— Но ведь сигманец… — начал было Ван, но осекся под каменным взглядом генерала.

К его величайшему удивлению, генерал откинулся на спинку стула, улыбаясь вытащил сигарету, закурил и ласково заговорил, одновременно выпуская изо рта клубы табачного дыма:

— Товарищ профессор, вы, похоже, недостаточно глубоко задумываетесь о последствиях, но я полагаю, что такому человеку, как вы, человеку, занимающемуся чистой наукой, мы не будем ставить это в вину. Мы ценим ваш труд. Но на этот раз у вас будет задание особой важности. Такое задание, что, возможно, и через тысячу лет люди будут с благодарностью вспоминать ваше имя.

Ван Ли разжал кулаки и расслабился.

— Я слушаю вас, товарищ генерал, — тихо произнес он.

— Дело в том, что председатель Сун и его советники проанализировали открывающиеся перспективы, связанные с сигманским звездолетом. Они весьма и весьма значительны, но, прежде чем принять решение, нам нужно получить ответы на целый ряд исключительно важных вопросов. А именно вы, профессор, наш самый опытный и талантливый ученый в этой области. Вы наша главная надежда. — Генерал перевел дыхание. — Кое-кто полагает, что, когда контакт с сигманцем наладится настолько, что тот сможет разобраться в обстановке, сложившейся на нашей планете, он непременно обратит свои достижения на благо народов. Конечно, возможно, так и будет. Хочется надеяться. Но оборвать ход рассуждений на этом — значит показать свое невежество и нежелание думать. — Генерал вновь напрягся, и на Вана снова повеяло холодком. — Может ли образованный человек хоть на одну минуту поверить, что господа империалисты и ревизионисты будут сидеть сложа руки? Разве они откажутся от своей выгоды? Сами знаете!

— Да, отлично знаю, — запинаясь, вымолвил Ван. Он вспомнил своего отца, еще юношей получившего ранение на корейской войне с американцами, а потом сгинувшего у русских в сибирском лагере, куда тот попал как офицер. Вспомнил советские штурмовики, которые с воем распарывали небо над головой маленького мальчика, плакавшего о своем отце и зажимавшего уши от страха…

«Я все еще надеюсь… — думал он. — Я помню Токийский договор о военном управлении, страшный голод… Все это казалось мне испытаниями, пролагающими путь к светлому будущему, когда Китай не будет больше находиться в окружении демонов. Ведь они были, эти демоны! Хотя я не сомневаюсь, что подавляющее большинство живущих на земле — честные люди доброй воли… Да, прав генерал Чу. Преждевременный рассвет может пробудить демонов ночи и довести их до безумия».

Ван наконец разжал губы.

— Я все понял, товарищ генерал. Мы должны действовать с предельной осторожностью.

— И не нужно забывать, — сказал генерал Чу, — что американцы могут, скажем, обмануть сигманца, и, введенный в заблуждение, тот обратит оружие против нас. Но более вероятно, что он даст им решение многих технических проблем, не зная, что раскрывается перед империалистами. Как сказал председатель Сун, мы не можем слепо полагаться на мнение, что на столь отличной от Земли планете цивилизация шла тем же путем, что и наша. Нам известно лишь то, что сигманцы всегда были настоящими коммунистами, стремящимися к миру, или долго были таковыми, прежде чем переросли коммунистическое устройство общества.

— Я не пропущу ни единого слова на звездолете, — пообещал Ван. — Может, нужно добиваться моратория на выуживание технической информации?

— Это решат, — твердо сказал генерал и ткнул перед собой сигаретой, словно штыком: — Еще неизвестно, какие у сигманца намерения и как он начнет действовать. И вообще, учению Маркса — Ленина — Мао нужно следовать с умом, а не как догме. Может, звездолет построили вовсе не сигманцы. Может, они, как пираты, захватили чужой корабль, обманув прежних хозяев и выудив у них секреты управления. И разве не подозрительно само это существо, отважившееся в одиночку на многолетний космический перелет?

— Если в одиночку.

— А если нет, то почему его товарищи не показываются?

