Мы с бабушкой аккуратно обнимаем маму и присаживаемся около ее кровати. Бабушка причитает об опасности на дороге и о безответственных водителях, при этом шуршит пакетами и достает скромные пожитки, которые мы успели собрать.
— Я так волновалась, — выдыхаю я. — Уже представила себе самое страшное.
— Все обошлось, — кивает мама. — С чем мне не повезло, так это с тем, что я не потеряла сознание после аварии.
Мама не продолжает свой рассказ, но я и так понимаю, почему именно ей не повезло. Причины может быть только две: боль и осознание того, что происходит вокруг.
— Соня, тебе придется задержаться у бабушки на некоторое время, потому что с такой ногой меня вряд ли скоро выпустят отсюда. Эту неделю еще можешь сидеть дома, но с понедельника нужно возвращаться в школу, потому что можешь многое пропустить.
Я думаю о том, во что мне обернется жизнь у бабушки. Бабушка всегда дома, поэтому у меня не получится отлучаться на прогулки с друзьями, да и деньги на обеды она мне не станет давать. Я вспоминаю, что Оля предлагала мне работу, и понимаю, что это отличная возможность и бывать где-то кроме школы и дома, и получать хоть какие-то копейки на самостоятельное существование.
Так как Егор не оставил мне своего номера, то я не могу с ним связаться и сообщить о намерении выйти на работу. Придется ждать до завтра, когда он приедет сам.
— Твои сотрудники целы? — спрашивает бабушка.
— Водитель погиб, — качает головой мама. — Удар машины пришелся на его сторону.
Она закрывает глаза и устало вздыхает.
— Знаю я таких безответственных водил! — вдруг подает голос тучная соседка по палате. — Мой бывший муженек как напивался, так постоянно в истории влипал. До таких серьезных аварий не доходило, но раз было, что он переехал нашу кошку, прямо во время того, как во двор въезжал, а на утро этого не помнил. Представляете? А кому ее кишки с асфальта соскребать? Не будет же он ручки марать!
У меня глаза на лоб лезут от ее слов. Смотрю на женщину несколько секунд, перевожу взгляд на застывшую и тоже явно ошарашенную бабушку, потом смотрю на маму, которую, кажется, ее слова абсолютно не удивили.
— Она все утро про своего бывшего мужа рассказывает, — тихо говорит мама.
Мне хочется прыснуть со смеху, но, кажется, сейчас это будет неуместно.
Мы сидим в палате еще около часа, разговариваем о разных мелочах. Мне просто нравится смотреть на маму и понимать, что с ней все хорошо. Относительно хорошо.
Иногда мой взгляд останавливается на сломанной ноге и множестве спиц, которые протыкают голень со всех сторон. Мама не подает виду, что ей больно, улыбается и болтает на самые разные темы. Только вот иногда в ее глазах мелькает страх и ужас, как будто она переживает аварию снова и снова. В такие моменты у нее на несколько секунд пропадает улыбка. И именно в такие моменты становится понятно, как именно она себя чувствует.
— Видно, что мы с тобой родственники, — говорю я и указываю на свое лицо с опухшей синей щекой.
— Да уж, не самый удачный пример, — отвечает мама.
Я чувствую, что сейчас, когда мама еще только отходит от шока, и когда ее воспоминания слишком свежи, мы с бабушкой лишние. Ей нужно пережить момент аварии столько раз, сколько потребуется для того, чтобы она смирилась с неизбежностью происходящего.
— Ну, нам пора, — говорю я.
Кроме всего прочего, мне тоже слишком сложно сидеть в этой палате и наблюдать за мамой. Мы разговариваем, как будто ничего не произошло, но над нами сгустились черные тучи, которые давят не только на затылок, но и на душу.
Для меня стало радостным открытием то, что сегодня бабушка и мама нормально общались и не сорились, как это обычно бывает во время их разговора, длящегося больше десяти минут.
Моя бабушка – слишком властны человек, который не терпит неповиновения. В свое время она была против брака мамы и моего отца, против профессии, выбранной мамой, против того, что она сама устраивала свою жизнь так, как считала нужным. Сейчас, годы спустя, она при любом удобном случае старается напомнить о том, что не такой жизни она хотела для своей дочери. Сегодня же она молчит, что только подчеркивает важность и трагичность происходящего.
