— И не надо. По подсчетам разведки на полуострове не меньше 25 миллионов человек подходящего возраста и пола. Это дает нам лишних 150 дней для подготовки наступления. За это время мы сможем мобилизовать миллионы целинцев, надеть им ошейники и подготовить эту армию к боям.

Решение о мобилизации пленных солдат противника и мирных жителей Целины было принято с самого начала. Даже Тауберт с его склонностью к отрыву от реальности, понимал, что неполного миллиона бойцов слишком мало, чтобы контролировать страну с полуторамиллиардным населением.

Технически в такой мобилизации не было ничего сложного. Принцип тот же, что и с землянами. Ошейник, стреляющий маленькими пульками под челюсть, а при необходимости готовый разнести голову взрывом — отличное средство для приведения людей к повиновению.

— С этим никто не спорит, — произнес маршал Тауберт. — Мобилизация местных жителей необходима. Но что мешает вам проводить ее в ходе наступления и сразу же бросать новые контингенты в бой?

— Я еще раз повторю: нам мешает нехватка сил, неготовность личного состава и необеспеченность тылов. Вы не хуже меня знаете эрланские наставления. Действия четырех полевых легионов в наступлении должны поддерживать один артиллерийский легион, один воздушный, один морской и один оперативно-тыловой. Делим на четыре, и получается, что для наступления мне нужен еще как минимум один легион. А у меня его нет.

Пожилой эрланский полковник, сидящий рядом с главным гарантийным специалистом, приподнялся со своего места и сказал недовольным тоном:

— Эти наставления касаются военных действий при активном сопротивлении противника, который обладает сопоставимыми силами. А по данным разведки, легион маршала Тауберта по состоянию на сегодняшний день может наступать с запада или с юга до самого Центара, нигде не встречая организованного сопротивления.

— Ничего подобного, — тут же возразил с места генерал Сабуров. — По данным разведки, из 33 миллионов солдат и офицеров кадровой армии не меньше 15 на сегодняшний день находятся в западной и центральной части ЦНР.

— И как только фронт легиона растянется сверх допустимых пределов, они тут же подрежут нам тылы и перебьют всех, как куропаток, — подхватил генерал Бессонов.

— Но ведь можно наступать на Центар узким фронтом с юга, — заметил генерал по особым поручениям при особе маршала Тауберта — молодой энергичный гердианец. — От города Бранипорта до столицы меньше тысячи километров по прямой.

— В том то и дело, что по прямой, — отозвался Бессонов. — А там горы. Не то что наступать — даже высаживать легион негде.

Тяжелые челноки, с которых предстояло высаживаться на планету полевым частям, все относились к разряду «утюгов» — шаттлов на фотонной подушке, способных приземляться только на воду. Не лучше были и фотонные самолеты, которым для посадки требовались хорошо оборудованные полосы длиной в несколько километров. Что касается антигравитационных катеров, то их было всего по два на корабль — лишь флагманы и лидеры имели по четыре. Так что легион мог высаживаться только с моря, что сильно ограничивало его возможности.

— Мы не можем наступать на Центар ни через горы юга, ни через тропические леса юго-запада. Эти пути красиво смотрятся на карте, но я даже думать не хочу о том, что будет с легионом, когда он потянется колонной по единственной дороге через перевал или через джунгли между двух непроходимых болот. Наступать можно либо с запада, либо с востока. Но на востоке стоит кадровая армия, а на западе — облегченные силы из новобранцев и резервистов.

— Здесь и кроется ваша главная ошибка, генерал Бессонов, — объявил маршал Тауберт, подходя к большому экрану, где была высвечена подробная карта ЦНР.

Ткнув световой указкой в приграничную зону, Тауберт заговорил тоном, не допускающим возражений:

— Именно на востоке для легиона открывается великолепная возможность разгромить одним внезапным ударом всю кадровую армию Западной Целины, занять город Бранивой и развивать наступление дальше.