— Трудно понять существо, которое мыслит совершенно иначе, чем мы, — мрачно заметил Ван. — Я и сам не раз задавался этим вопросом и говорил, что меня ставит в тупик это одиночное путешествие. Разум, чувства, как ни назови, подразумевают необходимость контакта, хотя бы на самом общем уровне, подразумевают необходимость общения. Что есть мышление, как не процесс создания символов и манипуляция ими? Примитивные существа без подсознательной тяги к общению, то есть без инстинкта, который подчас сильнее инстинктов размножения и самосохранения, как, скажем, у настоящих коммунистов, которые готовы жертвовать собой ради идеи, — такая примитивная раса вряд ли могла достичь человеческого уровня мышления. Они просто не вышли бы из животного состояния. Поэтому, я думаю, сигманец просто обязан искать общения, чтобы поговорить с кем-нибудь и получить моральную поддержку, как вы и я. Боюсь, мы с вами от столь продолжительного одиночества, наверное, сошли бы с ума, товарищ генерал.

— Сейчас не время для лекций, — остановил его генерал Чу. — Полагаю, вы уяснили, что, во-первых, вам следует приложить все усилия, чтобы отвести любую опасность, и, естественно, использовать всякую возможность для скорейшего осуществления наших планов, которые в сложившейся ситуации позволяют надеяться на многое.

— Во имя народа! — произнес Ван, торжественно подняв руку. Формула клятвы мгновенно пришла ему на ум, но тут же несколько смутила его. Объясняя себе свое смущение, он решил, что повинен в этом груз ответственности, который он возложил на свои плечи.

— Действуйте со всей вашей энергией! Добейтесь разработки общего языка, — продолжал наставления генерал. — Если мы не отстанем от американцев, а еще лучше, если обойдем их, они не смогут одурачить ни нас, ни сигманца.

— Язык-то искусственный, — заметил Ван. — То есть сильно усеченный.

— Значит, вы должны занять лидирующие позиции в его доработке.

— Ну… — замялся Ван. — Я постараюсь. Моя скрытность сыграет, наверное, нам на руку. Доктор Кантер блестящий специалист, но она, главным образом, теоретик. У нее нет моего опыта практической работы со множеством языков. Правда, есть еще Серов, Дуклос и другие…

— Вот именно! — взволнованно произнес генерал. — Я думаю, рано или поздно вам удастся переговорить с сигманцем с глазу на глаз, когда никто не подслушивает. И тогда вы объясните ему что и как. Конечно, нужно дождаться удобного случая. А сейчас следует добиться хотя бы частичного отчета. Можете ли вы позвонить Кантер и попросить, чтобы она выслала свои материалы, пусть и не систематизированные?

— Попробую, — с сомнением произнес Ван. — Но возможно, ее начальство уже запретило ей. Даже если нет, ее просто так не возьмешь. Она вообще не любит показывать свои материалы, пока не приведет их в порядок. — Ван запнулся. — А не насторожит ли ее мой звонок?

Генерал затянулся сигаретой и, помедлив, согласился.

— Да, насторожит, — процедил он и раздавил окурок в переполненной пепельнице.

— Послушайте, товарищ генерал, — продолжил Ван уже более уверенно. Погруженный в размышления о предстоящих научных изысканиях, он на миг забыл о всеобщем человеческом безумии. — Я думаю, это уже не имеет значения. Доктор Кантер фактически дала мне всю информацию. Мои записи — точная копия ее записей. На моем рабочем столе уже лежат последние данные, полученные в соответствии с соглашением. Доктор Кантер ничего не скрывала от меня, причем я вовсе не вынуждал ее откровенничать со мной. У нас есть все, кроме ее математических выкладок и конечных формул, но теперь, когда нам точно известно, что именно нужно искать, я уверен, недели через три мы получим те же результаты. Любой аналитик с помощью компьютера…

— Отлично, профессор! — перебил его генерал, просветлев лицом. — За дело! Рабочий кабинет и помещение для отдыха вам будут предоставлены прямо в этом здании. Требуйте все необходимое и любых помощников.

— Что? — удивился Ван. — Я могу работать и дома. А если потребуются помощники, то в университете…