похудании. В Архангельском Тарасов выступил с такой инициативой:

– Валь, что-то у тебя живот начал расти. Да и у меня тоже. Давай будем есть одну порцию пополам. В завтрак, обед и ужин. Договорились?

Договорились! По рукам? По рукам! Завтракать пошли. Он: «Валь, дели свою котлетку». Делим котлетку, творог, кашу, мед – все пополам. Поели. Он:

– Как?

– Все отлично.

– Так держать! Ну, я пошел. Ты доедай, и через полчаса собираемся у меня по поводу уроков.

А тут подходит Нина, официантка. Я ей говорю: «Нин, видишь Тарасов какой молодец!» Она отвечает:

– Конечно, молодец. Он в семь часов пришел, все съел, что положено, и с тобой еще в восемь часов перехватил. Твою половину.

Но уж когда Тарасов во гневе, лучше ему не попадаться. Перед чемпионатом мы играли турнир в Венгрии. Два местных клуба, «Индепендьенте», ставший, кстати, в том году чемпионом Аргентины, и мы. При полных трибунах на «Непштадионе» выигрывали 2:0 у «Вашаша». И они начали нас бить. Тарасов вдруг пошел к бровке. Рядом со мной сидел представитель консульского отдела. Испуганно толкает меня в плечо:

– Валентин Борисович, остановите Тарасова, народ свистит. Я говорю: «А вы Тарасова не знаете? Его Брежнев не мог остановить. Хотите остановить – идите, попробуйте».

Идет, качаясь своими ста пятьюдесятью килограммами, не обращая внимания на свистки, на гудки.

– Капитан Капличный! Ко мне. Слушай приказ полковника Тарасова. Мочить их по всему полю и никаких вопросов. За желтые и красные карточки отвечает полковник Тарасов. Идите.

А нашим, особенно Вальке Уткину только скажи. Как начали вставлять, венгры сами не рады были, что шли в кость.

С Брежневым же вышла знаменитая история. Во время хоккейного матча ЦСКА – «Спартак» судья не засчитал гол, мотивируя решение тем, что время периода кончилось. А на контрольном секундомере Тарасова играть еще полминуты.

Анатолий Владимирович отказался начинать следующий период. Ребята все около него сгрудились. Пришел туда председатель федерации хоккея Старовойтов. Говорит: «Начинайте игру потом разберутся». Тарасов отвечает: «Произошла несправедливость со стороны судей, разбирайтесь сейчас». А на матче присутствовал Брежнев. Прибежал председатель Моссовета Промыслов:

– Начинайте игру может начаться заваруха! Тарасов ни в какую.

– Леонид Ильич сказал! Разберутся и накажут виновных! Только после этого через двадцать минут начали матч. А после вызывает его Гречко:

– Анатолий Владимирович, мы разобрались, с вас снимают заслуженного мастера спорта и заслуженного тренера…

Правда, через месяц, после победы на очередном чемпионате мира, все восстановили…

В чемпионате ЦСКА играл плохо, что не удивительно. Команда даже на вылет шла. Тарасов спрашивал: «Что же получается, Валентин? Такую работу провели колоссальную!» Тут-то у нас и произошел разговор. Прежде всего я ему разъяснил огрехи в подготовительном периоде. Кроме того, сказал, что большинство ребят на сходе. Мы, по существу, играем отработанным материалом.

– А потом, Анатолий Владимирович, нельзя игнорировать пас назад.

Пас назад он не переносил категорически. На тренировке сразу заставлял кувыркаться футболиста, отдавшего передачу. Он говорил: «Валерка Харламов шел на троих защитников, шел на обводку. Почему же футболист один на один не идет в обводку». В принципе, современный футбол, в лучшем его исполнении, стремится к тому же идеалу, который сложился в задумках Тарасова. Минимум позиционной игры. Быстрый проход средней линии в несколько передач, вывод форварда на ударную позицию. Беда заключалась в том, что мы к этому футболу не были готовы. Да и вообще одновременно все в такой футбол играть не могут. Я сказал Анатолию Владимировичу, что в хоккее атакующая и обороняющаяся стороны практически на равных с точки зрения затрат энергии. Идет вброс в зону – и борьба. Сначала туда, через несколько секунд обратно. В футболе же игра без мяча требует во много раз больше усилий. Полузащитник, например, может, не двигаясь, отдать мяч в касание. Тогда как сопернику за мячом надо бегать. Поэтому потерь, по возможности, надо избегать. И если нет явных вариантов для передачи вперед, следует подержать мяч, найти слабое звено, сделать передаточный пункт. Каждое хорошее дело надо готовить, в том числе и атаку.