— Маршал-сан, но ведь вы сами неоднократно напоминали нам, что «Конкистадор» ждет первую партию пленных к сотому дню, — заметил генерал Бессонов, употребив переиначенную на японский манер эрланскую частицу вежливого обращения, которая странным образом прижилась легионе с первых дней, когда все путались, как называть друг друга — «господами» или «товарищами».

— При чем тут это? — не понял Тауберт.

— При том, что в приграничной полосе нет крупных городов, а из населения преобладают военные и заключенные. Отлавливать молодых женщин придется по деревням и поселкам, а это не так-то просто, если требуется наловить десять миллионов.

— В приграничной полосе от реки Амур до города Бранивоя 84 миллиона жителей, — возразил Тауберт, заглянув в электронную записную книжку. — Вполне достаточно для наших целей.

— Конечно, — кивнул Бессонов. — Но только в том случае, если нам к сотому дню удастся взять под контроль всю эту территорию. Миллион квадратных километров. По одному квадратному километру на каждого легионера.

— Если легион начнет операцию на 84-й день сосредоточения, то через неделю он будет в Бранивое, и в оставшиеся десять дней каждому легионеру надо будет ежедневно брать в плен по одной женщине и отправлять ее на побережье.

— У штаба легиона свои предположения на этот счет. Взять Бранивой через неделю можно только в двух случаях. Либо если мы заключим союз с Государством Амурским и отдадим ему большую часть фронта, а значит, и часть захваченной территории. Либо если целинцы впадут в совершенно неописуемую панику и побегут от врага, который в 20 раз слабее. Я с трудом представляю себе такой вариант.

— Вы много чего не представляете себе и о многом не хотите думать, — холодно произнес маршал Тауберт. — А я уверен, что целинцы побегут сразу же, как только мы ударим по их тылам и возникнет угроза окружения.

— Угроза окружения там в принципе не может возникнуть! — чуть не срываясь на крик, воскликнул Бессонов. Бывший оператор генштаба российской армии, он совершенно ясно видел то, чего маршал Тауберт с его умозрительными представлениями о войне никак не мог понять. — Мы можем наступать лишь двумя фронтами с побережья, а чтобы окружить противника и не дать ему возможности организовать осмысленное сопротивление, его войска необходимо разрезать в нескольких местах. Кто это будет делать? Разве что амурцы.

— Об этом не может быть и речи, — повысил голос и Тауберт.

— А почему, собственно? — неожиданно вклинился в разговор начальник полевого управления легиона Жуков Геннадий Кириллович, который до этого сидел тихо и незаметно. — Что тут плохого? Территорию амурцам отдадим? Так им же будет хуже. Вместо оборудованной границы по реке и горам у них будет чистое поле, которое им придется набить войсками. А мы их там потом и отрежем.

— Но вы ведь слышали, что генерал Бессонов говорил о пленных.

— А пусть генерал Бессонов берет пленных на Закатном полуострове. Он прав — там народу много, а места мало. Да и места все курортные — вот уж где женщин навалом.

По тону Жукова было трудно понять, шутит он или издевается. Или может быть, просто поддерживает план Бессонова в такой манере, чтобы Тауберт не догадался, что это поддержка, но при этом снял возражения против самого плана.

Во всяком случае, Бессонов остался спокоен, хотя знал, что генерал Жуков метит на его место или даже повыше. Он вообще был весьма амбициозен. Если другие земляне принимали генеральские звания и должности неохотно и в любом повышении видели прямую и непосредственную угрозу своей жизни (ведь ясно, что в случае неудачи Тауберт в первую очередь будет отыгрываться на генералах, а до солдат его гнев может и вовсе не дойти) — то Жуков, за месяц прыгнув из капитанов в генералы, вовсе не собирался на этом останавливаться.

Еще в день выделения ставки из состава легиона Геннадий Кириллович ставил вопрос о том, кто будет командовать войсками непосредственно. Номинально командиром легиона остался Тауберт, а фактически главным в легионе стал начальник штаба. Жуков же предлагал сделать все по правилам — чтобы у легиона был свой командующий из русских, а начштаба находился у него в подчинении.