— Мы приедем к тебе завтра, — обещаю я и целую маму в губы. — Хочешь, мы купить чего-нибудь вкусного, фруктов или тортик?
— Я хочу домашней сладкой выпечки, — мама смотрит на бабушку. — Помнишь, ты когда-то пекла булочки с карамельным сиропом? Я так и не смогла сделать такую же вкуснятину по твоему рецепту.
— Сделаю, — улыбается бабушка. — Давненько я их не пекла.
Мы еще раз целуемся и обнимаемся, прощаемся и выходим из палаты.
***
По приезду домой я сразу же отправляюсь к Вике. За три минуты дохожу до ее дома и во всю глотку зову ее, стоя у забора. Она выглядывает из-за входной двери и машет рукой, чтобы я заходила. Издалека я вижу, как от удивления расширяются ее глаза.
Я прохожу в дом, утопаю в ее объятиях, разуваюсь и сразу же прохожу в спальню.
— Что с тобой произошло? Ты знаешь, как я волновалась за тебя? Ты ушла с вечеринки, и ничего мне не сказала!
— Так волновалась, что даже ни разу не позвонила? — вырывается у меня.
— Я звонила тебе! — восклицает Вика. — Звонила много раз. Телефон был отключен, а потом вместо гудков появилась какая-то песенка…
— Песенка? Какая еще песенка?
— Да дурацкая песенка, как будто из фильмов ужасов. Я подумала, что это ты решила подшутить над нами.
— Позвони, пожалуйста, мне еще раз. Я хочу послушать. Кстати, могла бы додуматься позвонить на домашний номер.
Вика хмуро смотрит на меня, но все же достает телефон и набирает мой номер.
— А что с твоим телефоном? Он не с тобой?
Я ничего не отвечаю. Беру трубку и прикладываю к уху.
Сначала играет мелодия, напоминающая спокойную колыбельную с легкой игрой фортепиано и визгливыми нотками скрипки. Потом, как будто издалека, появляется голос девочки, которая распевает колыбельную:
Тихо-тихо пой.
Ты спрячься поскорее,
Он ведь знает, где твой дом,
Придет, когда стемнеет.
Тихо-тихо пой.
Ночь скрывает тени.
Он уже пришел к тебе,
Вот-вот откроет двери.
Тихо-тихо пой.
Твоя свеча истлеет.
Ты сгоришь в огне ночном,
Давай беги быстрее.
Я отбрасываю телефон так, что он падает на кровать. Вика смотрит на меня, как на умалишенную.
— Что происходит, Соня? — снова спрашивает она повышенным голосом.
— Я… нет, все нормально… — выдыхаю я. — Я просто испугалась.
Вика продолжает недоверчиво смотреть на меня.
— Оке-ей, — протяжно говорит она, будто верит моей болтовне. — Тогда расскажи, что с твоим лицом, и почему ты сбежала с клуба. И вообще, что ты здесь делаешь?
— Сделай мне чаю, — жалобно прошу я.
Вика кивает и уходит на кухню ставить чайник. Пока ее нет, я пытаюсь унять дрожь.
Невидимка настигает меня за каждым углом. Он появляется внезапно, когда я этого не ожидаю. За последние несколько дней у меня появляется паника от одной мысли о нем. А эта дрожь в руках? Да меня никто и никогда так не пугал, как этот урод!
В дверном проеме показывается Вика с двумя чашками чая в руках. Она отдает одну мне и садится на кровать, приглашая и меня присесть.
— Я хочу подробный рассказ о том, что случилось за последние два дня.
Я делаю глоток крепкого чая и раздумываю над тем, что мне ей сказать. Про Невидимку я рассказывать однозначно не собираюсь. Не хватало еще, чтобы Вика переживала за меня. Про Егора мне тоже рассказывать не хочется. Придется в очередной раз изменить историю и рассказать ее по-новому.
Так я и делаю. Рассказываю о Марке и его уродском поступке, о том, как я шла домой и на меня напали. Заканчиваю повествование сегодняшними событиями и тем, что с мамой, слава Богу, все хорошо. Мне уже порядком надоедает рассказывать одно и то же каждому, кто это хочет услышать.